— Добрый вечер! Вы что, меня не узнаете? Это я, ваш племянник.
Обычно говорливый, Хералал молчал, глядя на него выпученными глазами. Молодой человек подошел ближе, и дикий крик вырвался из его груди. Вне себя от ужаса, он выбежал на улицу и остановился только у перекрестка, ведущего на ярко освещенный, людный проспект.
— Господин Санджей, ужин готов, — проговорил слуга.
Хозяин пробежал мимо него и закрылся в гостиной. Удивленный Динеш прислушался у дверей. Из комнаты доносились странные всхлипывающие звуки, звяканье стекла. Пожав плечами, слуга отправился на кухню.
Да, непонятные дела творятся в доме. Впрочем, кто этих господ разберет, чего у них на уме. Отказываются от вкусного ужина, да такой еды в деревне и не видели. Там приходится трудиться от зари до зари, а на обед — всего лишь пригоршня риса и лепешка. Кусок мяса позволяют себе в праздники, кто побогаче едят нежный кебаб. Динеш похлопал себя по приятно округлившемуся животу. Здесь он заметно поправился, скоро совсем растолстеет, будет похож на солидного человека, тогда и жениться можно будет, за такого парня любая пойдет.
Глава тридцать пятая
Мутная белая пелена постепенно рассеялась, потолок плавал над головой, потом остановился. Дикшит пытался понять, где находится — похоже на больницу. Он пошевелил рукой: кажется, работает. Может быть, попытаться встать? Ему удалось оторвать голову от подушки, но тут же он со стоном опустил ее.
В памяти постепенно всплывали эпизоды прошедшего дня. Избитые дети, злобный взгляд Санджея. Вот он уходит из мрачного дома, едет в офис, останавливается, выходит из машины, дальше — яркая вспышка, поглотившая весь мир, и покой…
Сбоку к нему наклонилось расплывчатое лицо. Адвокат напряг зрение и увидел прекрасную женщину, глядящую на него с тревогой и состраданием. Такие лица, наверное, у богинь, неужели все-таки вознесся на небеса?
— Вы меня слышите? Вы можете говорить?
Дикшит разинул рот, издав нечто похожее на писк котенка. Ему казалось, что он говорит ясно и отчетливо, но женщина положила руку ему на плечо и сказала:
— Вам лучше лежать спокойно, доктор сказал — опасности никакой нет, вы скоро поправитесь.
К адвокату придвинулось усатое лицо. Внимательно поглядев на больного, доктор произнес:
— Он начнет говорить через несколько дней. Повреждены голосовые связки. Вам лучше его не беспокоить. Я приду через несколько минут, постарайтесь закончить беседу к этому времени.
Доктор ушел. Женщина подсела ближе, участливо посмотрела ему в глаза. Дикшиту показалось, что в ее облике проглядывают знакомые черты, будто она состоит из двух человек. Один — жесткий, волевой, целеустремленный, другой — добрый, мягкий, с милыми, домашними повадками.
— Меня зовут Джотти, — сказала женщина.
Адвокат попытался вспомнить — нет, он не слышал такого имени. Возможно, память слишком слаба.
— Я задам вам всего лишь один вопрос, а вы мне ответите глазами. Если «да», то закройте, «нет» — оставьте открытыми. Вы меня поняли?
Дикшит на секунду сомкнул веки.
— Очень хорошо. Скажите, кто это с вами сделал. Я назову имя, а вы отвечайте «да» или «нет». — Она наклонилась к нему. — Это сделал Санджей?
Глаза раненого широко открылись, потом он сомкнул их.
— Я так и знала.
Кавита стояла у окна, прижавшись лбом к прохладному стеклу. С недавних пор она проводила так долгие томительные минуты в ожидании мамы. С этой точки хорошо была видна аллея, ведущая к дому, часть чугунной решетки и мелькающие на улице автомобили. Сколько раз девочка представляла себе, как ее мама идет по песчаной дорожке, улыбаясь и поправляя развевающийся от ветра платок.
— Когда ты увидишь маму, скажи сразу мне, — говорил Бобби.
— Конечно, скажу, — отвечала Кавита. — Ты рисуй, тебе нельзя отвлекаться.
