Ответить ему я не успел: в меня влетело чьё-то безвольное тело, отвлекло от коварного врага. Последнему этого хватило: он сделал быстрый выпад, выбрав единственно удачный момент. Я провернулся боком, а потому меч вошёл глубоко в подреберье, между пластинами добрых стальных лат, прочертив под доспехом длинную полосу от лопатки до пояса. Сдавленно зарычав от давно забытой боли, резко развернулся, выбивая клинок из чужой руки, и выдернул меч из собственного бока, отбрасывая в сторону.

Альд сбежать не успел. Верный двуручник достал врага так же, как страдавшего в предсмертной агонии колдуна, разрубив кожаную кирасу у самой шеи. Этому повезло больше: острие рассекло жилы и сосуды, смерть его наступила тотчас.

Лишь тут я обернулся, охватывая быстрым взглядом поле битвы.

Плоская равнина с целительным источником теперь обезобразилась до неузнаваемости: опаленные камни, почерневшие скалы, залитый кровью снег, треснувший лёд. И почти у самого обрыва – Люсьен со своим нелепым посохом, жемчужина на котором потемнела до черноты, так же, как и лицо молодого мага. По искажённому лицу катились крупные капли пота, но помощь колдуну не требовалась: его противник-альд стоял на коленях, рыча и силясь выговорить хоть слово смертоносных заклинаний – и уже не мог.

Деметру и рыжеволосого предводителя альдов я не заметил, и лишь теперь вспомнил о том, кто отвлёк меня от противников.

Эллаэнис лежала у моих ног, отброшенная колдовским вихрем; глаза её были закрыты, белоснежные пряди разметались по камням – спутанные, обожжённые, с крупными каплями тёмной крови у висков. Нагнувшись, коснулся пальцами бьющейся жилки на открытой шее. Тотчас заправил двуручник за спину и поднял альдку на руки – унести подальше от поля битвы. Как только голова её коснулась моего плеча, мелькнула странная мысль – второй раз на руках ношу…

Я едва дошёл до озера и уложил бледную Эллу у деревьев, когда от обрыва раздался громкий в наступившей тишине голос:

– Силён, силён, псевдоадепт! Даже без своего посоха – силён. И непонятно, откуда черпаешь свою силу…

Я медленно двинулся в сторону обрыва, стараясь, чтобы снег не хрустнул под сапогом и камни не выдали осторожного приближения к цели. Рыжий на меня не смотрел – сосредоточил внимание на Люсьене, который, покончив со своим противником, напряжённо вглядывался в главного врага.

Последний из альдов удерживал за горло посиневшую Деметру на вытянутой руке, так, что колдунья всем корпусом отклонялась назад, нависая над пропастью. Кончики её сапог едва касались крутого обрыва, и бруттке пришлось ухватиться за руку своего же убийцы. Она даже не хрипела, цепляясь за жизнь из последних сил. И мне показалось – посерела бледная кожа, отдавая все соки по капле сомкнувшимся вокруг шеи пальцам.

– Отпусти её, – неуверенно потребовал Люсьен, выставляя посох перед собой.

Раздался резкий щелчок, и молодой маг зло вскрикнул, разжимая пальцы.

– Не получится, мой мальчик, – качнул головой альд, в то время как я сделал ещё несколько осторожных шагов вперёд. – Я прекрасно знаю, как выпивает магию твоя палка. Забудь. Я могущественнее тебя…

Я догадался, что последует за этим: рыжий нелюдь разомкнёт пальцы, и почти задохнувшаяся колдунья рухнет с обрыва. И Люсьен без своего посоха, верно, станет лёгкой добычей…

Альд наконец заметил меня, резко обернулся – длинные рыжие пряди хлестнули по серому лицу – и удивлённо выдохнул, когда сорвавшаяся с моих пальцев молния шипящей змеёй метнулась к нему.

К чести моих спутников, ни один из них не позволил оторопи возобладать над здравым смыслом. Мгновения хватило обоим: Деметра глотнула сквозь ослабшие пальцы мучителя живительный воздух, Люсьен вскинул ладонь, выкрикивая заклинание.

Рыжеволосого отбросило назад, прочь от обрыва, – и рука, ещё не отпустившая горло бруттской колдуньи, невольно потянула её за собой, дёрнув обратно на безопасную твердь. Там же Деметра и осталась, пережидая приступ сухого, надрывного кашля, в то время как Люсьен с перекошенным от напряжения лицом сделал несколько быстрых шагов вперёд.

Что делал молодой колдун, я не понимал – но то, как корчился от невидимых мук рыжий альд, сказало мне о многом. Но и я не позволил оторопи взять верх: выхватил двуручник из-за спины, раскрутил над головой…

– Нет! – хрипло выкрикнула Деметра.

Меч, уже почти опустившийся на голову вражеского колдуна, дрогнул в моих руках, отклонился от цели, царапнув кромку шлема и разрубив плотную кирасу на плече. Рыжий повалился наземь, клацая зубами. Победить Люсьена самоуверенному альду оказалось не под силу, что бы тот ни говорил: гильдия воспитывала прекрасных адептов, будущих свободных магов бескрайних земель.

– Он нам нужен живым, – отстранённо пояснил молодой брутт, подбирая свой посох. – Пока что…

Пока вязали по-прежнему обездвиженного альда, который всё силился, но так и не мог произнести ни слова, меня вопросами не донимали. Когда отволокли пленного к деревьям, где уже стояла, пошатываясь на нетвёрдых ногах, Эллаэнис, и я для надёжности дал рыжему предводителю нелюдей по макушке – заклятие заклятием, но я доверял лишь собственным методам – Деметра первой накинулась на меня, как рысь на близкую добычу:

– Ты – маг! Почему нам не говорил?

Я угрюмо молчал, лишь теперь осознавая случившееся. В тот момент продумать свои действия у меня не получилось: увидел врага, вспомнил нужные слова, сделал, как учил нахальный молодой брутт… и поразился результату не меньше окружающих. Вот только в отличие от них, чуда в своих действиях не увидел, и поступка этого стыдился, как и положено всякому честному человеку. Замарать свои руки и мысли тёмными силами – до такого ты, Сибранд, ещё не опускался…

– Говорил же – не такой он и деревянный! – хмыкнул Люсьен. – Поддаётся обучению! Хотя, по-честному, никогда бы не подумал…

– Быть не может! Я встречала самородков со стонгардской земли и почувствовала бы в нём искру! А он… он просто…

– Источник просыпается, – вдруг негромко, но так, что вокруг тотчас упала тишина, проговорила Элла. – Возможно, поэтому наш друг легко овладел… родной ему стихией. Сердце воздуха бьётся… всё громче…

И Деметра, и Люсьен мгновенно потеряли интерес к забавному недоразумению. Позабыв и про меня, и про альдского пленника, подошли к девушке, заглядывая ей в лицо. Эллаэнис стояла с закрытыми глазами и напряжённо хмурилась, кусая губы. Молчание затянулось; я заскучал. Сняв шлем, тряхнул головой, с благодарностью встречая холодный воздух: остудит горячие виски, взбодрит после жаркого боя.

Рыжий нелюдь в чувство приходить не собирался. Рука моя всегда была тяжёлой; в этот раз я силу свою и вовсе не рассчитал – двинул альда от души, не скупясь. Даже вражеский шлем для этого снять не поленился – чтобы удар уж точно цели не миновал. Отчего-то злился я на нелюдя больше, чем он того заслуживал; что-то возмущённое, гневное поднималось изнутри, когда я вспоминал высокомерного альда, едва не положившего обоих бруттских магов в одиночку… И как по капле выдавливал жизнь из неприветливой дочери Сильнейшего – тоже помнил.

В конце концов ждать мне надоело. Пока Эллаэнис колдовала, ни разу не шелохнувшись и не распахнув глаз, а двое её спутников что-то тихо обсуждали за девичьей спиной, я, не находя себе места, занялся делом: поймал испуганных коней, жмущихся у обрыва, привязал к обледеневшим деревцам. Альдские трупы перенёс подальше от Живых Ключей, за пределы равнины; обыскал да заложил камнями. Ни единого письма при нелюдях не оказалось; всё, что я нашёл – несколько самоцветов в карманах одного из них. Наших самоцветов, стонгардских – в альдских горах таких не сыщешь.

Пока я раздумывал над тем, как мне поступить дальше, и какие планы у моих бравых спутников – уже вечерело, и тени бросили свои краски на истоптанный за время боя снег и обледенелые скалы – Эллаэнис вдруг шумно вздохнула.

– Здесь, – с тихой уверенностью произнесла она, открывая глаза. – Как мы и думали. Это здесь…