— Ладно, — кивнул он, все еще не отрываясь от моего приставучего пса.
Мы молча постояли еще какое-то время, прежде чем я заметил, как он вновь бросил осторожный взгляд на Фрэнки, а затем на меня. Но ничего не сказал, продолжая гладить моего лохматого зверя.
— Лаки? — спросил я спокойно. — Что на самом деле тебя беспокоит в Фрэнки?
— Нет, нет. Дело не в этом, — быстро произнес он. — Не в Фрэнки.
— Хорошо. Хочешь поговорить об этом? В чем бы дело ни было, — спросил я осторожно, вспоминая о том, что мне рассказал Беннет накануне.
От мысли, что те, кому доверили заботиться об этом парне, на самом деле жестоко с ним обращались, меня затошнило. Я хотел бы заверить его, что никто и никогда больше не посмеет прикоснуться к нему, но это было обещание, которое я не мог дать, пусть и чертовски этого хотел. Ради него самого… и ради Беннета.
Вместо ответа он еще активней начал поглаживать пса, бросая скрытные взгляды в сторону остальных ребят, которые упаковывали палатки. Мне вдруг пришло в голову, чтоон вообще не собирался говорить со мной о своих приемных родителях, уж слишком расслабленным и благодушным Лаки выглядел.
— Это просто… я имею в виду… Думаю, мне просто интересно…
Румянец начал расползаться на его щеках, и в этот момент он так напомнил мне Беннета, что я чуть не рассмеялся — такой же неуклюжий, неловкий и нетерпеливый. Поэтому я сделал то, что всегда делал по отношению к Беннету в таких ситуациях — незаметно сменил тему, чтобы дать ему немного времени собраться с мыслями.
— Слушай, ты не мог бы спуститься с Медведем к озеру, чтобы он напился, прежде чем мы отправимся в путь? Мне нужно перепроверить карты и убедиться, что у меня все готово.
Лаки вскинул голову и на его лице появилась ухмылка.
— Да, конечно. Давай, Медведь, пойдем.
Пока наблюдал, как они двое спускаются к воде, я поймал взгляд Беннета. Он убирал остатки нашего костра с прошлой ночи. Беннет улыбнулся мне и вопросительно выгнул бровь, указав кивком головы в сторону Лаки.
Я показал ему «ОК», а он тут же ответил мне быстрой комбинацией жестов, и я отчаянно попытался не расхохотаться, но моя попытка не увенчалась успехом. Громадная усмешка растянула его красивые губы, прежде чем он вновь вернулся к своему занятию.
Когда мы учились в пятом классе, я не смог попасть в класс испанского с остальными крутыми ребятами, так что вместо этого застрял в классе американского языка жестов. Я с дикими мучениями пытался изучить и запомнить хотя бы основы, пока Беннет, наконец, не устал от моего постоянного скулежа и не попытался помочь мне в этом. Мы посмотрели видео, чтобы научиться показывать жестами «Привет, меня зовут Зендер», и каждый раз после этого, когда что-то сбивало нас с толку или мы просто хотели заставить кого-то думать, будто общаемся тайным кодом, мы показывали друг другу именно это — «Привет, меня зовут Зендер».
Из-за этого мы не единожды влипали в неприятности, как в тот раз в средней школе, когда нам грозило путешествие в кабинет директора. В один прекрасный день мы играли в софтбол в спортзале и Беннет был подающим. Я показывал ему части этой фразы каждый раз, когда кто-то новенький брал биту, так что это выглядело будто я давал ему рекомендации о подаче, как в высшей лиге. Он одобрительно кивал или отрицательно качал головой и просил следующую, пока наши одноклассники не начали лезть на стену от бешенства. Беннет, наконец, не выдержал и начал так сильно смеяться, что меня просто вынесло, и я зашелся в приступе хохота вместе с ним, а тренер грозился привести директора, мистера Титвейлера. И поскольку ни один из нас не мог произнести фамилию директора не надорвав при этом задницу от смеха, мы умоляли тренера дать нам еще один шанс. Нам чудом удалось избежать наказания, и то лишь потому, что пришлось закрывать перчатками лицо всякий раз, когда мы смотрели друг на друга, пытаясь не зайтись в очередном приступе смеха.
