Вот на фоне этого всеобщего траура как-то вечером, когда Коля с Толяном уже укладывались спать, дверь в модуль сначала дёрнулась, а потом с треском вылетела из своих петель. На пороге выросла огромная фигура спецназовца со стеклянными глазами, в которых казалось булькал авиационный спирт, основной увеселительный напиток на войне. Громила пробормотал что-то, хмуро оглядывая ребят, мирно расположившихся на койках.
— Что он сказал? — удивлённо разглядывая гостя, спросил Николай.
— По-моему, ему кажется, что он пришёл к себе домой, и он интересуется, какого чёрта мы делаем в его модуле, — ответил Толик.
— Объяснять что-то ему сейчас бесполезно. Он сейчас из нас котлеты делать будет. Интересно, где таких выращивают?
— Когда он тебя в узел завяжут, тебе уже будет всё равно.
— Договориться с ним, похоже, не удастся. Он же невменяемый!
— А что делать? Он сейчас нас грохнет и ему ничего за это не будет.
Спецназовец переводил взгляд с Николая на Толика, и его глаза медленно наливались яростью.
— Толик, у меня под кроватью автомат лежит. Ты его отвлеки как-то, а я попробую достать.
— Легко сказать, а как я его отвлеку? Он, смотри, на каждое движение реагирует. Даром, что пьяный. Ладно, на три-четыре я тянусь к тумбочке за пистолетом, а ты — давай.
Толик вытянул руку за пистолетом. Громила отреагировал мгновенно, купившись на такой простой трюк. Внешне расслабленная фигура мгновенно напряглась, сгруппировалась, и спецназовец прыгнул бы вперёд, если бы не щелчок затвора Колиного автомата. Его взгляд, до этого мутный и ничего не соображающий, прояснился. Он огляделся по сторонам, как бы не понимая, как он тут оказался, потом посмотрел на направленные в его сторону стволы, булькнул что-то неразборчивое и вышел из модуля. Ребята подпёрли дверь поленом и ещё долго не могли прийти в себя.
— Да, Коля, боишься от руки «духа» погибнуть, а тут чуть свой не пришиб.
— Нашёл своего. Агрессор какой-то. Если они через день, да каждый день будут вот так в гости заходить, до ближайшего духа не доживём. Интересно: это случайность, или такая милая традиция?
— Ладно, давай спать.
— Ага. Завтра старшине скажи, чтобы дверь отремонтировал, пока мы в парке будем. Ребята улеглись в кровати, прихватив, однако, с собой в постели автоматы.
До утра никто больше не беспокоил, если не считать того, что во сне Толик лёг на рукоятку затвора и теперь при каждом вдохе морщился от боли в рёбрах. В хлопотах прошёл весь день, и острота переживаний прошлой ночи как-то отошла на второй план. В приподнятом настроении друзья подошли к своему модулю.
— Смотри, старшина дверь отремонтировал на совесть!
— Да, почти, как новенькая. Молодец. Толик, ты в первом взводе обрати внимание на Горбунова. По-моему, этот боец свой КамАЗ не обслужил как следует. И вообще, не любит он технику. Как бы где на трассе не пришлось из-за него стоять. Да что ты встал! — воскликнул Николай, вдруг ткнувшись в спину внезапно остановившегося в проходе Толяна. Потом бросил взгляд через его плечо и сразу всё понял. В модуле, ставшем сразу очень тесным, на кровати Николая сидел вчерашний агрессор.
— И что теперь делать? — спросил Коля, — Он точно на разборки пришёл.
— Что делать? Ты командир, ты и решай. Сейчас он вспомнит, кто в него из автомата целился — и конец некоторым товарищам. Останется рота без командира.
— А ты сильно не радуйся. Кое кто в него из пистолета чуть не выстрелил. Быть роте и без зампотеха.
— Интересно, чем эти шифоньеры думают? Бицепсами, что ли?
— Ну уж точно не головой. Смотри какой лоб. Им только кирпичи ломать. Броня — четыре пальца, как у танка. Ты его задержи пока, а я за помощью сбегаю.
Спецназовец спокойно сидел и смотрел на перешёптывающихся друзей. Выдержав паузу, он. наконец, приступил к тому, зачем пришёл.
— Мужики, я это, к вам вчера случайно забрёл… Вы уж извините меня. Перебрал маленько.
— Да чего уж там! Мы не в обиде, — хором закивали друзья, мечтая, что бы этот опасный гость поскорее покинул их модуль.
— Спасибо, что не подстрелили. Обидно, знаете, от своей глупости домой в ящике вернуться. Я, это, принёс кое-что. Закусить найдётся?
— Конечно! — радостно засуетились ребята, поняв, что мордобитие на сегодня отменяется. На тумбочке, как по волшебству, появилась немудрёная закуска: чёрный хлеб, тушёнка, луковица и трёхлитровая банка с водой. Подняли за знакомство, потом — за спецназ, потом — третий тост, ну и так далее. Спецназовца звали Виталей. Виталя оказался очень весёлым, жизнерадостным и далеко не глупым человеком. Родом из интеллигентной ленинградской семьи, он был одним из тех, кто оказался заложником своей внешности. Неплохо разговаривающий по-английски, цитирующий Шиллера и Гёте, свободно разбирающийся в мировой и отечественной литературе, двухметровый Виталя, внешне похожий на неандертальца, производил пугающее впечатление. Однако, стоило поговорить с ним полчаса, о внешности буквально забываешь. Ребята подружились и их ежевечерние посиделки превратились в стойкую традицию, прерываемую только рейдами спецов или рейсами автобатовцев.
3
Магомед крепко растёр своё тело вафельным полотенцем так, как он привык это делать давно, ещё в военном училище. Тело привычно отозвалось на эту процедуру жаром по всем клеточкам. Короткий взгляд на мышцы принёс удовлетворение. Несмотря на сорок с маленьким хвостиком, и бицепсы, и трицепсы были вполне в тонусе. Быстро натянул на себя тёплый вязаный свитер и НАТОвский камуфляж, быстрым шагом прошёл в общую комнату, служившую одновременно приёмной и штабом. У двери уже давно переминался с ноги на ногу адъютант.
— Командир, ночью с поисков пришла группа Хамида. Он ждёт с докладом.
— Зови.
Адъютант исчез, и через минуту в комнату вошёл широкоплечий, коренастый, заросший бородой от глаз до самого кадыка, Хамид.
— Говори, Хамид, как сходили? — привычно обнявшись, проговорил Магомед, — Давай чаю попьём. Я ещё не завтракал, да и ты, наверное, тоже голодный.
Молодая азербайджанка, не поднимая глаз, проворно накрывала на стол.
— Прошлись по тылам, посмотрели что к чему. Русские потихоньку тропы перекрывают. Оседлали, проклятые, закрепились хорошо. В паре мест сунулись — не пройти. Позиции выбрали грамотно. Там взводом армию держать можно. Но ещё троп достаточно. На Бакинском направлении блокпост вырезали. Меньше спать надо. — Хамид хрипло засмеялся.
— А ну-ка покажи на карте. — Магомед сдвинул посуду в сторону и разложил перед собой карту-верстовку.
— Вот здесь, здесь, здесь и здесь. Потом в этом районе вот эти проходы, и ещё там и там.
— А блокпост где вырезали?
— Вон там. Мы пленных привели.
— Что, важные пленные? Знают что-нибудь?
— Да нет, просто, когда уходить уже собирались, двоих под нарами нашли — спрятаться решили, а об одного мы уже уходя, споткнулись. Пьяный возле бруствера валялся. Ну и решили прихватить. Пусть ребята позабавляются.
— Ладно, иди к ребятам.
Магомед скрупулезно стал наносить на карту места новых русских пикетов. Русские перекрывают всё новые и новые тропы. Конечно, Троп в горах ещё множество, но кольцо всё сжимается и сжимается. Он всем своим волчьим нутром чуял, что уходить надо из этого района. Да и свой человек докладывал, что на него русские охоту открыли. Опять на север рвать надо. Да вот в ушах до сих пор звучат слова Рахмуна о том, что растерял Магомед свой отряд на севере и сюда на юг сбежал. Гордость не позволяет уходить. Ничего. Даст Аллах, Магомед ещё покажет этим горе-воякам, полевым командирам доморощенным, как воевать надо. Аллах на его стороне. Размышления прервало неожиданное оживление за окном. Магомед вышел из дома и уселся в плетёном кресле— качалке, откуда-то принесённом его бойцами. Толпа, стоящая кругом, расступилась, и в центре круга он увидел троих русских. Их вид являл жалкое зрелище. Оборванная форма, в кровь избитые лица. «Именно так и должен выглядеть враг. Видно, не первый час развлекаются» — подумал Магомед: «А лучше, всё-таки враг смотрится с отрезанной головой». Он с интересом рассматривал пленных. Один из них внушал уважение, злобно сверкая единственным уцелевшим глазом вокруг. Второй тихо, по щенячьи скулил, пуская кровавые слюни и сопли и преданно заглядывая в лица своих мучителей. Третий молча стоял на подгибающихся ногах, тупо глядя себе под ноги. Приближался конец забаве. Как обычно, сейчас выйдет кто-нибудь из особо изобретательных бойцов и, на потеху зрителям, попробует на жертвах новые способы пыток, от которых неверные и скончаются в страшных муках. Магомеду вдруг надоело всё это зрелище. Он, обычно, даже поощрял подобные забавы. А сейчас, как обида подкатила к горлу. «Для чего всё это? Все эти лишения и постоянный риск, мои погибшие единоверцы? Просто месть проклятым гяурам, или нечто большее? О чём мечтал я, постигая нелёгкую военную науку в военном училище, или лёжа на нарах в неласковой зоне? Ведь мечтал я о том, что моя страна наконец сбросит с себя ярмо ненавистных русских. Вот она — цель, за которую не жалко и жизнь отдать. Эти доморощенные полевые командиры ничего не видят дальше своего носа. Им бы пузо бараном, да сундуки золотом награбленным набить. Неужели я опустился до их уровня? Нет. Мои цели гораздо выше. Мои бойцы — будущие солдаты свободной страны. А раз так, пора заканчивать с подобными забавами» — молнией пронеслось в его голове. Его отряд должен быть воинским подразделением, а не бандой садистов. И врагов убивать надо в бою, а не вот так. Как ему не хватает тех бойцов, бывших его солдат, с которыми он воевал там, на севере.