...близ Салмидесса ночью темною

Взяли б фракийцы его

Чубатые,- у них он настрадался бы,

Рабскую пищу едя!

Пусть взяли бы его, закоченевшего,

Голого, в травах морских,

А он зубами, как собака, лязгал бы,

Лежа, без сил на песке

Ничком, среди прибоя волн бушующих.

 Если какому-нибудь кораблю удавалось чудом прорваться мимо Салмидесса, это еще не означало, что он в безопасности. На его пути лежали островки (в нынешнем Бургасском заливе), очень удобные для пиратских стоянок, и еще много ловушек вплоть до Истрии - города, где еще во II веке до н. э. пираты, морские и сухопутные, терроризировали все население.

 Корабли упорно плыли на север, все дальше и дальше...

 Флагманами греческих флотилий были моряки Милета, с незапамятных времен существовавшего в Ионии и процветавшего более других благодаря надежной защите своих гаваней от непрошенных гостей - противолежащему островку Ладе. Торговая аристократия и судовладельцы образовали в Милете собственную партию - эйнавтов, «вечных моряков» (так называли крупных морских негоциантов), даже свои деловые совещания устраивавших на кораблях. Милет владел четырьмя удобными гаванями и прекрасным рейдом, его мраморные пристани шириной восемнадцать метров обеспечивали одновременное проведение торговых операций в любых потребных масштабах. Этот город избрал северный путь колонизации - в Черное и Азовское моря, где основал несколько десятков колоний (по разным источникам - семьдесят пять или девяносто), и сосредоточил в своих руках львиную долю всей торговли. Авторитет Милета на черноморском побережье был так велик, что в 785 году до н. э. он с согласия ассирийцев основал одну из своих колоний на месте полузаброшенного ассирийского порта Синопы. Этот город стал ключевым пунктом их торговли.

 Общегреческое название Азовского моря - Меотида также принадлежит милетянам, имевшим прочные торговые связи с племенами, обитавшими на его восточных берегах и носившими у греков собирательное имя меотов (керкеты, тореты, синды, тарпеты, псессы, иксамиты, танаиты и другие).

 Между Илионом и финикийским Астиром, переименованным греками в Лампсак, процветала другая их колония - Абидос на одноименном скалистом мысу. На южном берегу Мраморного моря, на узком перешейке полуострова Капыдагы, сохранились развалины еще одной милетской колонии - Кизика, чье географическое положение сравнимо с положением Коринфа.

 Милетяне, по-видимому, были и первыми из греков (если не считать легендарных аргонавтов), кто открыл для средиземноморцев Колхиду. Мела, например, сообщает, что столицу Колхиды - Фасис выстроил милетя нин Фемистагор. Милетяне добирались от Синопы до Фасиса за два-три дня, но богатства Колхиды с лихвой окупали трудности путешествия. По словам Страбона, эта «страна замечательна не только своими плодами (за исключением меда, который большей частью горчит), но и всем необходимым для кораблестроения. Она производит много леса и сплавляет его по рекам. Жители выделывают много льняного полотна, пеньки, добывают воск и смолу». Корабли росли в Колхиде в готовом виде - с льняными парусами, пеньковым такелажем и материалами для конопачения! И действительно, именно здесь Митридат находил неисчерпаемые ресурсы для оснащения своего флота.

 По пути к Фасису греки основывали города с корабельными стоянками: Ризий - на берегу песчаной бухты, окаймленной лесистыми горами; Афины - у западного входного мыса в бухту, над которой господствует покрытая лесом двуглавая гора Хунартепе, а вход защищен грядой рифов; Архабий - на низком галечном берегу, ограниченном со стороны суши горой Котуниттепе и открывавшем прекрасный вид на снеговые горы Кавказа; Апсар - в двух километрах южнее устья Акампсиса, где начинаются отроги Восточнопонтийских гор. По рекам, особенно Фасису, они заплывали далеко в глубь страны и закладывали там торговые фактории и крепости.

 Не обнаружив на Кавказе золота - предмета их устремлений, греки шаг за шагом продвигались дальше к северу. Как альпинисты штурмуют вершины, вбивая в скалы крюк за крюком, так эллины штурмовали свое эльдорадо, продвигаясь от одной удобной бухты к другой. Устье любой реки служило им стоянкой, дающей пресную воду. Пляжный понтийский берег, густо поросший лесом, готов был в любую минуту приютить застигнутые бурей корабли. Прибрежные горы на всем их протяжении служили превосходными укрытиями и наблюдательными пунктами, позволяющими обнаружить неизвестный корабль, когда он еще плыл вне видимости береговой полосы.

 В VI веке до н. э. к северу от Фасиса, где жили дикие племена меланхленов («одетых в черные плащи») и кораксов («воронов»), милетяне заложили в устье Антемунты торговую факторию, быстро превратившуюся в город. Эта местность долгое время считалась краем обитаемой земли, по выражению Страбона, «где кораблям самый последний путь». Город вырос на фоне трех гор - Яштухорху, Бырц и Гварда. Это был счастливый знак. Такой же точно «трезубец Посейдона» дал власть над морем Массалии в западном Средиземноморье, Коринфу - в восточном. В новом море властвовали новые боги. В Фасисе поклонялись владыке морей Аполлону Гегемону, пришедшему в эти края через Малую Азию с Крита: милетяне были выходцами с этого острова, последовавшими на материк за изгнанным братом Миноса. Но всему Понту покровительствовали божественные близнецы - дети Зевса и братья Елены Прекрасной, участники похода аргонавтов. Греки называли их Кастором и Полидевком, римляне - Кастором и Поллуксом, те и другие - Диоскурами. Поэтому город назвали Диоскурией (или Диоскуриадой), а вскоре установили, что его основали возницы Диоскуров - Амфит и Телхий, как называет их Плиний, или Амфистрат и Рек (Крек), по данным Страбона, или Амфий и Керкий, если верить Солину. От этих возниц позднее выводило свою генеалогию самое воинственное в этих краях племя - гениохи, их название и означает по-гречески «возницы».

 Город действительно стал владыкой кавказского побережья и оставался им много лет спустя после запустения Фасиса. По свидетельству Тимосфена, сохраненному Плинием, в Диоскурию в птолемеевское время сходилось торговать триста народов (Страбон настаивает на другой цифре - семьдесят), а римляне постоянно держали там сто тридцать переводчиков. Быстрому росту и популярности Диоскурии, несомненно, в числе прочего способствовало гостеприимство милетян, которое даже нам может показаться неправдоподобным,- греки могли бы принять его за сказку. Сохранилось свидетельство Гераклида Понтийского - философа, поэта, грамматика, физика и астронома, ученика Платона и Аристотеля - о том, что милетские колонисты не только не причиняли вреда потерпевшим кораблекрушение, но помогали им вернуться на родину и даже давали денег на дорогу. Гераклид упоминает об этом применительно к Фасису, но вряд ли стоит сомневаться в том, что милетяне проводили одинаковую политику в принадлежавших им городах, особенно расположенных по соседству. Позднее их примеру последовали другие правители. По словам Полибия, царь галатов Кавар незадолго до гибели своего царства «обеспечил значительную безопасность купцам, приплывающим в Понт». Садал, по-видимому правитель астов, заключил в III веке до н. э. с правителем соседней Месембрии договор, гарантирующий потерпевшим кораблекрушение безопасность и сохранность их имущества и тем фактически поощривший плавания месембрийцев к Проливам. Вероятно, договор преследовал обоюдные интересы и открывал астам путь на север. Аналогичный договор заключил с жителями Коса вифинский царь Зиэлай.

 Во времена Плиния Диоскурия уже потеряла свое значение: сыграли роль Митридатовы войны и последовавшие за ними политические неурядицы. Переименованный в Себастополис, первоклассный порт превратился в третьеразрядную римскую крепость, а в начале VI века был захвачен Византией. Сходная судьба постигла город, расположенный севернее,- Питиунт.

 Как выглядели черноморские порты - неизвестно. Охотно описывая гавани Карфагена и Родоса, восхищаясь Пиреем или Александрией, прославляя Остию или Милет, античные авторы совершенно не уделяли внимания окраинам Ойкумены. Можно лишь догадываться, что представляла собой Диоскурия или Синопа при греках, и лишь приблизительно вообразить их внешний вид в римскую эпоху - после бесчисленных разрушений и реставраций.