— Понятно… — Крольчихин был не восторге и даже очень зол. — Казачук, — призвал он сержанта. — Снимай с Медведева наручники — пусть распишется в протоколе!

Так и есть — Мишак оказалася просто Мишаком. И сержант Казачук сковырнул с него наручники, а Федор Федорович поднёс к его искривлённому переломом носу бумагу и потребовал:

— Распишитесь!

Мишак больше не орал и не буянил. Он схватил ручку своими дубоватыми пальцами, нарисовал неуклюжую подпись, а когда Казачук пихнул его к двери — заклинился на пороге, заставив сержанта врезаться с свою спину. Михаил уставился на Крольчихина влажными глазами и кротко спросил:

— А Владик Стрижев?

— Стрижев опознан сёстрами, — сухо ответил Крольчихин, который уже и знать не желал никаких Владиков, сестёр, братьев, убийц и т. д., а хотел домой, спать. — Когда мы найдём настоящего убийцу — вас вызовут на суд, как свидетеля, а сейчас — можете идти.

— Спасибо… — негромко проронил Мишак, и позволил Казачуку увести себя в изолятор, топоча, словно гризли в ботинках.

Спустя пару минут сержант вернулся, зевая, глянул сонным глазом на скукожившегося от безыхдоности Александра и негромко осведомился:

— А этого гаврика куда?

— Казачук, Новикова — тоже в изолятор, и — по домам! — зевнул Крольчихин. — У меня уже вот такая голова!

— Есть! — довольный тем, что можно домой, Казачук согнал унылого Новикова со стула и принялся проворно конвоировать его прочь из кабинета, по коридору… там он повернёт направо, откроет дверь, потом повернёт налево… и так далее, пока не достигнет изолятора, не водворит Новикова в камеру и не отправится спать…

Константин Сенцов вышел из отделения в прохладную летнюю ночь, напоенную запахами цветов на клумбе перед входом и выхлопной вонью от припаркованных повсюду машин. Усталость была, словно камень — ноги переставлялись медленно и неуклюже, а мозги забивались ватой, отключаясь находу… Константин не удивится, если, проснувшись утром, обнаружит себя в чьей-нибудь клумбе — он поймёт, что от усталости не смог дойти до дома, отрубился по пути и рухнул, примяв чужие цветы… Но вдруг ватный сон сорвала холодная волна: Сенцов вспомнил, что, замотавшись с Новиковым, абсолютно забыл про Катю! Он не позвонил ей, не дозвонился и не извинился за пробыкованный театр! И что думает Катя? Думает, что Сенцов её бросил. Константин вырвал из кармана мобильник, разблокировал и увидел на экране страшное время: полтретьего ночи! Катя уже спать давно легла, десятый сон видит, но Сенцов решил не сдаваться — он разбудит её звонками и будет вымаливать прощение до тех пор, пока не получит. Лихорадочно набрав Катин номер, Сенцов придвинул трубку к уху и стал ждать, пока гудки не сменятся…

— Ало?? — его ухо, буквально взорвалось, когда в трубку влетел скрипучий, толстый, сонный голос… кажется, даже мужской, который был жутко недоволен тем, что разбужен посреди ночи…

— А… Катя? — глупо проблеял Сенцов, остолбенев…

— Что? Чего? Чей ещё батя?? — загрохотал этот страшный голос, хрипя и сипя. — Номер проверь, а лучше проспись, кретин недорезанный!

Всё, на этом разговор был окончен, и обладатель страшного голоса сбросил вызов, исчезнув в коротких гудках. Но Сенцов испытал облегчение: он сначала подумал, что у Кати, и впрямь, другой мужчина… но быстро понял, что нет — это он сам сонными пальцами набрал неправильный номер и попал неизвестно, к кому.

— Чёрт, — пробурчал Сенцов и решил выбрать Катин номер из принятых вызовов, чтобы точно не ошибиться и никого больше не разбудить.

Но Катя не ответила Сенцову — её телефон оставался выключенным, а мозги Константина полоскал всё тот же заведённый оператор, объясняя, что «абонент недоступен»… и т. д. И т. п…. Тогда Сенцов решил позвонить на домашний телефон, но напоролся на неприступные короткие гудки. Катя ни с кем не разговаривала — она просто сняла трубку и положила её рядом с аппаратом, чтобы ей невозможно было дозвониться. Константин не стал чертыхаться — он только горестно вздохнул, спрятал мобильник в карман и поплёлся домой, чтобы там увалиться на диван и заснуть по-сенцовски, не разуваясь в давящем одиночестве.

