Они пели вместе, как прежде. Виджей начал танцевать, и все закружилось вокруг них. Девушка схватила его за руки, и вдруг они оторвались от земли и вознеслись над миром, как две большие птицы…

Часть вторая

Глава шестнадцатая

Роскошный «линкольн» остановился на глухой улице, неподалеку от узких кривых переулков «Черного города», состоящего из мешанины низких кирпичных домишек и бамбуковых хижин. В этих трущобах опасно появляться даже днем, а вечером тут хозяйничала шайка Асамхана.

Опустив боковое стекло, Делиб вслушивался в ночные звуки. Временами сюда еще доносились гудки автомобилей, звонки трамваев, но их перекрывало журчание грязноватой речонки Кувам, служившей здесь естественной канализацией. Она распространяла соответствующие запахи, заставившие бизнесмена поморщиться и закрыть окно.

Как ни вглядывался он, тот, с кем была назначена встреча, появился неожиданно, вырос, как из-под земли, мелькнув черной тенью.

— Ты меня напугал, Асамхан, — сказал Делиб, открывая дверцу.

— Многие боятся Асамхана, — прогудел тот низким голосом, садясь рядом с бизнесменом.

Сняв темные очки, Делиб искоса рассматривал знаменитого разбойника. Это был плотный мужчина огромной физической силы. Лицо, словно вырезанное, из грубого камня, узкая полоска усов, небольшие глаза, полуприкрытые тяжелыми веками.

Время от времени разбойник выполнял работу, которую ему поручал бизнесмен. Тот платил ему хорошо, и Асамхан делал свое дело точно и аккуратно.

— Так что тебе от меня нужно? — прогудел разбойник, нарушив молчание.

— Мне нужно, чтобы ты сел в тюрьму.

— Что? Ты шутишь?

— Нет, не шучу.

Асамхан оглянулся на заднее сиденье, будто там спряталась полицейская засада, и сказал:

— Говори яснее.

— Все очень просто и ясно. В тюрьме находится один человек, которого надо убрать. Ты попадаешь за решетку по какому-нибудь пустяковому делу, находишь этого человека, тихо отправляешь его на тот свет, и через некоторое время выходишь на свободу, имея в своем кармане на пятьдесят тысяч рупий больше, чем там было раньше.

Разбойник вытащил из-за пояса длинный нож, сверкнувший в лунном свете, задумчиво подрезал ноготь на большом пальце и убрал клинок обратно.

— Полиция идет за мной по пятам. Мне давно надо где-нибудь отсидеться. Что ж, лучшего места, чем тюрьма, мне не найти. Хорошо, как его зовут?

— Виджей Дэви.

— Считай, что он уже мертв.

Разбойник открыл дверцу и исчез во мгле. Как ни всматривался Делиб, не заметил, куда тот подевался. Лишь что-то ухнуло, и над головой бизнесмена пролетела ночная птица, бесшумно взмахивая черными крыльями. Делиб суеверно взглянул на нее, закрыл дверцу и поспешил убраться из опасного места.

Выехав на центральные улицы, ярко освещенные огнями рекламы, он еще раз просчитал все варианты — пожалуй, единственным слабым звеном является теперь Анита, она слишком много знает. Делиб не обольщался насчет преданности этой женщины, он понимал, что Анита легко может выдать любовника ради собственной выгоды. Что ж, он найдет способ, как укрепить и это слабое звено в его безопасности.

Асамхан родился в предгорьях Гималаев, там, где высоко в голубое небо вздымались семидесятиметровые серебристые ели. Стройные, как свечи, они стояли здесь, в кристально чистом воздухе, шелестя несчетными ярусами ветвей с темно-зеленой хвоей.

По склонам неслись бешеные реки, прыгая по огромным валунам, сотрясаясь от горных обвалов. Дальше они стекали на плоское дно долины, свободно разливая мутные воды, подмывая края осыпей, питая тенистые рощи и фруктовые сады своей влагой. В долине реки собирались в великолепные озера, окруженные плодородными землями, которые разрезались каналами. На берегах, словно возникшие из древних сказок, вырастали маленькие храмы из светло-желтого песчаника, вознося к солнцу высокие, ребристые башни — сикхары, поддерживаемые каменными изваяниями слонов.

На нешироком плоскогорье, в маленькой деревушке, жили родители Асамхана. Низкие дома прижались к земле, как бы спасаясь от диких ветров. Крестьяне возделывали поля грима — тибетского ячменя, выращивали абрикосы, желтеющие на низкорослых деревьях крошечных садов.

Трудно было жить в этих местах. Суровые горы не прощали ошибок, с легкостью сметая каменными обвалами поля, а ведь землю для них приходилось носить чуть ли не пригоршнями.

Под одним из таких обвалов погибли родители Асамхана. В тот день он проснулся рано. Для мальчика в хозяйстве находилось немало дел, Асамхан привык работать.

Он встал с чарпаи — деревянной кровати с сеткой из натянутых полосок кожи, откинув одеяло из грубой шерсти, и выглянул в крошечное оконце. Родители уже трудились в поле. Мальчик снял кусок ткани с низкого столика — там стоял заботливо приготовленный матерью завтрак — лепешка из поджаренной ячменной муки — цзамба, горсть сушеных абрикосов. В чайнике, завернутом для тепла в тряпки, грелась смесь из зеленого чая, молока, масла и соли. Это питье было отвратительным на вкус тех, кто пробовал его в первый раз, но мальчик пил с удовольствием калорийный, восстанавливающий силы напиток.

Когда Асамхан позавтракал и собирался уже выходить из дома, раздался гул и треск, как при грозе, привычной в этих местах. Земля дрогнула, словно пустой барабан, и страшный грохот пронесся над плоскогорьем.

Мальчик ощутил, как пол вырвался из-под его ног, он упал, больно ударившись затылком о кровать, и потерял сознание. Когда очнулся, его поразила непривычная тишина, звенящая в ушах. Асамхан подобрался к окну и выглянул наружу, чтобы посмотреть на отца и мать, работающих в поле.

Вместо зеленой полосы ячменя и согнутых фигурок родителей, он увидел громоздящиеся камни, над которыми витала туча серой пыли. Отец и мать были погребены под гранитной толщей. Так Асамхан стал сиротой. В тот же день он ушел в долину, не в силах оставаться в проклятом месте.

Каменные дома теснились вокруг каналов, нависая над грубой каменной кладкой, которую лизала вода. Все окна в трехэтажных домах по прихоти жильцов располагались на разном уровне. Плоские крыши из утрамбованной глины поросли травой и кустарником.

По каналам плавали многочисленные лодки, плоты, лодочные такси — шикары, огибая кучи мусора, выбрасываемые из домов. Там, где каналы расширялись и превращались в озера, зеленели плавучие огороды, выращенные на плотах из тростника.

Мальчик пришел в долину и долго бродил по узким улицам, с удивлением рассматривая необычный поселок. Он никогда раньше такого не видел. К полудню Асамхан съел последнюю лепешку, запив ее холодной водой из озера. Наступил вечер, надо было искать ночлег и еду.

Пестрый базар кипел толпами покупателей, продавцов и просто праздной публики, глазеющей на бесчисленные товары. Торговцы сидели под холщовыми навесами, бесстрастно ожидая клиентов. Чего только не было в их лавках — от разноцветных шелковых тканей, горящих всеми цветами радуги, до клинков из булатной стали.

Повсюду дымились котлы харчевен, расположившихся прямо под открытым небом. Оттуда доносился дразнящий запах ароматного риса, сдобренного специями, нана — свежих лепешек из пшеничной муки.

Мальчик с жадностью смотрел на эти незнакомые ему яства.

— Давай деньги или проходи! — гнали его торговцы, когда он подходил слишком близко к жаровне, на которой подпрыгивала только что выловленная рыба, приготавливаемая на глазах у клиента.

Лишь один крестьянин, въезжающий в город на скрипучей повозке, запряженной парой буйволов, сжалился над ребенком и бросил ему гроздь винограда. Вокруг было слишком много нищих и бродяг, всех не накормишь, но этот мальчишка был похож на сына крестьянина, который остался дома.

Подобрав в пыли виноград, Асамхан с жадностью съел его, но чувство голода не проходило, оно лишь притупилось. Он долго терпел, однако не выдержал, пробрался под деревянными лавками и стащил горячую лепешку. Конечно, неопытного мальчишку сразу заметили и с криками устремились в погоню. Асамхана выручили быстрые ноги, привыкшие прыгать по скалам, ему удалось затеряться в грязном лабиринте улиц. Так он стал вором.