— Она такие номера откалывает, а я, значит, пальцем ее не тронь? — недовольно пробасил Рамдаял.
— От кулаков твоих она сбежала. А будешь бить, опять сбежит.
Поднялся невообразимый гвалт. Одни кричали, что Рамдаял даже пальцем не должен трогать жену, другие доказывали, что ничего особенного не случилось: ну, проучил муж жену! Все так делают. Издревле считается: только страх может удержать жену от неверного шага. Третьи склонялись к тому, чтобы позвать сюда Радху, перед панчаятом все могут давать показания — и мужчины, и женщины. Если у нее есть что сказать в свое оправдание, пусть придет и скажет людям. Наконец кто-то отправился звать виновницу. Но Радха наотрез отказалась явиться на заседание. Члены панчаята стали в тупик. Стараясь перекричать друг друга, они все еще спорили, когда невдалеке появился какой-то человек. Припадая на правую ногу, он направлялся в их сторону. Человек подошел поближе, и все узнали портного Булакирама. На нем был новый пиджак, в руке он держал посох.
— Так это ж Булакирам! — захохотал Матирам. — Не иначе как был на приеме у самого махараджи Джодхпура[18].
С появлением Булакирама атмосфера в панчаяте несколько разрядилась. Радостно улыбаясь, все принялись расспрашивать портного о здоровье, о том, как идут дела.
— Проходи сюда, пожалуйста, Булакирам, проходи, — радостно приветствовал портного Мульрадж.
Оказалось, Булаки обосновался в Руп-нагаре, где арендовал лавчонку, стоявшую прямо у шоссе. Рядом находился поселок строителей, среди которых было немало раджпутов. Чем занимается? Тем же, чем и раньше, — открыл пошивочную мастерскую.
— К нам-то каким ветром занесло? — поинтересовался Мульрадж.
— До меня дошли слухи, что сегодня у вас панчаят заседает, вот я и пришел. Правды искать пришел. — У Булаки что-то булькнуло в горле, и, резко взмахнув рукой, он выпалил: — Чаудхри обманом выманил у меня девятьсот рупий!
— Как же ему это удалось, Булаки?
— Как? Он обещал выдать за меня свою дочь. Вот как!
— Но это же грабеж! — сочувственно качая головой, возмущенно проговорил Матирам.
— Что ж ты молчал до сих пор? — вступил в разговор Рамдаял. — Такое пережить!
Все знали, что Булаки женится не в первый раз и не впервые с него берут выкуп.
— Что пережить пришлось, о том сейчас и речи нет, — ободренный словами сочувствия, заговорил Булакирам. — Три раза обещал — и трижды обманывал. Я-то молчу, а будь на моем месте кто другой — живо б за решетку его упрятал.
— Что верно, то верно, — поддакнул ему Матирам и, покосившись на сидевшего рядом Рамдаяла, улыбнулся. — Вот с того самого дня Булаки и не снимает нарядный пиджак. Как знать, может, прямо завтра и свадьба…
— А новый пиджак, Булаки, снимешь, когда жена переступит порог твоего дома? — насмешливо бросил кто-то.
— Ты истинный раджпут, Булаки! Храни честь раджпутов, Булакирам, и мы все как один поддержим тебя.
Лицо портного расплылось в довольной улыбке. Вроде бы каждый сам за себя, а вот сумели же понять чужое горе и посочувствовали. Булаки действительно дал зарок: он снимет новый пиджак в тот самый день, когда Басанти войдет в его дом.
Разногласий между членами панчаята как не бывало. И даже задиристый Будхрадж, только что сцепившийся с Мульраджем, присоединился к общему мнению.
— Хиралала позвать бы, — предложил кто-то. — А то забился в свою мазанку и носа не кажет, а тут вся работа встала.
— Люди, идите сюда! Спешите! — вдруг стал выкрикивать сидевший рядом с Будхраджем насмешник Ганеш. — К нам пожаловал Булакирам! Мужчины и женщины, старики и дети! Торопитесь! Спешите сюда!
Продолжая разыгрывать Булакирама, Матирам поднял из-под ног камень и, проведя по земле глубокую борозду, торжественно возгласил:
— Дело яснее ясного, братья! — Смеющимися глазами он обвел собравшихся. — Честь Булакирама — это наша с вами честь.
— Но сначала я хотел бы спросить его, — величественно тряхнув тюрбаном, вмешался Мульрадж. — Если Чаудхри трижды обманывал его, почему он ни разу не сказал нам?
