— Хмм, это не те поклонники. Вот был местный ловелас, что меня в рыгаловку местную под оригинальным названием «Отдохни», переделанную в «Сдохни», приглашал винца отведать, в первые же дни нашей жизни в Тилье, только не сложилось, а потом котишки за сплетни обо мне его каждый день метили, и пришлось бедолаге уезжать изТильи.

— Где он сейчас?

— Где-то у Громодана, он как раз тех змеек и подкинул нам.

— Надеюсь, получил, что причитается. Так. Потом Таши меня чуть не прибил за тебя и рассказал про роды, я ошалел, начал присматриваться. Приятно удивило, что ты спокойно восприняла мое общение с детьми, бесило, что ничего не просила, и не пыталась проявить хоть какой-то интерес. Вежливая, равнодушная со мной, и такая отзывчивая и веселая со всеми остальными. Ты знаешь, что Юллис без ума от тебя?

— Пройти за короткое время путь от неизвестного подмастерья до известного швея, обычная благодарность, не более.

— Вот, ты как птица, что у вас водится, голову в песок прячет, Стёпка говорил, забыл, как называется.

— Страус.

— Именно, просто не хочешь видеть, что тебе не нужно. На торжестве Косика то, что я не равнодушен к тебе, быстрее меня поняла эта ненормальная, оказывается, с детства влюбленная в своего кумира, девица, вот тогда я до трясучки испугался!

Он как-то ловко ухватил меня за руку, мгновение — и я у него на коленях.

— Вот так ловчее, — он уткнулся мне в макушку, — был очень неприятный разговор с Эффирским Повелителем, он, кстати, положил на тебя глаз.

— Как положил, так и забрал, не люблю слащавых и масляных мужиков, мне одного бабника хватает.

— А каких ты любишь?

— Нормальных, надёжных.

— Вот тогда и понял, что давно попал и пропал, признаюсь, — он хмыкнул, — у нас целый заговор образовался, как тебя убедить, что мы должны быть вместе, что я не мыслю своей жизни без вас.

— И возглавил заговорщиков небезызвестный мне Степан? А эти все интриганы приняли посильное участие?

Дим рассмеялся:

— И ещё Лучезар с Любавой. Они перед сном постоянно спрашивают, когда же я не буду уходить, и утром можно будет меня будить и щекотать?

— Обложили со всех сторон, ну, ладно, эти все, но Арди-то, серьёзнее всех и пошел на поводу у афериста-кота! Ну, вот что с ним делать? Выкрутится, вывернется, меня во всём обвинит, достал!

— Я вашу любовь-нелюбовь долго не понимал, а когда увидел, как он дерёт монстра, а потом, очнувшись, постоянно лежит возле тебя, восхитился. Он на тебе и детях помешан просто, как и я тоже. Я сейчас, как юнец прыщавый тащусь от того, что ты рядом, и могу тебя обнимать!

— А может обруч ваш не примет меня? Дим, я очень боюсь оказаться тебе не нужной, ну, какая из меня достойная супруга для правителя, я ж не того воспитания, зачем тебе, чтобы над тобой посмеивались из-за мезальянса? — как-то жалобно получилось у меня.

— Милая, так не ты для окружения, оно для тебя. Как ты захочешь, так и будет, мне фиолетово, что и как, лишь бы ты была рядом. Я всю оставшуюся жизнь хочу засыпать и просыпаться рядом с тобой, твой кот шикарное четверостишье прочитал как-то: «Как много тех, с кем можно лечь в постель, Как мало тех, с кем хочется проснуться!» Поверь мне и себе тоже, что всё у нас сложится!

Он развернул меня к себе и острожно, невесомо начал целовать щеки, глаза, уголок губ, приговаривая, — не хочу и не могу больше быть без тебя, без деток.

Я погладила его по щеке.

— А как же любовницы, фаворитки?

— Ну, если найдется такая, то пусть Стёпка раздерет мне лицо, милая моя звездочка, ведь «энтот прохиндей» половину БКС задействовал шпионить за мной ещё с тех дней, когда Лучика спасали. Я не умею сладкие речи говорить, когда увидел тебя там, в бухте… уверен был, что жизнь закончилась! Одна мысль в голове крутилась, что не успел тебе сказать, как ты мне нужна!

Теперь уже я начала его целовать и получила взамен сначала нежный поцелуй, а потом у нас, похоже, перемкнуло, как-то так, не отрываясь, добрели до спальни, я только и успела сказать:

— Дим, дети услышат!

— Я поставил полог тишины.

И всё, не помню, куда и как улетела одежда, остальное какими-то урывками. Вот я осторожно глажу шрамы, с восторгом и предвкушением дотрагиваюсь губами, до чего могу дотянуться, тут же теряюсь в вихре его рук и губ…я отдавала и получала, горела и плавилась, взлетала ввысь — всё было пропитано бесконечной нежностью и желанием раскрыться и отдать всю себя до самого донышка, каким-то шестым чувством ощущая, что это именно то, что должно быть — единение тел и душ. Потом я потерялась, казалось, что ещё вот-вот, и я перестану быть собой и стану миллионами частичек, ярких и легких… и, взлетев в поднебесье, взорвалась… и родилась вновь, как сверхновая звезда!

— Вот что значит пребывать наверху блаженства, — хрипловато прошептала я, уткнувшись Диму в грудь, тот выглядевший каким-то потрясенным тоже хрипло сказал:

— Не знал, что может быть так прекрасно, надеюсь, теперь поняла, что мы созданы друг для друга?

Уснуть удалось только под утро, которое наступило почему-то очень быстро. Набросив на себя халат, пошла приготовить завтрак — детки сегодня шли в школу, Дим обняв меня со спины целовал в шею:

— Мама, папа, вы наконец-то жениться будете?

Покраснев, повернулась к Лучику и, глядя в серьёзные зеленые глаза, только и сказала:

— Да!

— Юху-ху-ху! — подпрыгнул мой серьёзный мужичок и полетел к нам, обниматься, тут же прибежала Любава, я потрясённо смотрела на радующихся детей — а ведь таилась гаденькая мыслишка, что будут они ревновать меня.

— Мамочка, мы с папой всё время секретничали и говорили, а вот когда мамочка созреет, и станем мы жить вместе, Стёпка давно говорил, чтобы мы дали тебе созреть, а на свадьбу мы тебе самое красивое платье придумали уже, и папочке костюм и нам всем, — тараторила дочка.

Дим ласково погладил её по голове:

— Все наши секреты рассказала!

Та, прищурив один глаз, сказала:

— А женитеся вы, секретов уже нету, и давайте скорее нам сестричку или братика рожайте, чтоб Артёмка не важничал!

Ушли в школу радостные, Дим потащил меня в спальню.

— Величество, тебе разве государственные дела решать не надо?

— Моё самое важное государственное дело на сегодня — полностью заклеймить и залюбить одну весьма недоверчивую иномирскую женщину, на которую, как скажет Стёпка, озабоченное Величество семь месяцев пускал слюни.

Наивный повелитель, есть же кот, которого как в умножении всегда надо держать в уме.

— Ребятишки мои, вы всё утрясли? Дим, дай лапу, красава, у меня бы сил не хватило на такую долгую осаду. Надо признать, положа руку на сердце, что таких упрямых у меня и не было. Чё лыбисся, я б тебя и не выбрал в спутницы никогда, ты для меня типа Дуськи в кошачьем женском понимании. Правда, Дуська ещё дурее! Ладно, ладно… я очень рад, что тебя пристроил в надежные руки и объятья, пожалуй, Дим самый оптимальный вариант для тебя, не бухти, иди, папа благословит тебя!! А кто ж я ещё? Будя! Если без подначек — счастлив, наверное, это была моя самая давняя и почти невыполнимая мечта! Так, значицца…э-э-э хватит обниматься, она ещё не совсем здорова, ты мне её замучаешь, а у нас ещё много дел, лучше прислушайтесь, ничего не слышите необычного?

Мы прислушались, какой-то звук лился сверху, типа перезвона маленьких колокольчиков, я бы назвала это малиновым звоном.

— Так что одеваемся, прихорашиваемся, забираем деток и чешем к обручу! Меня, меня сначала надо прихорошить, не могу же я появиться на людях в раздолбайском виде!

Кого из нас к обручу должны вести? Похоже, Стёпку. Он вредничал, ворчал, заставил чесать его второй раз — не понравилось, как шерсть уложена, перемерял кучу бабочек, пока я не заорала, что выкину в окошко, не угомонился. Потом придирчиво выбирал наряд и причёску для меня, вот тут уже я упёрлась — пойду в чём хочу, опять бухтел, — хорошо, что пришли дети из школы, перекинулся на них.

Кота своего не узнавала совсем, пока Лучик не шепнул: