Приставленный к нам для нашего сопровождения человек, когда мы осмотрели мавзолей, отвел нас в сторону и сказал, что есть еще более интересные строения, чем эти. На наш вопрос он ответил, что это такая тайна, о которой он не может говорить, ибо сурово запрещено даже само упоминание о них. После этих слов, поскольку я странник опытный и познал мир, я вынужден был развязать язык, предложив несколько ханаанских серебряных монет. Именно так, друг мой заботливый!

После чего я узнал следующее. Отец их умершего царя, некий царь Эхнатон, был не вполне в своем уме. Даже, по словам нашего провожатого, он был настоящим сумасшедшим. Сделал он так, что за один день изгнал жрецов, слуг прежнего бога, и заставил страну поклоняться новому богу. Даже слушать страшно… Правитель, который вообразил себе, что он стоит над богами. Это кажется невероятным, но это так.

Упомянул наш провожатый и тех мужей, которые были советниками царя. В памяти моей остался только некто по имени Иму из тех, кто толкнул царя на этот несчастный путь. Запрещено говорить и об этих мужах, а если все же их нельзя не упомянуть, то принято не называть их имен, а говорить так: они. Тогда уже каждому ясно, о ком, собственно, идет речь.

Итак, сопровождающий нас рассказал, что они занимались таинственными делами и влияли на правителя. Среди всего прочего велели они построить огромный четырехстенный мавзолей. Может быть, для того, чтобы похоронить там правителя, а может быть, чтобы похоронили их тела после смерти. Это теперь уже никому не ведомо.

Но мало того, что мавзолей строился в строжайшей тайне: напрасно станешь ты его искать, друг мой заботливый, нигде ты его не сможешь увидеть. И это потому, что построился мавзолей под землей. Так, по крайней мере, говорил тот человек.

В том, что он говорил, было много несообразного. Но самое непонятное, во всяком случае, то, что по словам нашего сопроводителя, цари эти гигантские горы для того строили, чтобы навеки прославить свое величие. Что, если хорошо подумать, так и есть. Но какое величие может восславлять такой мавзолей, который никому не виден, даже богам, с их высот? Невероятно и нелепо!

Однако продолжу. Сопроводитель наш объяснил, что никому не позволено осматривать этот мавзолей и неминуемой смертью поплатится тот, кто попытается проникнуть в подземную пирамиду (слово«пирамида» я произвольно использую вместо слов «мут», «мути», которые, предположительно, означают «мавзолей». М. К.).

Я уже тогда знал, что должен делать. В более поздний час я навестил нашего сопроводителя в его доме и передал ему кожаный мешочек, полный ханаанских серебряных монет.

Наш провожатый какое-то время причитал, что, мол, станет с его семьей, если выяснится то, к чему я пытался его склонить, но потом, оставив меня со своей женой, поспешно ушел куда-то, чтобы это дело устроить.

Это не относится к делу, но во время его отсутствия случилось со мной нечто неприятное. А именно, жена нашего сопроводителя стала предлагать себя мне так откровенно, что вызвало это во мне омерзение и недовольство. Поэтому я постарался, чтобы мы скорее с этим покончили. Старания мои однако были втуне, ибо, как это свойственно вообще египетским женщинам, она также доказала ненасытность свою, и я уже серьезно начинал тревожиться за мое здоровье. Для чего у меня, принимая во внимание нынешнее мое состояние, были все причины.

К огромной моей радости сопроводитель наш все же, наконец, возвратился и сказал, что нашелся некто, давший согласие провести нас к подземной пирамиде за еще один мешочек серебра. Мы заключили сделку, и позже отдал я ему желанный мешочек.

По указанию нашего сопроводителя мы должны были выйти в путь на следующий день в рассветные часы, еще затемно, и хозяин дома изо всех сил настаивал, чтобы я переночевал у него. Видя, что и женщина только этого и добивается и как глаза ее горят, я решительно отклонил приглашение и, рискуя свернуть себе шею на темных улицах, все же возвратился к нам на постой.