Мальчик увлекся живописью. Лишенные занятий в школе, дети пытались учиться сами. Девочке хорошо давались точные науки, а ее брат рисовал целыми днями. Из-под его кисти выходили сказочные дворцы, кошки, собаки, битвы гигантских богов и портреты людей. Он изобразил в картинах все, что с ними происходило: вот искаженное злобой лицо Санджея, он кричит на детей, угрожает им смертью; вот хитрый Хералал говорит льстивые слова; Рам испуганно бежит по лестнице, на верхней площадке которой его ждет гибель от рук убийцы. Но чаще всего Бобби рисовал близких людей — отца, грустную Кавиту и маму, такую, какой он ее запомнил.
Если бы кто-нибудь увидел эти рисунки, он бы узнал все, что происходило с несчастными детьми.
— Бобби, — сказала девочка, не оборачиваясь, — ты знаешь, я очень боюсь дяди Санджея.
— Я тоже боюсь.
— Нет, я говорю, что он убил дядю Рама, и я боюсь, что он и до нас доберется.
— Но что же нам делать?
— Бежать прямо сейчас.
Мальчик отложил кисти и краски, посмотрел на сестру оживившимися глазами.
— Это было бы здорово, но мы уже один раз попробовали, и у нас ничего не получилось, а теперь мы под замком, словно в подземелье у людоеда.
Побарабанив пальцами по стеклу, Кавита сказала:
— Я, кажется, придумала. Только дай слово, что ты не испугаешься. Это будет опасно.
— Я готов.
Девочка взялась за задвижку, раздался щелчок, она потянула раму — и окно открылось.
— Вот как мы убежим, — сказала пленница, вдыхая полной грудью душистый воздух сада.
Подойдя к окну, брат посмотрел вниз. Этажи дома были очень высокие, взрослый человек еще мог бы отделаться переломами при падении, а детям пришлось бы гораздо хуже. Прямо под окнами шла полоса, выложенная огромными отшлифованными плитами. Бобби отпрянул от окна, переводя дыхание.
— Ну что, ты испугался?
— Нет, я не боюсь.
— Тогда иди за мной.
— Подожди, — остановил сестру мальчик. — Я мужчина, я пойду первым.
Он встал на подоконник, цепляясь тонкими пальцами за шероховатую стену, шагнул на карниз и оказался снаружи дома. Не удержавшись, мальчик посмотрел через плечо — земля внизу странно покачивалась, словно поверхность океана. Бобби попытался восстановить равновесие и зашатался.
— Держись! — раздался голос сестры.
Ее рука схватила беглеца за плечо, прижимая к спасительной стене.
— Только не смотри вниз!
— Я сам знаю.
Касаясь друг друга, дети пошли по узкому карнизу, опоясывающему здание. Они двигались крошечными шагами, царапаясь о шершавую поверхность стены. Здесь, на высоте, дул сильный ветер. Его неистовые порывы грозили сбросить беглецов на камни, но они упорно пробирались вперед.
Еще несколько шагов — и рука Бобби коснулась окна. К счастью, оно было открыто. Дети не знали, что они наткнулись на комнату Санджея.
— Лезь туда, — шепнула Кавита. — Я не пойду больше по этой ужасной стене, у меня кружится голова.
— Сейчас, сейчас, — забеспокоился мальчик. — Ты стой здесь, а я влезу и подам тебе руку.
Он ловко ухватился за раму и спрыгнул внутрь комнаты. Чуть отдышавшись, встал коленями на подоконник и протянул сестре дрожащую от напряжения руку:
— Держись!
Девочка ухватилась за брата, он дернул ее, но, видимо, слишком сильно. Ноги Кавиты соскользнули, она упала, больно ударившись о подоконник, и повисла над землей.
— Мамочка! Я сейчас упаду! — беглянка понимала, что кричать нельзя, иначе кто-нибудь может услышать, и плакала вполголоса.
— Кавита, держись! Не падай, сестричка!
Мальчик съехал по подоконнику, неумолимо вылезая наружу. Он весил меньше, чем сестра, и очень устал. Тяжесть тащила его вниз. Там не надо бороться, там можно отдохнуть.
Из последних сил девочка ухватилась за подоконник и начала подтягиваться, отвоевывая дюйм за дюймом у смерти. Она подтягивалась, потом ложилась всем телом на ребристую поверхность, немного отдыхала и вновь ползла. Вот ей удалось закинуть ногу на спасительный подоконник, упереться в раму. Немного передохнув, Кавита рванулась и вместе с братом упала на пол.