Глава 48

Краузеберг

Александра Новикова в который раз выпихнули из камеры, повели по коридору, втолкнули в допросную комнату и усадили на тот же жёсткий стул, на который сажали уже несколько раз. Санек на ходу засыпал: по ночам его долго мучала бессонница, страхи, головная боль, кошмарные сны, а по утрам, когда дежурный командовал подъём — он не мог разлепить глаза. Новиков зевал и едва плёлся по серому коридору, а суровый сержант тыкал его в бока и в спину резиновой дубинкой, заставляя быстрее шевелиться. Сидя на стуле, Санек клевал носом — до тех пор, пока дверь допросной не распахнулась с треском и не пропустила топочущую толпу. Первым двигался следователь — Санек запомнил, что его фамилия — Крольчихин. За ним тянулся и тоже зевал второй следователь, которого Санек пока не запомнил. За сдедователем шагал страшный опер — тот, который изловил Санька на даче Вилкина — скрутил бедняну так, что обе руки у него до сих пор ноют. За этим опером двигался ещё один — не старше Санька, который на допросах забивался в угол и там калякал протоколы. Он и сейчас туда забился, с бумагой и ручкой. Следом вдвинулись следователи из военной прокуратуратуры. Этих двоих Санек боялся больше всех — ведь в их руках судьба дезертира, и они с лёгкостью могут потребовать для Санька смертной казни… А последними топали три каких-то типа, которых Санек впервые видел. Один из них был пожилой и усатый, второй — помоложе, в комбинезоне непонятного цвета, и третий — со сверкающей лысиной и в джинсах с огромным количеством карманов. Наверняка, это какие-то свидетели, которых вызвали опознать Санька… Они топчутся на месте, не зная, куда бы им присесть, потому что все стулья заняли опера и следователи.

— Начинаем опознание! — прогрохотал следователь Крольчихин, заняв своё постоянное место за столом и раскрыв кожаную папку. Гул голосов и топот в допросной сейчас же утихли. Уши Санька слышали, как звенит вокруг него гробовая тишина.

— Гражданин Новиков! — загремел Крольчихин в адрес Санька. — Вам знакомы эти граждане? — он кивнул на троих типов, и Санек честно признался:

— Нет.

— Ага! — кивнул Крольчихин и обратился к тому типу, который носил усы:

— Гражданин Голубев, вы узнаёте этого человека?

Голубев вытаращился на Санька, взлохматив рукою свои усы, пару раз басисто кашлянул и выплюнул:

— Это — не он! Тот здоровее был и старше! А этот — пацан!

— Так, — пробормотал Крольчихин, нервно перебирая те бумаги, которые покоились в кожаной папке. — А что вы скажете, гражданин Гостев?

Тип в комбинезоне поморгал голубыми глазками, поскрёб макушку и выдал:

— Да, тот был здоровый! Не этот!

— Угу… — пргудел Крольчихин, весьма недовольный такими ответами. — Ну, а вы, гражданин Федосов?

— Да, вот же, не он! — засуетился тип с лысиной. — Тот, видите ли, в форме был. Я тогда ребятам на помошь побежал. Так смотрю впотьмах — схлестнулись с каким-то солдатом. Ну, я, значит, подбежал поближе, фонарик включил и обомлел: эсэсовец! И фуражка на нём, и крест… Ну, пока я стоял — он меня и уговорил! Стукнул по башке, и я упал.

— Чем он вас ударил? — уточнил Крольчихин.

— Кулаком! — почти взвизгнул Федосов, потирая свою голову. — Стукнул, и всё!

— Новиков! — громыхнул Крольчихин, заставив Санька вздрогнуть. — Вы догадались, кого мы сейчас допрашиваем?

Санек молчал. Этих типов он не видел, не дрался с ними и ничего у них не крал, а судя по их рассказу — они успели «познакомиться» с Эриком…

— Это дальнобойщики, у которых вы и ваш брат угнали грузовик! — рыкнул Крольчихин. — Вы сами принимали непосредственное участие в угоне и драке с этими гражданами?

— Нет… Мы с братом собирались в милицию сдаться… — заблеял Санек, корчась под адским взглядом Крольчихина, который по ночам тоже, наверное, не спит, да ещё и вынужден тут мучиться с ним. — Но Эрик заставил нас ехать вместе с ним в Донецк… Он сначала сказал, что Донецка нет, а есть этот… — Санек замялся и заглох, потому что его дырявая голова напрочь потеряла странное название того фантастического города, куда собирался отправиться Эрик. — Я забыл, как называется… — промямлил он, стараясь от стыда не смотреть ни на следователей, ни на дальнобойщиков. — Мы хотели убежать от него, а он задержал нас и сказал, что теперь у него есть машина. Он заставил нас надеть чужую одежду и выбраться из леса, мы послушались, потому что у него было оружие… У него вообще, очень много оружия: кроме тех «калашей», которые мы с Васьком сдуру прихватили — ещё куча пистолетов и ножи разные… И вот, только когда мы с братом переоделись и вышли из леса — поняли, что он украл фуру.