Прижился ли? Да.

Мы его уважали? Да!

Ограничивали, воспитывали, осуждали? Нет!

Найдет ли он столь же подходящее ему место в мире?

А хрен его знает.

Я беру на себя слишком много, но есть вещи, которые просто знаешь. Куда бы он ни направил усталые ноги, где бы ни искал приют и убежище, тепло дома По-Плам будет преследовать его, как отголосок потерянного рая.

Уют дома По-Плам.

Свобода дома По-Плам.

В голове гудело. Бывает, думаешь о чем-то слишком долго, и настойчивая мысль, распухнув, перестает помешаться в черепной коробке и лезет через уши. Нужно прогуляться.

Я похлопала по плечу поющего Михея и показала пальцами, что ухожу. Тот рассеянно кивнул и сунул мне в руку травяной оберег в форме лохматой косички — теперь обитатели леса будут знать, что я своя. Конечно, какого-нибудь не вовремя проснувшегося голодного медведя это не остановит, но нам ли, русским, бояться медведей?

Матери заметили мои маневры и, отделившись от хора, подошли ко мне.

— Пойдешь гулять? — спросила Оливия с умеренной долей беспокойства.

— Угу. Давно в лесу не была.

— Нам пойти с тобой? — Матильда зябко куталась в палантин, оставив полушубок где-то у костра.

— Не нужно, я недалеко.

— Не заблудись, — мисс По заботливо поправила мой шарф.

— С незнакомыми дядями не разговаривай, — мисс Плам проверила наличие перчаток и накинула мне на голову капюшон от шубы.

— И не попадайся на глаза Великому Снежному Духу! — хором закончили ведбмы и захихикали, как озорные школьницы. В их смехе — и, не знай я их так, как знаю, ни за что бы не заметила — слышался легкий надлом. Достаточный, чтобы понять — не одну меня подкосил уход Ерша.

Обе по очереди обняли меня и отпустили с миром, умильно махая вслед кружевными платочками, пока совсем не скрылись из виду.

Ах, Карпаты…

С каждым шагом беспокойные мысли в голове становились тише, растворяясь в чернильном бархате ночи без остатка. Мало-помалу, пока не исчезло все, кроме хруста снега под ногами и моего тихого дыхания. Изо рта вырывались облачка густого пара, кончики ушей ощутимо подмерзли. То и дело из-за стволов деревьев показывались любопытные мордочки леших и сугробников. Обитатели леса, несмотря на угловатость форм, двигались бесшумно и грациозно, как отражения в воде, как бесплотные тени самой Бабушки Зимы.

Вскоре лес расступился, как занавес, и глазам открылась огромная поляна с неровными краями. На ней не было ничего, кроме нетронутой перины снега да лунного света, молочной рекой разлитого по его искристой поверхности.

Я поглубже вдохнула морозный лесной воздух, сбросила тяжелую шубу и шагнула вперед, погрузившись в снег почти по колено. Казалось, что я плыву в озере густого тумана, не чувствуя ни ног, ни холода. Лес медленно вращался, а с ним и Земля, и Млечный Путь, и далекие галактики… Ось самой Вселенной сейчас пронзала время и пространство у самых моих ног. Я вышла в центр поляны и, раскинув руки, упала в снег. Теперь ось Вселенной вращалась прямо в моей груди, и я неистово дышала этим волшебным лунным светом, этим лесом, этими звездами и морозом. В такую ночь невозможно думать о плохом. Вдруг тишина из полной стала абсолютной. В ней мое дыхание звучало, как раскаты грома. Кто-то шел ко мне из леса, и снег едва слышно хрустел под его ногами. Медленно-медленно в поле зрения появилась белоснежная голова с ветвистыми рогами и мягкой шерстью. В огромных оленьих глазах плескалась голубизна ледников, а длинное змееподобное туловище бесшумно извивалось, опираясь на длинные тонкие лапы.

Сам Великий Зимний Дух снова явился мне в эту волшебную ночь.