— Правильно, почему не сообщил нам? Сообщи он вовремя, жена давно б была уж на сносях.
Кое-кто из сидящих тихонько прыснул.
— И вот еще какой вопрос задать ему надо: оказывается, он трижды собирался сыграть свадьбу, а почему ни разу не позвал нас? Я уж не говорю об угощенье, хоть бы поглядеть пригласил.
Со всех сторон неслись сочувственные возгласы, и в первые минуты Булаки даже растерялся. Раньше на него и внимания не обращали: перекинутся парой слов, и все, а вот сейчас он ощутил подлинный интерес к нему со стороны собратьев по касте. Они поняли, сердцем почувствовали его боль. И упреки их справедливы: не позвал на свадьбу — что верно, то верно. В надвигающихся сумерках он уже не мог разглядеть выражения лиц, однако в голосах ему слышалось искреннее сочувствие.
И, движимый чувством раскаяния, он протянул к ним обе руки и дрожащим от волнения голосом сказал:
— Бейте хоть сотню раз башмаком по моей дурной башке — руки не отведу. Виноват, извините великодушно. Я не раз, десять раз отблагодарю вас, только сделайте о чем прошу: пусть девчонка войдет в мой дом.
— Сложную задачу ты задал нам, — пробасил кто-то. — Я всегда говорил, что просто так Булакирам не придет, не такой человек.
Постепенно подходили новые люди — по одному, по двое.
— Свадьба, будем считать, у тебя состоялась, Булакирам, — сказал Мульрадж. — Ты нам все рассказал, и теперь этим делом займется панчаят.
— Договорились? — радостно воскликнул Булакирам.
— Наше слово твердое, что гранит, — торжественно произнес Матирам. И, сделав паузу, выразительно добавил: — По этому случаю не мешало б и сластями угостить…
— Чаудхри взял у меня девятьсот рупий, — размахивая руками, горячо заговорил портной. — Я готов доплатить ему остальные триста: сошлись на тысяче двухстах. Девчонке четырнадцать годочков. Я готов, но только пусть он больше не увиливает и не обманывает меня.
Привычным жестом сунув руку во внутренний карман пиджака, портной вытащил завернутую в платок пачку денег.
— Вашей милостью, деньжата у меня водятся, и душа у Булаки — широкая.
— Доброе дело никогда не надо откладывать, — перекрывая оживленный гомон, громко произнес Матирам. — Хороший выдался нынче денек. Мульрадж был на приеме у начальства… А тут вот еще наш Булакирам… Словом, на одном заседании два таких дела провернули. — И, обведя взглядом собравшихся, спросил: — Кто из нас самый младший? — Не дожидаясь ответа, обратился к сидевшему рядом юноше: — Вставай-ка, Ганеш, вставай. Возьми деньги у дяди Булаки, садись на велосипед Рамдаяла и привези два кило ладду[19].
— Да хватит и одного, наверно, — подал голос кто-то.
— Ну что вы, два кило! Только где взять их, вот вопрос. Поезжай-ка ты к кинотеатру «Натарадж», там у входа сидит продавец пенджабских сладостей. Попросишь два кило… — Матирам подумал немного и, обращаясь к сидящим, спросил: — Только ладду или, может, еще чего взять?
— Спроси у Булаки.
Рамдаял повернулся к портному:
— Чем больше сахару, тем слаще, ты сам это знаешь, Булакирам. Чем богаче угощенье, тем лучше будет сделано дело.
Мульрадж забеспокоился. На дармовщинку они готовы съесть хоть четыре кило, а потом, случись что не так, всю вину на него свалят.
— Хватит ладду, — решительно заявил он, — ничего больше не надо. На угощенье — ладду, так уж повелось исстари, а все остальное будем есть на свадьбе.
Ганеш вывел велосипед. Из мазанок потянулись люди. У портного было такое ощущение, будто идут приготовления к его свадьбе. Растроганный вниманием, он вынул из пачки еще две бумажки по десять рупий и сунул их в руку Ганешу.
— Только смотри, чтоб свежие были, — напутствовал юношу Матирам.
Когда Ганеша наконец проводили, Булакирам поведал собравшимся свою печальную историю.
— Трижды обманул меня Чаудхри, — дрогнувшим голосом начал он. — Промашку допустил я, братья: первым делом надо было идти к вам.