– Потом вспомнишь… Сейчас будь добра, мысли услышь!

– Чуф?

– Фырррррррррр… Тяф! Тяф-тяф!

– Что? Ты…Чуф, ты в своем уме? Я ж не лисица! Я не полезу…Туда…

Мы стояли довольно далеко от замка, хотя отсюда он был виден уже лучше. Страшный. Мрачный. Неприветливый… Идти туда не хотелось. Еще меньше хотелось лезть в узкую нору, перед которой остановилась лисица. Может, это просто инстинкт? Лисы живут в норах…

– По-другому в замок не попасть. Хочешь вернуться? – прошелестело в голове.

Я посмотрела в изумрудные глаза. В них была решимость. И какая-то боль. Эта боль появилась недавно. Уже дня три как Чуфи перестала исчезать по ночам. Все время была рядом. Я связывала это с плохой погодой и слабостью Жаннин, балующую ее куриными ножками. А может, дело не в этом? Надо идти.

– Фырррррррррр….

И мы нырнули в темную, плохо пахнущую нору. Ползти пришлось недолго – скоро лаз расширился, можно было уже передвигаться, согнувшись, а когда дошли до лестницы, ведущей вниз, и вовсе выпрямиться во весь рост.

Темно. Хорошо, что Чуфи видит в темноте. Наконец мы вышли к небольшой двери, за которой горели факелы. Отсветы огня были хорошо видны сквозь маленькое окошко с железными прутьями. Как… В камере. А может это и есть…

Стало страшно. Надо, наверное, открыть эту дверцу. А вдруг там…кто-то есть?

– Открывай! Там нет людей. Я не чувствую…

Чуфи от нетерпения стала рыть лапками землю. Ну хорошо, хорошо. Пошли…

Никого, и правда, не было. Никого из людей. В камерах по обе стороны узкого каменного коридора томились… лисицы! Но не такие, как Чуфи. Звери были серые, худые. В железных ошейниках шипами внутрь. Запекшаяся кровь. Серебряные обручи на лапах… Этот же сплав используется в кандалах, блокирующих магию, вспомнила я курс по судебному целительству. Зачем блокировать магию… лисицам?

– А ты, и правда, не понимаешь?

Взгляд Чуфи на мгновение стал настолько человеческим, что… Это, видимо, от недостатка кислорода. Здесь душно. У меня галлюцинации…

Вдруг узники заметались! Они стали рычать, выть, тяфкать, бросаться на железные прутья, разбивая морды и лапы в кровь… Что? Что случилось? И тут я поняла, что. Они увидели…меня.

– Тихо…Тихо, милые. Кто же вас так? Что случилось?

Тринадцать потрепанных животных. Каждый зверь – в одиночной камере. Один, самый крупный – с ярко-синими глазами…

Холод сковал позвоночник, сердце сжалось. Раймон?!

– Что за шум? – голос показался знакомым…

Я отступила в тень.

– Тихо! Заткнитесь!

Фигура застыла напротив камеры, где сидел синеглазый. Зверь взвыл, отлетел к стене. Стук железного ошейника о камень…

Все стихло. Я стояла, боясь пошевелиться. Чуфи куда-то исчезла. Чья-то сильная рука схватила за плечо, я закричала…

…

Боль в голове. Запястья…чем-то стянуты. И голос. Голос… Генри Бриггса:

– Ну, здравствуй, Рене. Как тебе мой мир? – спросил преподаватель истории столичного университета. Был он похож, и не похож на себя прежнего. Стал рыжим, как…Тирд?!

– Это… Тирдания? – горло саднило, видимо, от крика.

Он отрицательно покачал головой:

– Нет. На родину как-то не тянет. Там упорядоченно. Слишком правильно. И слишком… скучно. Эта вечная патетика, что надо врачевать не только тела людей, но и их души!

Мысли лениво шевелились в голове, причиняя боль. В какой-то момент я поняла, что вся эта история связана с миром нелюдимых целителей. Но то, что скромный Генри окажется тирданцем, да еще и будет стоять во главе заговора против империи. Это… абсурд!

Хорошо, что Чуфи успела сбежать. Может, приведет помощь?

– Нет. – Словно прочитав мои мысли (а может, так оно и было) отрезал маг. – Замок зачарован. Он никого не выпустит. Твоя лисица будет здесь скитаться вечно. Если, конечно, не надоест мне…

И, покачав головой, добавил:

– Надо было давно от нее избавиться. Столько планов отправились в Пустоту из-за рыжей лисички. Даже двух!