Когда мне наконец удалось взять себя в руки и вернуться к проверке карт, Лаки уже возвращался с озера с заметно мокрым Медведем.
— Хэй, ты, большой балбес. Я же говорил тебе не купаться по утрам, — отчитал я гигантский пушистый шар. Он лишь высунул язык и ухмыльнулся мне напару с улыбающимся Лаки.
— Прости, Зендер. Я говорил ему не делать этого, но он меня не слушал.
— Конечно, конечно. Отличное оправдание. Ну, хотя бы ты не решил пойти за ним следом, — поддразнил я Лаки, протягивая ему копию карты. — Ты подумал о том, что хотел спросить у меня?
Он рассеянно провел рукой по волосам, а другой сунул карту в карман.
— Эм, да… Думаю… Это просто… Как понять, что это нормально, когда тебе кто-то нравится?
— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался я, хотя был уверен, что знаю, о чем идет речь.
— Ну, понимаешь… есть один парень, и он мне вроде как нравится. Но в прошлом он вел себя как конченый засранец по отношению ко мне. И мне было действительно неприятно из-за этого, это ранило меня, понимаешь?
— Да. Продолжай, — осторожно кивнул я.
— Ну, как ты решаешь, что можно простить, а что нет? Если тебе, типа кто-то нравится, и ты вроде как хочешь быть с ним, но все равно не можешь забыть то, что он говорил раньше, потому что это сильно задевало тебя.
— Во-первых, хочешь быть с ним как? Как друзья? Или чем-то больше? С… поцелуями? — я не посмел заикнуться о сексе, потому что был пока несколько не готов обсуждать эту тему с шестнадцатилетним подростком.
Его лицо залилось румянцем еще сильнее.
— С поцелуями.
— Ну, ты пока еще не достаточно взрослый, так что это не значит, что ты принимаешь окончательное судьбоносное решение. То есть, тебя на самом деле интересует, нормально ли получать удовольствие от физического контакта с кем-то, хотя в прошлом он говорил и делал дерьмовые вещи. Верно?
— Да, именно.
Я попытался тщательно обдумать правильный совет, чтобы не ляпнуть нечто такое, что могло запутать его еще больше или то, что он мог бы неправильно истолковать.
— Думаю, ты должен учитывать то, как он относится к тебе сейчас. По-прежнему негативно или его отношение изменилось? Многие люди кажутся не способными измениться, но в твоем возрасте все иначе. Есть те, которые иногда творят дерьмо, но при этом учатся на своих ошибках, понимаешь?
— Да, понимаю.
— Поэтому я не стану утверждать, что человек, который говорил тебе что-то плохое в прошлом не может быть прощен, потому что на самом деле думаю, стоит позволить людям меняться по мере их взросления и достижения ими зрелости. К тому же, когда носишь в себе обиду на кого-то, это причиняет больше боли тебе самому, чем тому, на кого ты злишься.
Стоило этим дурацким словам сорваться с языка, как мои внутренности свело спазмом из-за неожиданной знакомой тени собственных чувств, но я сделал все возможное, чтобы проигнорировать это.
— Так ты думаешь, что это нормально? — спросил Лаки.
— Что нормально? — рассеянно переспросил я, понимая, что вновь отыскал взглядом Беннета, который, очевидно, пока задерживал ребят, давая нам с Лаки поговорить наедине. Ни один из подростков до сих пор не подошел ко мне за своим заданием, но я знал, что у нас с Лаки осталось не так уж много времени до того, как Беннету перестанет удаваться сдерживать их.
— Целоваться с кем-то, — смущенно произнес Лаки.
— Это нормально, Лаки. Целоваться с кем-то нормально, — кивнул я, положив ладонь на его плечо и встретившись с ним взглядом. — Только… когда собираешься отдать кому-то все свое сердце, вот тогда стоит быть очень осторожным. Потому что обычно не требуется слишком много, чтобы его разбили.
— Именно это случилось с тобой?
Его вопрос застал меня врасплох, и я автоматически взглянул на Беннета. Именно это и произошло? Но возможно ли разбить свое сердце, если ты никогда на самом деле его не отдавал? Я заметил, как Беннет нахмурился, глядя на нас, и понял, что, должно быть, он уловил изменения в моем выражении лица. Его мягкая улыбка исчезла, а во взгляде промелькнуло беспокойство.