― Сделала бы ты это здесь или снаружи, не меняет того факта, что ты думала о самоубийстве у меня дома. Если бы ты действительно хотела досадить своему гребаному муженьку, тогда бы сделала это в Хэмптонсе, а не здесь. Уверен, он без проблем может нанять команду, чтобы прибрать за тобой, и потом все равно провести свою чертову свадьбу.
― Дэкс! ― глаза Харлоу наполняются слезами, но я заставляю себя опустить взгляд вниз. «Грудь. Смотри на ее чертову грудь».
― А как же я? Тебе не приходило в голову спросить меня, что я думаю на счет того, чтобы стать отцом? Я для тебя очередной донор спермы, предоставленный к твоим услугам, когда бы тебе этого ни захотелось? Вот почему тебя так беспокоит то, что я намного моложе тебя, потому что ты не веришь, что я могу думать самостоятельно? Что мне не хватит мозгов?
― Это не правда! Мне не наплевать на тебя, Дэкс. Я…
― Не наплевать на меня? Тебе не наплевать на меня, когда нужно потрахаться, но наплевать, когда речь заходит о том, чтобы сказать мне правду? Это так? Потому что именно так все это выглядит сейчас.
― Я такого не говорила.
― Ты права, не говорила. Но ситуация говорит сама за себя, Златовласка, и сейчас, я услышал достаточно, ― произношу я, понимая, что мне нужно остыть, пока я не врезал по стеклянной двери и не порезал себе руку.
― Дэкс, прошу, давай поговорим.
— Нет, нам не о чем говорить, но ты можешь поговорить. Только не со мной, ― отвечаю я, в последний раз взглянув на нее. ― Обратись за помощью, Харлоу. Что бы ты ни делала, просто обратись за помощью. Пожалуйста.
Я не оборачиваюсь назад, даже когда чувствую, как Харлоу хватает меня за руку. Я сердито стряхиваю ее руку, и радуюсь тому, что она не пытается этого повторить. Слава богу, Златовласка понимает, когда ей не рады, сейчас я не хочу иметь с ней ничего общего.
Но когда я отъезжаю от «Жемчужины», не заботясь о том, насколько сильно разбрасываю камни позади себя, я задаюсь вопросом, почему чувствую боль в своей груди? Почему у меня такое чувство, словно я повернулся спиной к чему-то, что могло длиться всю мою жизнь?
Я решаю не ехать сразу домой. У братьев Виллер горит свет, и я направляюсь к ним. Я мог бы позвонить Гейбу, но не хочу, чтобы разговор постепенно перешел на Харлоу, даже упоминания про нее слышать не желаю. В данный момент мне хочется начать забывать о ней, и если это означает зависнуть с братьями Виллер, болтая о видеоиграх или последних приключениях в производстве пива, тогда меня это устраивает.
Когда я подъезжаю к их дому, меня встречает Тодд, держа в руках открытую банку с пивом. Через оконное стекло я вижу, как его брат Сойер, с густой бородой на поллица, сидит перед телевизором, играя в видеоигру. Хотя оба брата пользуются довольно большой популярностью среди местных дам, Тодд — общительный парень, а вот Сойер — сам себе на уме. Сойер производит впечатление человека, которого ничего не заботит, но, после того как умерла мама, я воочию убедился, что ему не наплевать на окружающих, и я по гроб жизни обязан этому парню.
― Здорово, здорово, Большой Д. Как поживаешь? ― кричит Тодд, крепко пожимая мою руку. ― Давно тебя не было видно, чувак!
― Что ты несешь? Я здесь, ― отвечаю я, заставляя себя улыбаться, когда выхожу из грузовика. ― У тебя еще есть то, что я тебе оставил?
Лицо Тодда темнеет, но он кивает и делает знак следовать за ним внутрь. Это то, что я завез ему, отправившись обратно в Таос, сразу после того, как впервые увидел Харлоу, спящую в моей кровати. Терпеть не могу то, как быстро я умею закрывать на все глаза, особенно, как в этот раз я абстрагировался от того чертова пистолета, надеясь, что она сама мне что-нибудь скажет о нем, пока сегодня я сам не выдержал и не сказал это.
Когда мы с Тоддом проходим мимо гостиной, Сойер отрывается от игры и кивает мне, прежде чем замочить навороченной пушкой каких-то плохих парней на плоском экране. У братьев такой же, как и «Жемчужина», экодом с тремя спальнями, только, на мой взгляд, более органичный, с наклонными линиями и скульптурными акцентами. Как и в «Жемчужине», он оснащен хранилищем и фильтром для воды, комнатой управления всеми солнечными батареями, а также теплицей. Моя теплица кажется заросшим лесом по сравнению с их, но они делают лучшее из того, что имеют, выращивая каждый год овощи, фруктовые деревья, авокадо и лимоны. Здесь даже где-то есть банановое дерево и кустарник австралийского ореха, а еще посажены семена, привезенные с Гавайских островов и тщательно взращиваемые последние пять лет, может и дольше.
― Видели что-нибудь интересненькое за последнее время? ― спрашиваю я, кивая в сторону телескопа у окна, когда мы с Тоддом стоим перед одной из его книжных полок.
Он проводит указательным пальцем по книгам, пока не останавливается на той, на которой написано «Дракула», и вытаскивает ее. Эта книга в твердом переплете, поэтому Тодд превратил ее в тайник, в котором прячут ключи и прочие ценности в отверстии, вырезанном в страницах. Обычно он прячет там лекарственную марихуану, но не в этот раз.
― Не-а, только какую-то женщину... и мужика, который никак не может оторвать от нее свои руки. О, подожди, это же ты.
Я пристально смотрю на него, а потом говорю:
― Заткнись, и перестаньте подглядывать за людьми.
― Эй! Кто подглядывает? ― ворчит Сойер, хотя он все еще сосредоточен на экране, когда я опускаю руки в отверстие внутри книги. ― Я, вообще-то, смотрю на звезды, Дэкс. Тодд, вот о ком тебе нужно беспокоиться.
― Так ты хочешь их забрать? ― спрашивает Тодд, когда я большим и указательным пальцами беру пулю, все еще находящуюся в гильзе. ― Потому что мы могли бы использовать их, практикуясь в стрельбе. Все равно хочешь забрать этих малышек?
― Нет, если хочешь их оставить, отлично. Если нет, я отдам их Нилу.
Нил — это друг-полицейский из Альбукерки. Конечно, если я их передам ему, то он обязательно задаст мне намного больше вопросов, и главным будет: «А где чертова пушка, мужик?»
― Знаешь, достаточно одной пули, ― произносит вдруг Тодд, забирая у меня патрон. ― Патрон 22-го калибра просто вонзится тебе в череп и превратит твой мозг в месиво. А эта пуля просто вышибет тебе мозги наружу…
― Это не смешно, приятель, ― сердито говорит Сойер, он все еще следит за игрой, хотя, очевидно, что параллельно он вслушивается в мою беседу с его братом.
Сойер служил в Афганистане и был одним из двух членов своей команды, кто остался в живых, поэтому он отдалился ото всех. Однажды Нана застала его, роющимся в мусоре позади дома, и пригласила его зайти. Вот так я впервые и увидел Сойера, сидящего за моим столом, словно дикий охотник, наслаждающийся стряпней Наны. Вскоре после этого Сойер присоединился к общине экопоселений, помогая в строительстве и учась всему, чему только возможно. Он поглощал все знания, которые ему были предложены.
А Тодд бросил работу телевизионного сценариста в Голливуде, чтобы жить здесь со своим братом. Он по-прежнему пишет и даже публикует свои книги, но живет здесь, чтобы следить за тем, чтобы Сойер ничего не натворил. Не то чтобы Сойер мог что-то сделать. На самом деле он работает в частной охранной фирме и на несколько недель в год уезжает из города, чтобы охранять какую-то рок-звезду или какого-то мажора, о котором он ничего не рассказывает.
Тодд пожимает плечами, возвращая пулю в тайник и закрывая книгу.
― Эй, это ты принес их сюда, верно? И я доверяю тебе, когда ты говоришь, что ничего и никого не подстрелил непонятно откуда взявшейся пушкой. Кроме того, ты больше любовник, чем боец, дружище…
― Заткнись, — перебиваю я его.
― Так, где ты их взял? — не унимается он.
Я не могу ответить на этот вопрос, только не сейчас. Той ночью, когда я нашел Харлоу, я не просто ворвался в частные владения, пока она лежала в отключке у меня на кровати, спустя несколько часов после того, как решила покончить жизнь самоубийством. Я еще совершил кражу. Но я бы ни за что не оставил заряженный пистолет внутри «Жемчужины», в компании женщины с суицидальными наклонностями, явно не после того, как прочел ту чертову записку. Тот факт, что Харлоу ничего мне не рассказала, говорит о том, что она не в курсе, что ее пушка пуста, либо она забыла, что не доставала пули; я не знаю. Я просто надеюсь, что у нее не завалялись где-нибудь лишние патроны.