И эта формула была безошибочно воспроизведена Ш. непосредственно, и такое же точное воспроизведение было получено через 15 лет (в 1949 г.), когда, также без всякого предупреждения, Ш. было предложено вспомнить ее.
(3) И июня 1936 года Ш. давал сеанс запоминания в одном из санаториев. Как он после рассказывал, ему была предложена самая трудная задача из всех, с которыми он сталкивался; однако он с успехом справился и с ней, и через 4 года снова воспроизвел этот сеанс.
Ш. было предложено запомнить длинный ряд, который состоял из бессмысленного чередования одних и тех же слогов.
1. МАВАНАСАНАВА
2. НАСАНАМАВА
3. CAНAMABAНA
4. ВАСАНАВАНАМА
5. НАВАНАВАСАМА
6. НАМАСАВАНА
7. САМАСАВАНА
8. НАСАМАВАМАНА и т. д.
Ш. воспроизвел этот ряд.
Через 4 года он по моей просьбе восстановил путь, который привел его к запоминанию. Вот его отчет.
«Осенью 1936 года у меня был сеанс, который я считал самым трудным из тех, которые я до тех пор давал перед зрителями. Тогда вы приклеили запись к листу бумаги и предложили мне описать сеанс. По независящим от меня обстоятельствам я лишь теперь, спустя свыше 4 лет, собрался, наконец, это сделать. Несмотря на то, что с тех пор прошло несколько лет, у меня все всплыло перед глазами с такой точностью, как будто сеанс имеет не четырехлетнюю, а четырехмесячную давность.
Во время сеансов ассистент зачитывал мне слова, расчленяя их на отдельные слоги: ма — ва — на — са — на — ва и т. д. Услыхав первое слово, я тут же оказался на дороге в лесу около местечка Мальта, где я в детстве жил на даче. Слева от меня на уровне глаз вспыхнула тончайшая серо-желтая линия (все согласные буквы построены на звуке «а»). На линии начали быстро появляться разноцветные, разного веса и плотности комки, брызги, пятна, лучи и прочее, изображающие буквы М, В, Н, С и т. д.
Произнесено второе слово.
Я сразу увидел те же согласные буквы, что и в первом слове, но расположенные в другом порядке. Повернул по дороге влево и продолжал горизонтальную линию.
Третье слово. Черт возьми! Опять то же самое, лишь порядок другой. Спрашиваю ассистента: «Много еще таких слов?». Ответ: «Почти все такие!». Я в затруднении. Многократная повторяемость 4-х согласных опирающихся на однообразную, примитивную по форме гласную А, колеблет мою обычную уверенность. Если для каждого слова менять тропинку в лесу, хорошо прощупать, обнюхать, просмотреть и вообще прочувствовать каждое пятно, — это поможет, но потребует добавочных секунд, — а на сцене каждая секунда дорога. Вижу чью-то улыбку. Улыбка превращается в острый шпиль; чувствую сильный укол, прямо в сердце. Решаю перейти на «мнемотехнику».
Улыбнувшись, прошу ассистента зачитать мне снова первые три слова целиком, не расчленяя их на слоги. Однообразная гласная А создает определенный ритм и ударения. У него получается; мава—наса—нава. Здесь запоминание пошло без пауз и в надлежащем сценическом темпе. Слушаю и вижу: мава наса нава:
1. МАВАНАСАНАВА. Моя квартирная хозяйка (МАВА), у которой я жил в Варшаве на Слизкой улице, высунулась в окно, выходящее во двор; левой рукой она указывает внутрь комнаты (НАСА), правой делает отрицательный жест (НАВА) еврею-старьевщику, стоявшему во дворе с мешком на правом плече, дескать, ничего для продажи нет. «Муви» — по-польски значит «говорить». «Наса» — условно по-русски «наша», я запомнил, что заменил «ш» на «с»; кроме того, когда хозяйка произнесла «наса» — передо мной блеснул оранжевый луч, характерный для звука «с». «Нава» — по-латышски означает «нет». Различные гласные не имели значения — ведь я знал, что между всеми согласными есть только «а».
2. НАСАНАМАВА. Старьевщик уже на улице, у ворот дома. Он в недоумении разводит руками, вспоминая слова хозяйки, что «нашим (наса) продать нечего», и указывает на стоящую рядом женщину с высоким бюстом — кормилицу («НАМА» — кормилица по-еврейски «а’ н’ам»). Прохожий возмущается и говорит: «вай» (ва): непохвально, мол, для старого еврея поглядывать на кормилицу.
3. САНАМАВАНА. Начало Слизкой улицы. Я — у Сухаревой башни со стороны Первой Мещанской (почему-то в сеансах запоминания я часто оказываюсь на этом углу). У ворот башни стоят сани (САНА), на них сидит моя квартирная хозяйка (Мава) и держит в руках длинную белую доску (НА), которую сквозь ворота башни кидает, но — куда? Длинная доска — трафаретный образ «НА»: «НАД» — та же доска, но выше человеческого роста, выше одноэтажных деревянных домов.
4. ВАСАНАВАНАМА. Ага! Вот на углу Колхозной площади и Сретенки — универмаг, у которого сидят сторожихи, моя знакомая белолицая молочница Василиса (Васа). Левой рукой она делает отрицательный жест, означающий, что магазин закрыт (НАВА). Этот жест относится к уже знакомой нам кормилице (НАМА), оказавшейся тут: она хотела войти в магазин.
5. НАВАНАВАСАМА. Эге, опять НАВА. Мгновенно у Сретенских ворот появляется огромная прозрачная человеческая голова, качающаяся, как маятник поперек улицы (трафаретный образ для запоминания «нет»). Вторая такая же голова качается ниже у Кузнецкого моста. На самой середине площади Дзержинского вырастает внушительная фигура — памятник русской купчихи (САМА — ведь в произведениях русских писателей так называли хозяйку).
6. НАМАСАМАВАНА. Снова ставить кормилицу и купчиху опасно. Спускаюсь к Театральному проезду. В сквере у Большого театра сидит библейская «Ноэми» (НАМА); она встает, в ее руках появляется большой белый самовар (САМА); она несет его к ванне (ВАНА), стоящей на тротуаре около «Восток-кино», ванна из жести, внутри белая, снаружи зеленоватая.
7. САМАСАВАНА. Какая простота! От ванны отходит крупная фигура купчихи (САМА), на которую накинут белый саван (САВАНА). Я уже стою около ванны; вижу ее спину. Она направляется к зданию, где Исторический музей. Что мне там предстоит? Сейчас увидим.
8. НАСАМАВАМАНА. Пустяки! Приходится больше комбинировать, чем запоминать. НАСА — неудачный воздушный образ. Прихвачу из соседней части слова. Интересно, что получится? «Н’шама» — по-древнееврейски «душа» (НАСАМА); душа в детстве представлялась мне в виде легких и печени, которые я часто видел на столе в кухне. Вот — у подъезда музея стоит стол, на котором лежит «душа» — легкие и печень, а дальше — тарелка с манной кашей. Восточный человек стоит у середины стола и кричит душе: «Вай-вай! (ВА) Опротивела манная каша!» (МАНА).
9. САНАМАВАНАМА. Наивная провокация! Сразу узнаю картину у Сухаревой башни (третье слово) с прибавлением частицы «ма» в конце. На участке между Историческим музеем и оградой Александровского сада устанавливаю в точности ту же картину, и на доску сажаю женщину с грудным ребенком — маму — (МА).
10. ВАНАСАНАВАНА. Хоть до утра продолжайте в том же духе! В Александровском саду, на центральной дорожке стоят две белые (в отличие от № 6) фарфоровые ванны (ВАНА — ВАНА). А между ними стоит санитарка в белом халате (САНА), вот и все!».
Вряд ли следует продолжать протокол. Однообразное чередование слогов заменяется красочными наглядными образами, и «считывание» этих образов не представляет никаких трудностей.
Через 8 лет (6 апреля 1944 года) мне пришлось — также без предупреждения предложить Ш. воспроизвести в памяти этот опыт, и он сделал это без всякого труда и без единой ошибки.
Чтение только что приведенных протоколов может создать естественное впечатление об огромной — хотя и очень своеобразной — логической работе, которую Ш. проводит над запоминаемым материалом.
Нет ничего более далекого от истины, чем такое впечатление. Вся большая и виртуозная работа, многочисленные примеры которой мы только что привели, носит у Ш. характер работы над образом или, как мы это обозначили в заголовке раздела — своеобразной эйдотехники, очень далекой от логических способов переработки получаемой информации. Именно поэтому Ш., исключительно сильный в разложении предложенного материала на осмысленные образы и в подборе этих образов, — оказывается совсем слабым в логической организации запоминаемого материала, и приемы его «эйдотехники» оказываются не имеющими ничего общего с логической «мнемотехникой», развитие и психологическое строение которой было предметом такого большого числа психологических исследований[3]. Этот факт можно легко показать на той удивительной диссоциации огромной образной памяти и полном игнорировании возможных приемов логического запоминания, которую можно было легко показать у Ш.
3
См. А. Н. Леонтьев. Развитие памяти. М, Изд-во Акад. Комвоспитания им. Крупской, 1931; его же. Проблемы развития психики. М., Изд-во Акад. пед. наук, РСФСР, 1959; А. С. Смирнов. Психология запоминания. М, Изд-во Акад. пед. наук, РСФСР, 1948 и др.