После нескольких часов сна я отправился к пирамиде с нашим сопроводителем и неким мужчиной в маске и в парике. Мужчина этот отличался гордой поступью, поэтому я принял его за человека знатного происхождения. Ни единого слова не сорвалось с губ его: если требовалось ему что-то или если он хотел обратить на что-то наше внимание, он лишь кивал головой. Так шли мы к пирамиде.

Заметной помехой в пути было то, что из-за крайней необузданности женщины прошлым вечером на теле моем появились небольшие ранки и моя кожаная одежда сильно растирала их. По этой причине двигались мы медленно, и солнце уже показалось, когда достигли мы группы небольших остроконечных скал.

Тут молчаливый человек стал топать ногой по песку и показывать вниз. Как потом выяснилось, он давал понять, что вершина пирамиды как раз у нас под ногами. Я, откровенно говоря, тогда еще не верил в это. Я подумал, что таким образом он хочет оправдать два мешочка серебра.

Потом мы покинули это место и пошли дальше. Мы пробирались меж вершинами скал, о чем я не в состоянии написать подробнее, ибо одежда моя все больше растирала мои раны и от боли я уже с трудом заставлял себя справлять нужду. Зуд настолько лишил меня рассудка, что я даже произнес имя Тешупа и не смог удержаться от проклятий. Может быть, это и стало причиной моей нынешней беды!

Среди вершин скал человек в маске показал мне зияющее отверстие скрытой пещеры. Мой сопроводитель достал из-под плаща факелы и зажег их. Потом все мы втроем вступили в пещеру чудес.

Пещера имела, вероятно, шагов двести в длину, и стены ее были украшены различными рисунками. Мне очень хотелось осмотреть их, но наш сопроводитель и человек в маске настаивали, что я увижу в пирамиде и более интересное и что не стоит сейчас терять время.

Итак, мы шли дальше до тех пор, пока не открылся перед нами коридор. Огромная дверь, открывшись, тут же сразу и закрылась. Дверь была сделана, пожалуй, из меди или какого-то сплава металлов. Я постучал по ней и уверился, что она была не из золота.

Человек в маске, в котором я подозревал жреца бога Амона, просто толкнул плечом дверь, и она с тихим скрежетом исчезла из виду. Такие и подобные вещи, впрочем, – самое обычное дело в этой стране.

Но продолжу! Как только мы вошли в открывшуюся нам залу, мы словно очутились в стране чудес. Я думаю, не стоит напоминать, что тогда мы уже находились под песком пустыни.

В этой зале лежали грудами такие чудесные вещи, что я смогу описать их тебе, друг мой заботливый, только при личной встрече. Пока же скажу только о некоторых.

Было там несколько столиков размером с такие, на каких у нас и на соседних, но подвластных нам территориях замешивают тесто для лепешек. Только на столах этих не лепешки были, а, конечно же, сокровища или жертвоприношения, но, к сожалению, ни один из моих провожатых не мог бы сказать, что это такое. Может быть, они просто не хотели говорить.

Что ж, хорошо. Но были там и такие вещи, которые я и сам узнал. На стене была картина, изображавшая множество точек, Я украдкой взглянул на нее и установил, что намалеваны там звездные боги, какими их можно видеть лунными или звездными ночами. Хвала великодушию твоему, друг мой заботливый, позволившему мне научиться сразу же узнавать звездных богов, главным образом Иштар, даже если они находятся в тайных святилищах.

На вопрос мой наш сопроводитель ответил, что картину могли сделать они, в особенности Иму, который имел большое влияние на фараона.

Я заметил еще, что среди звездных богов был один, который горел в красном огне. В ответ на мой вопрос заговорил, наконец, и человек в маске и сказал, что так он горел еще при жизни его отца и что этот огонь живит души умерших фараонов.

Может ли быть так, я предоставляю решать тебе самому, друг мой заботливый.

Я решил про себя запомнить место светящейся звезды. Она находится подле Царя, на краю клюва Разгневанной Водяной Птицы. Может быть, души умерших прибывают именно туда по прошествии определенного времени?