И с такой нежностью посмотрел на меня…

Я вздрогнула.

– Не переживай, Рене. На тебя у меня планы. А твоей лисице и подавно ничего не грозит. Я не могу вас убить. Считайте это моей слабостью!

Я выдохнула.

– Хотя, признаться, твоя рыжая бестия – это что-то! – мужчина зло улыбнулся. – Чуфи необычна даже для фамильяров тирдов. Они очень умны. Сообразительны. И бесконечно преданы. Вот только…откуда она у тебя? Ты ведь не знаешь о том, что тирданка?

– Что?! Я? Но…

– Силы тирдов в тебе много, но ты ей совершенно не обучена. Так откуда у тебя фамильяр? Вот только не надо мне рассказывать сказки о том, что в детстве ты нашла маленького лисенка и выходила его…

– Ты – тирд? Тирд – целитель?!

Он помрачнел:

– Я – не самый хороший представитель своего племени. Мне всегда были скучны их правила. Я рано ушел из дома… И, наверное, если бы не империя Тигвердов, нашел бы себя в чем-нибудь другом.

– То есть – изумрудные клещи… Змеи… – твоих рук дело?!

– Да. Хорошо получилось.

Он снова улыбнулся. Какая…злая улыбка! Когда-то она казалась такой светлой, искренней. Стихии… Неужели я любила этого человека?!

Я вспомнила лица вдов на императорском приеме. Синие отеки на ногах у детей…

– Не понимаю! – вырвалось у меня.

– Вы, имперцы, странные люди.

Только сейчас я начала осознавать, где нахожусь. Наверное, там, в подземелье, я потеряла сознание, и Генри перенес меня в замок. Мрачная, богато обставленная гостиная. Узкие окна-бойницы, забранные яркими красно-синими стеклами. Неудобные – даже на вид – тяжелые дубовые стулья.

Хоть бы подушечку подложил…

Огромный, будто распахнутая пасть дракона, камин. Казалось, сейчас я увижу во всполохах пламени алый язык, плотоядно облизывающий стены. Огонь за решеткой гудел ровно. Гулко. Торжественно.

В голосе Бриггса не было угрозы, гнева или ярости. Только удовлетворение от хорошо проделанной работы. Тирд продолжал говорить, отвернувшись к стене.

– Почему-то вы считаете, что только вы имеете право на месть. Только вы имеете право на жизнь. А если с этим кто-то не согласен – является славная команда под предводительством вашего супруга. Надеюсь, вы знаете, кто занял место главного имперского палача после того, как бастард императора решил стать счастливым семьянином?

Я молчала.

– Раймон – талантливый разведчик. Я бы даже сказал – гениальный. Представьте, во всех мирах, где он успел поработать на императора Тигверда – он везде – свой. И даже если я приду и принесу неопровержимые доказательства… Мне, скорее всего, просто-напросто не поверят.

Он вскочил.

– Герцог Моран координирует зачистки. Именно он решает – кому жить, а кому умирать. И – заметим – это не только взрослые. Но и дети. Вам же известна традиция императоров приговаривать неугодных семьями? Вы знаете, что вырезают всех?

Я закрыла глаза. Если бы не связанные руки, закрыла бы уши, чтобы не слышать…

Зверства порождают зверства… Кто прав? Кто виноват? Всегда страдают дети… Ни в чем не повинные.

Маг чеканил слова, и они тонули в пасти камина-дракона, болью взрываясь в голове.

– Его младший брат, Эдвард и офицеры под его командованием – лишь исполнители. Решает все герцог Моран, милорд Швангау. Вот за кого вы вышли замуж!

Я по-прежнему молчала. Можно было, конечно, сказать, что я могла бы выйти замуж на него, за Генри Бриггса, учителя истории… И картина была бы та же самая – убийца. Но я молчала. Отчасти потому, что боялась за свою жизнь, отчасти потому, что это было уже не важно…

– Вы хоть понимаете, сколько человек желают смерти вашему супругу?

Опять же – мне очень хотелось спросить – если мой супруг убивает всех неугодных императору Тигверду, а спецслужбы вражеских государств считают его своим – тогда кто желает его смерти? Получается – никто?

– Вы так и будете молчать? – разозлился преподаватель истории империи Тигвердов.

– Кто-то пострадал… Близкий вам? – спросила я.

Генри замер. Побледнел. На фоне огненно-рыжих волос, его белая кожа казалась прозрачной. Несколько минут гнетущей тишины. Наконец тонкие губы дрогнули: