Понимая это, Главный штаб и стремился обеспечить повстанцев подготовленными, прошедшими боевую школу военачальниками и военными специалистами. Одним из первых появился приказ о регистрации белогвардейских офицеров и генералов (№ 4), затем последовали приказы о мобилизации подпрапорщиков, унтер-офицеров, фельдфебелей, вахмистров (№ 16), об обязательной регистрации пулеметчиков и сестер милосердия (№№ 16 и 24) и т. п:

Голод на командные кадры был настолько велик, а неорганизованность и небоеспособность отрядов так называемой Народной Армии настолько очевидны, что Гарнизонное собрание 19 марта 1921 года приняло решение: «Брать командный состав отовсюду, не считаясь с классовостью».

Вот вам и белогвардейское начало! Ссылка на решающую роль белогвардейцев нужна была, чтоб оправдать потери и поражения в регулярной Красной Армии. А побеждали крестьянские отряды не боевым мастерством, а яростью да числом.

Первым отделом, созданным в штабе, был мобилизационный отдел, а первым приказом штаба – приказ о мобилизации. Сначала призывались мужчины в возрасте от 18 до 35 лет. Впоследствии возрастная планка поднялась до 45 лет (приказ № 25). Не явившиеся на сборные пункты объявлялись дезертирами и предавались военно-полевому суду. Скидки на болезнь делались лишь тем, кто «совершенно не способен носить оружие». Насколько ретиво поначалу работал мобилизационный отдел, свидетельствует следующее объявление в № 4 «Голоса Народной Армии»: «Из-за призыва артистов на военную службу деятельность городского театра временно приостанавливается».

С помощью духовенства, купечества и мещан штаб попытался сформировать «добровольческие» воинские соединения из горожан (кавалерийский эскадрон, ударный отряд и т. д.).

Тоболяки не рвались в бой, добровольцев было мало. Об этом свидетельствуют статьи, фельетоны, письма с фронта, опубликованные в «Голосе Народной Армии». В них высмеивались горожане (особенно интеллигенция и рабочие) за то, что норовили отсидеться, переждать события, уклониться от мобилизации.

Заключительные строки одной из статей:

«Народ настойчиво ищет организатора и руководителя. Ищет, но... мало находит... Крестьяне до сих пор одни выносят на своих плечах всю тяжесть борьбы. Город и интеллигенция до сих пор стоят в стороне.

Отчего же?

Кто ответит?

Отвечайте!!!»

В другой статье подобные окрики сменяются открытыми угрозами рабочим и служащим Тобольска, которые не желали воевать.

Главный штаб выпустил специальное воззвание «К служащим», которое заканчивалось так:

«Хватит апатии и равнодушия. Околачивать пороги и бездельничать... Не прикрывайтесь службой, не отгораживайтесь болезнями. Не собирайте сплетни и слухи. Идите, и на фронте сами узнаете истинное положение дел».

Эсеровские идеологи не жалели усилий, не скупились на призывы, заверения и обещания, лишь бы вовлечь горожан в восстание.

Коряков сочинил пространное программное воззвание профсоюзов «От рабочих и служащих города Тобольска. К Народной Армии и ко всему трудовому крестьянству».

Это воззвание, изданное огромным тиражом, является великолепным камертоном идейной тональности, показателем пропагандистского мастерства, присущих печатной продукции Штаба.

Воззвание начинается беглым очерком истории крестьянства на Руси. Верно оценена реформа 1861 года, приведшая к безысходному положению крестьян России. Высказав в общем-то правильное положение о том, что от крестьянского корня берет свое начало рабочий класс, автор называет пролетария младшим братом крестьянина но труду и по крови. Далее идет столь же беглый и тоже верный очерк истории русского рабочего движения. Резко критикуются буржуазные порядки, обнажается антинародная сущность капиталистического государства, эксплуатирующего и порабощающего народ.

«...Рабочие поняли: их не защитит «ни бог, ни царь и ни герой». И завязалась тяжелая, почти непосильная борьба между трудом и капиталом. С голыми руками полуголодный рабочий пошел на приступ, чтобы взять вооруженную знанием, наукой, всей силой государства, всей мощью армии, полиции и жандармерии крепость капитализма...»

Поведав о поражениях и победах рабочего класса в этой борьбе, «Воззвание» подводит читателей к нынешним событиям, не боясь при этом высветить их негативную сторону:

«Городской рабочий видит, как оживились с восстанием крестьян, все черносотенные элементы, как часть духовенства, жаждущего государственного жалованья, мечтает о старых, романовских порядках, как радостно сияют лица спекулянтов-купцов и старых угнетателей городского рабочего - промышленников, как громко раздаются голоса старых царских защитников, натравливающих татар на русских, русских на евреев, крестьян на рабочих. И все это не может не тревожить городских рабочих, отдавших много сил и понесших многие жертвы в борьбе за освобождение народа от рабства самодержавия и труда – от рабства капитала...».

И лишь в заключительных строках «Воззвания» становится очевидной цель, ради которой оно и написано.

«Прям и благороден путь рабочего класса, и он пойдет по нему под своим Красным знаменем до конца, и на этом пути

Освобождения Труда и трудового крестьянства у Народной Армии нет и не будет более стойкого помощника».

Но какие рабочие на полукустарных предприятиях Тобольска, Сургута, Березово? Разобщенные. Далекие от политики. Не очистившиеся от мещанской шелухи. Их не «телешили» продразбойники, не давили повинности и к восстанию крестьян они относились без энтузиазма. Глазели на происходящее, как на занимательный спектакль, но быть его участниками не хотели. «Воззвание» Корякова горячей живой искрой пало в лужу непробиваемого ледяного равнодушия тобольских рабочих; пала искра и тут же погасла, воскреснув потом на столе следователя ГубЧК, как неопровержимое свидетельство контрреволюционной деятельности Корякова.

С первых дней своего существования Главный штаб многое сделал для обеспечения Народной Армии продовольствием, оружием, обмундированием. Военно-промышленный комитет подчинил себе все предприятия, производящие товары, потребные для армии (одежду, обувь, сбрую и т. д.), наложил свою лапу на запасы продовольствия, фуража, денег. С помощью «коряковского» профсоюза, КГС, Комитета Красного Креста и церковников штаб то и дело проводил «добровольные» поборы с населения денег, белья, фуража, лекарств, перевязочных материалов, оружия, лошадей и т. д.

Там, где дело касалось обеспечения повстанцев, штаб не только просил, но и...

Приказ начальника штаба Силина:

«Всем, умеющим шить сапоги и бродни, явиться в военно-промышленный комитет (улица Декабристов, дом Шапошникова). За неявку – к ответственности по законам военного времени...»

Таким же способом мобилизовывались шорники, кузнецы, мастера по изготовлению костылей и другие, нужные штабу специалисты.

Главный штаб заставлял домохозяек шить белье «партизанам»; стариков – чинить сапоги и пимы, гимназисток – ухаживать за ранеными в госпиталях.

Ахиллесовой пятой восставших была дисциплина. Своевольные сибирские мужики плохо ладили с боевым уставом. И Штаб потратил уйму сил на укрепление дисциплины и повышение боеспособности Народной Армии. Есть масса документов (приказов, воззваний, обращений), свидетельствующих об этом.

За пьянку и самогоноварение штаб угрожал всеми карами вплоть до расстрела (приказ № 10). Все, «кто нарушает порядок и допускает пьянство», объявлялись врагами народа.

Разбалтыванию дисциплины в рядах повстанцев немало способствовала выборность командного состава. Восставшие самовольно смещали, а иногда и расстреливали командира, вызвавшего их недовольство. (Вспомните созданную «партизанами» комиссию по наблюдению за действиями Желтовского, Силина, Сватоша).

В «Голосе Народной Армии» 25 марта появилась большая статья «Еще какие условия могут содействовать успеху на фронте». В ней подчеркивался партизанский характер войны, указывалось на отсутствие единого командования, разобщенность и неорганизованность действий повстанцев. Выдвигалось шесть основных принципов, которыми следовало руководствоваться всей Народной Армии: