- Артиллерист. Множественное проникающее осколочное ранение груди и живота. Сделали операцию; зашили кишки; почистили; удалили осколки, какие смогли… Внутреннее воспаление – сепсис… мы ничего не можем сделать… Не жилец… - тихо сказала медсестра.

- Рядовой. Осколочно-проникающее ранение головы. Раздроблена височная кость; срезана осколком теменная. Состояние – кома. Мы ничего не можем сделать… - в третий раз призналась она в бессилье…

- Два тазика с тёплой водой; полотенца или чистые тряпки для обтирания больного. Быстро ! Пусть тебе помогут !

- Я сейчас, товарищ майор ! Я быстро ! – выкрикнула девушка уже на бегу, распахивая дверь ! Подошёл к двери, посмотрел на бойца:

- Принеси сюда коробку с бинтами с разгружаемой машины. Скажешь военфельдшеру – приказ командира ! Пусть тебе кто-нибудь поможет принести коробку с моего сиденья…

Боец выдохнул – Принято ! – и побежал к выходу, а я подошёл к безнадёжным. Начну, пожалуй, с артиллериста – остальные подождут… Пришла Олеся с той самой, разбитной медсестрой… Два тазика с горячей водой; под мышками несколько чистых тряпок – видимо от простыней. Поблагодарил кивком и выпроводил санитарку. Подошёл к двери – боец вопросительно посмотрел на меня…

- Никого сюда не впускать, даже наших врачей ! Боец кивнул…

Взял у Олеси ножницы; разрезал бинты с боку… Наложил руку на место раны; подержал и резко рванул отрезанные бинты на себя. Да… Буро-фиолетовый вздувшийся рубец через весь живот; чёрное пятно вокруг него – размером с большую суповую тарелку… Стащили, с Олесей артиллериста на пол; повернул его на бок; присел за его спиной и положил ладонь на скользкий липкий шрам… Пустил в тело немного Чёрной силы. Шрам, под ладонью зашевелился, словно живой; из под ладони потекла по телу, на расстеленную тряпку буро-чёрно-жёлто-зелёная слизь… В нос шибанула отвратительная вонь – кадык непроизвольно дёрнулся; желудок сократился, выталкивая наружу содержимое. Удержал порыв, конечно… Негромкий стук об тряпку; второй, третий – из раны выпадали не вытащенные осколки… Наконец, даже чистая струйка красной крови прекратила течь: выдохнул сквозь зубы - вроде закончил… Перевернул раненого на спину; с трудом поднялся: ноги затекли от долгого сидения… Глаза Олеси – как большие блюдца. Сполоснул руки в тазике:

- Олеся: я посажу раненого – ты обмой рану и перебинтуй… - сказал громко, выводя девушку из ступора… Она метнулась за бинтами…

Пока она его обмывала – успел съесть шоколадку. Показал её девушке – она отрицательно замотала головой… А я, видимо, к вони уже привык… Положили раненого на кровать; перешли к рядовому с ранением в голову: тут всё было просто: наложил ладони на место раны; снял прилипшие бинты; обхватил рану ладонями и пустил внутрь силу… Дальше – она сама всё сделала: убрала последствия ранения; восстановила черепную кость – даже и ту, что отсекло осколком… Снова шоколад, даже Олеся съела несколько кусочков: открыл окно; проветрил немного комнату: застудить "пациентов" не побоялся: всё равно их отсюда вынесут… А танкиста мы заберём с собой… С ним пришлось повозиться дольше всех: Бинты прилипли почти ко всему телу и восстанавливать пришлось большую площадь кожного покрова… Но справился – а как иначе ?! И снова – шоколад…

Можно было бы, конечно, подпитывать уходящие силы за счёт Чёрной силы, но при регулярной подпитке появляется – уже убедился, зависимость, как от наркотика ! А мне это надо ? Олеся смотрела на меня, после моих операций – как на божество: с восхищением; обожанием и… страхом… Сказал строго и пустил внушение:

- Обо всём, что здесь видела – никому ! Иначе… Бортко отчаянно замотала головой; сделала пальцами жест по губам:

- Не сомневайтесь товарищ майор – я могила ! Вот и ладушки…

Вышел в коридор: невдалеке стоят три грации и Рощин: Романова; Мюллер; Москалёва… Все быстро подошли ко мне…

- Вас долго не было… - начала первой неугомонная Москалёва…

- Рядового и артиллериста – перенесите в палату. Бинты снять через три дня. Танкиста мы забираем к себе… Посмотрел на Грету…

- По медикаментам – всё, что непонятно перевела… Осмотрели тяжёлых: надо забрать пятерых – здесь они умрут завтра-послезавтра.

- Они не вынесут перевозки – умрут по дороге ! – воскликнула Тоня.

- Лейтенант ! Рощин вышел из-за спин девушек – пусть бойцы вынесут в коридор раненых, которых покажет наш капитан. На наших носилках. Москалёва раскрыла было рот, но я её резко оборвал:

- Это не обсуждается ! "Мадам" поджала губы, но промолчала…

Пока загружали раненых в кузов я к каждому прикоснулся, вливая немного Чёрной силы, чтобы они легко перенесли дорогу: пульс, там, проверил; на лоб ладонь положил с умным видом; веки приоткрыл пальцами… На выходе из госпиталя заметил двух стоящих кавалеристов – из начальства и несколько пожилых казаков – из раненых. Увидев меня, мазнули по мне откровенно неприязненными взглядами, а зам капитана – так неприкрыто злобным, не скрываясь: ну это понятно – дальше фронта не сошлют, а предъявить мне ему нечего. Ошибаешься дружок – ой как ты ошибаешься !.

- Капитан – подойди ко мне на пару слов ! Капитан нехотя подошёл ко мне, остановился в стойке "вольно" – даже не представился… Узнал я его: он – командир кавалерийского полка, перешёл на сторону немцев почти со всем полком и со знаменем полка. Несогласные остались на месте расположения – свои же уничтожили ! .

- Я знаю, капитан, что ты хочешь перейти к немцам… Он напрягся, насторожился, готовя себя к любой неожиданности. Продолжим…

- Знаю причину и знаю – кто тебя к этому подвёл… Но это – твоё личное дело. Только запомни – тебя за предательство всё равно достанут – как и твоих родных ! Первыми придётся ответить им, тем более что мы немцев победим ! Капитан иронично усмехнулся:

- Победите ? Как же – вон уже сколько российской земли отдали !

- Победим, капитан – победим ! Тяжело, трудно – но победим ! С твоей помощью – чуть раньше; с твоим предательством – чуть позже… Но как тебе быть – тебе решать: колхоз – дело добровольное… Кавалерист вздрогнул, как от удара плетью: видно мелькнуло в памяти то далёкое, недоброе воспоминание…

- Но если ты потянешь за собой весь полк, вернее остатки полка – то я тебя достану – где бы ты ни был ! И умирать ты будешь страшно !

- Я смерти не боюсь ! – презрительно бросил капитан. Я оскалился:

- Ты же казак, капитан и слышал казацкие байки. Тогда должен был и слышать – что такое "страшная" смерть ! Вот тут его проняло !

- Запомни всё, что я тебе сказал. ВСЁ запомни. И ещё: я слов на ветер не бросаю: будет тебе знамение свыше. Скоро… Поймёшь – хорошо… А не поймёшь – к страшной смерти не приготовишься. И вот ещё что - приедь ко мне - я многое тебе объясню. И не тяни ! 

Уже у самого броневика подбежала запыхавшаяся Олеся:

- Товарищ майор ! Вы к нам ещё приедете ? – дрожащим, от явной надежды, голосом спросила она. Не стал её обнадёживать:

- Не знаю Олеся… Война – сама видишь ! – развёл руками, сожалея.

- Да будь она проклята – разлучница ! – в сердцах выкрикнула Олеся. Краем глаза заметил внимательные взгляды моих медичек…

Вернулись в Трубачёвск за полночь. При въезде в расположение подбежал начальник караула с докладом:

- Товарищ командир ! У нас в каптёрке сидит посыльный от командарма 3й армии с пакетом. Уже в который раз приезжает ! А в последний раз попросил остаться, вас дождаться ! Жалко – промёрзнет на холоде… А мы его разоружили; наручники на руки надели, да часового приставили… Да он и не против: всё не на холоде сидеть…

- Ну раз часового приставили – тогда ладно… - кивнул устало. Подошёл к грузовику с ранеными; хлопнул по брезенту.

- Что товарищ командир ? – высунулась Грета…

- Пусть ранеными займутся другие. Ты умойся и спать. Подъем - в 3.30. Выезжаем в 4.00 Это приказ ! Высунулась Романова:

- Я тоже с вами товарищ командир ! – бросила она непререкаемо.

- Да куда же мы без тебя то ?! – нашёл в себе силы пошутить…