— Чепуха, никто не дружил с Гажаном, — перебил меня Ордэн. — Он использовал наши знания и вообще интересовался коллегами лишь в той мере, в какой они могли принести ему пользу. Даже не знаю, как бы вам объяснить поточнее… Гажан ни к кому не питал бескорыстной привязанности. Вы понимаете, что я имею в виду?

— Вполне. А как по-вашему, он был человеком тщеславным? Имел какие-нибудь амбиции?

— Только одну: разбогатеть, и как можно быстрее.

— Почему? Гажан очень нуждался в деньгах?

— Если не он сам, то по крайней мере его жена.

И снова у меня екнуло сердце. Но, странное дело, чем больше обвинений накапливалось против Эвелин, тем упорнее я выискивал смутные основания защитить и оправдать молодую женщину.

Ордэн, вероятно, что-то почувствовал в моем голосе, ибо кинул на меня довольно странный взгляд.

— Вы знакомы с мадам Гажан? — спросил я.

— Раньше, когда она еще работала на заводе, мы нередко виделись.

Я подумал, что сейчас он начнет рассказывать о прежних отношениях Эвелин с Турноном, — в провинции обожают судачить на подобные темы, но Ордэн оказался человеком благородным и не позволил себе ни малейших намеков на прошлое женщины, все более занимавшей мои помыслы.

— Эвелин очень красива, — продолжал он, — и мало кто у нас понял, почему ей вздумалось выйти за Гажана. Во всяком случае, удивились те, кто не догадывался о страстном желании нашего коллеги добиться успеха и о его готовности отказаться от любых радостей бытия ради скорейшего завершения работы.

— А как вы думаете, откуда у него эта страсть во что бы то ни стало достигнуть цели?

— Я думаю, Гажан хотел показать жене, что чего-то стоит, а кроме того…

Ордэн слегка замялся, но я продолжал настаивать:

— А кроме того?

— Возможно, для него это был единственный способ удержать супругу?

Вернувшись на площадь Родесс, я мог поразмыслить на досуге о том, как по-разному люди судят о ближних. И это привело меня к довольно своеобразным выводам насчет суда присяжных. Итак, два человека, обладающие высочайшими интеллектуальными способностями и многие годы проработавшие бок о бок со своим коллегой, придерживались о нем диаметрально противоположных мнений. Варанже, как, впрочем, и Турнон, считал инженера ничем не примечательной личностью, человеком слабым, лишенным индивидуальности и женатым на презиравшей его женщине. Зато с точки зрения Ордэна разыскиваемый мной инженер под заурядной внешностью скрывал несгибаемую волю, а заодно и, по-видимому, полную беспринципность. Оба моих недавних собеседника сходились лишь в одном: Марк безумно любил жену.

И однако это тройное расследование не продвинуло меня ни на шаг: я по-прежнему не мог составить ни малейшего представления о беглом инженере Марке Гажане, равно как о его привычках и склонностях. Но я ужасно упрям. И неудача, вместо того чтобы привести в уныние, заставляла еще более напряженно шевелить мозгами. Я вошел в первое попавшееся кафе и отыскал в справочнике телефон «Кольца Сатурна». К телефону подошел сам хозяин кабаре (я сразу узнал его голос).

— Алло?

— Здравствуйте, Сужаль. Вы все еще сердитесь на меня за вчерашний вечер?

— А, это вы?.. Какое вам дело, сержусь я или нет, чертов вы подонок?

— Просто я хочу попросить вас об одной услуге.

— Ну, знаете, в таком случае нахальства вам не занимать! А что за услуга?

— Она касается мадам Гажан.

Я чуть не назвал ее по имени, но вовремя прикусил язык.

— Неужели вам так трудно оставить ее в покое?

— Это зависит только от вас.

— Каким же образом?

— Именно это я и собираюсь вам объяснить.

Сужаль ответил не сразу, видимо обдумывая мои слова.

— Ладно… Заходите когда вздумается.

— А сейчас вас устроит?

— Милости прошу. Толкните дверь сбоку от входа, и лестница приведет вас прямо ко мне в кабинет.

— Считайте, что я уже выехал.

Мне посчастливилось сразу поймать свободное такси и без проволочек примчаться на свидание. Следуя рекомендациям Сужаля, я нашел боковую дверь рядом с главным входом и начал карабкаться по узкой и темной лестнице. Если там и был выключатель, то мне так и не удалось его обнаружить. Все же в конце концов я добрался до лестничной площадки и, чиркнув спичкой, разглядел на двери имя хозяина кабаре. Я постучал и, услышав приглашение войти, доверчиво открыл дверь. И совершенно напрасно, потому что не успел сделать и шагу, как на голову мне обрушилось что-то ужасно тяжелое и я рухнул, уткнувшись носом в ковер.

Не знаю, сколько времени я пролежал в полной прострации. Помню лишь, что в чувство меня привела какая-то обжигающая жидкость. Я чуть-чуть приоткрыл глаз: Сужаль, нагнувшись и приподняв мою голову, вливал мне в глотку виски. Я слишком ослаб и, не в силах отомстить за коварство, послушно глотал угощение. Как ни странно, виски оказалось превосходным. Сужаль остановился первым.

— Слушайте, приятель, уж не думаете ли вы, что я собираюсь извести на вас целую бутылку «Джонни Уокера»?

Я хмыкнул.

— Да вы еще и скряга, помимо всего прочего?

Он помог мне подняться и усадил в кресло.

— Вы что, пытались меня прикончить?

Сужаль рассмеялся:

— Я еще никого не убивал, но, надо думать, в подобном случае избрал бы более действенное средство, чем виски. Нет, приятель, мне просто хотелось расплатиться с вами за вчерашнее той же монетой. Вчера вы застали меня врасплох, а сегодня настал мой черед. Ну и теперь, если не возражаете, мы квиты. Согласны?

— Ладно.

По правде говоря, я слегка лицемерил, но, как известно, не всегда удается сделать хорошую мину при плохой игре.

— А сейчас, господин фараон, не угодно ли объяснить, что вам от меня понадобилось?

— Меня интересует ваше мнение о Марке Гажане.

— Что за бредовая мысль! А с какой точки зрения?

— Раз уж я не могу встретиться с самим инженером, мне бы хотелось с вашей помощью хотя бы составить о нем некоторое представление.

— Понимаю…

Он поудобнее устроился в кресле.

— Марк примерно моего роста, но гораздо худее и уже в плечах… На вид — типичный интеллектуал… Из тех, кто сам извиняется, когда ему наступят на ногу… Короче, безобидный малый! По крайней мере производил такое впечатление…

— Что вы имеете в виду?

— Мне всегда казалось, что Марк ведет двойную игру… И для меня, и для всех прочих Гажан был человеком не от мира сего, неудачником, совершенно неспособным действовать самостоятельно… и довольно жалким… Вы и представить себе не можете, сколько неловкостей он совершал, когда мы вместе ездили на рыбалку! Порой казалось, Марк нарочно, с потрясающим упорством старался выставить себя на посмешище…

— И даже в присутствии жены?

— Да, и при ней — тоже! А это тем более странно, что Гажан привязан к Эвелин куда больше, чем она к нему.

— Мадам Гажан сама вам в этом призналась?

— Не то чтобы открыто, но я дружу с их семьей уже много лет. Есть признаки, которые никогда не обманывают.

— И тем не менее у вас сложилось впечатление, что Гажан с умыслом играет роль человека слабого и крайне неловкого?

— Да.

— И на чем основываются ваши подозрения?

— Трудно объяснить… На том, как менялось выражение лица Марка, когда он думал, что на него никто не обращает внимания. Наедине с собой он всегда выглядел куда мужественнее. Короче, Марк, по-моему, давным-давно замышлял какую-то пакость, так что его исчезновение меня не особенно удивило.

— Вас не было с Гажанами в то воскресенье, когда инженер сбежал?

— Нет… У меня есть загородный домик по ту сторону Аркашона, неподалеку от Гран Пикей. Там все устроено так, чтобы со всеми удобствами проводить выходные, особенно в погожие дни… Но Гажан — человек со странностями и, не довольствуясь летом, он таскал туда Эвелин то осенью, то зимой… ему, видите ли, хотелось покоя. У меня же в скверную погоду нет ни малейшего желания корчить из себя Робинзона. Хотите еще виски?