Я резко села, вспомнив нашу первую и вторую весьма нетрадиционные встречи. Великий Дух посмотрел на меня сначала правым, затем левым глазом и принюхался. Хотя выражение его морды нисколько не изменилось, мне показалось, что он ухмыляется. Если мне и стало неловко, то лишь на мгновение. Квиты мы, мой сохатый друг. Я протянула руку и коснулась неподвижной белой морды — словно сугроб погладила. Дух фыркнул, прошел мимо меня, отвесив хвостом легкий подзатыльник, и на самом краю поляны обернулся с видом: «Чего сидишь, бестолковая?». Я поспешила стать «толковой» и подбежала к нему, неуклюже загребая ногами, да и вообще была похожа на большой человекообразный сугроб. Великий Зимний дух тремя быстрыми ударами хвоста сбил с меня снег и побежал сквозь лес, по-крокодильи переставляя лапы. Я последовала за ним, серебристая спина то и дело пропадала из виду, снова появляясь то на верхушке ели, то далеко впереди. Сверкающие рога оставляли в воздухе яркий след, от скорости бега деревья сливались в сплошную стену, а дыхание даже не сбилось.

Наконец, мы выбежали на крошечную площадку над глубоким обрывом. На самом краю Великий Дух развернулся, боднул меня в грудь и бесшумной молнией скользнул прямо в пропасть, и казалось, что весь мир безмолвно смеется вместе с ним.

Я лежала на спине, раскинув руки, и тихо радовалась жизни. Снежинки продолжали падать, тая на щеках и кончике носа, в сапогах стремительно становилось мокро, волосы встали дыбом и, кажется, замерзли.

И тут в лесу раздался вой.

Я резко села. Этот звук стал последней каплей ночи, от которой она преобразовалась до неузнаваемости. От воя вибрировала грудная клетка и расширялись зрачки; снежные искры распадались на радужный спектр, а неподвижные деревья заулыбались. Лавина чистой жизни пронеслась по лесу вместе с этим голосом, переворачивая саму его суть с ног на голову.

А может, только меня.

Я прочувствовано завыла в ответ, извлекая звук едва ли не из пяток. Лес на миг умолк, затем песня раздалась снова, уже гораздо ближе. Когда вой стихал, я подхватывала, и вскоре к нашим голосам присоединился шум быстрых шагов. Еще несколько ударов сердца — и из-за еловых стволов полувыбежал, полувыкатился раскрасневшийся Ерш, без куртки, зато с шарфом. Оборотень ошалело посмотрел на меня и заржал, катаясь по снегу, как сумасшедший. Наверное, я была больше похожа на лешего, чем на человеческое существо, но и он ведь не лучше! Я визгливо рыкнула и запустила в парня крепким, на славу скатанным снежком и, как ни странно, попала! Ерш оскалился и прыгнул прямо на меня, еще больше вываляв в снегу нас обоих. Мы вертелись по площадке, как две змеи по серебряному блюду, зубы оборотня щелкали так близко к моей шее, что я чувствовала кожей горячее дыхание. Мы игрались бурно и неистово, как молодые волки, и вскоре в изнеможении упали на снег, бок о бок, любуясь танцем звезд и месяца. Ерш широко открыл рот, высунул язык и, как ребенок, поймал на него большую пушистую снежинку. Затем сцапал меня за капюшон и поцеловал, наполняя от макушки до пяток жаром с привкусом снега, а потом еще раз, и еще. Словно проверял — не сбегу ли. Ага, щас, только кроссовки надену, дурак…Хотя я тоже хороша.

Поймал. Теперь — держи изо всех сил, и никогда не жалей об этом, потому что я уж точно не разожму сомкнутые на твоей шее зубы.

Сердце стучало быстро-быстро, грозясь выскочить наружу, но грудь Ерша, крепко прижатая к моей, не оставила ему ни единого шанса. Я подумала, что, скорее всего, больше нигде не найду такого придурка. А еще…

Три плошки перца съем, если в тот момент мы оба не подумали одно и то же:

«Хрен вам! Не отпущу!».