Изменить стиль страницы

– Посиди со мной.

Он долго и неуклюже садится на скамейку. Я наблюдаю за ним. Наблюдаю за тем, как отчаянно он старается подчинить себе свое тело.

– Что тебе говорят врачи? – спрашиваю я, когда он, наконец, усаживается.

Он снова вытягивает подбородок вверх:

– Прогноз неутешительный, – говорит он. – Жить буду.

Мы оба смеемся. Я – тихо и искренне, он – хрипло и с огромным трудом.

– Перестань, – говорю я, – Это же хорошо.

– Думаешь? – снова этот жуткий жест. – Я все еще хожу п… п… под себя.

Он снова смеется. Я улыбаюсь и смотрю на огромного мужика в больничном одеянии:

– Это пройдет. Ты с этим справишься.

– А даже если и нет (снова вытягивает подбородок вверх), это не самое худшее, что было со мной. Я п… п… почти как на курорте.

Снова улыбка озаряет его лицо. Максим говорил – он был трусом. Странно, но на труса он не похож. Тру́сы так себя не ведут. Тру́сы ведут себя, как я. Тру́сы ноют и скулят, тру́сы ревут в свои кулаки, тру́сы…

– У тебя что-то слу… случилось? – спрашивает он.

Я смотрю на него и думаю – как же так получается, что человек, официально считающийся психом, задает правильные вопросы?

– Случилось, – киваю я.

* * *

Из больницы я уехала перед самым обедом. О чем можно столько времени говорить с умалишенным? Много о чем. Но иногда, и, признаюсь, это пугало меня, мне совершенно не важна суть беседы – сам факт нашего разговора успокаивал меня. Не знаю, с чем это связанно, но порой даже сущая безделица, летящая из уст Психа, была способна вселить в меня уверенность в завтрашнем дне. Правда, в этот раз была не безделица. В этот раз мы говорили о вещах серьезных. Настолько серьезных, что садясь в машину, я не могла отделаться от чувства, что Псих сидит на соседнем сиденье – его голос звучал в моей голове и вторил гласу моего разума и этот жуткий дуэт поражал своей спетостью – либо он не такой псих, каким кажется, либо я не настолько вменяема, как надеюсь. В любом случае, мы оба думали об одном.

Ключ в замке зажигания повернулся, мотор заурчал, я включила «D» и сдала назад. Развернувшись на пустой стоянке больницы, я поехала, куда глаза глядят. Куда именно ехать – разницы нет, ведь где бы я ни оказалась, дворняга меня по запаху отыщет. Отыщет и затащит в свою конуру. Я выехала на шоссе. Открыла окно, и прохладный июльский воздух ворвался в салон. Потянулась за пачкой сигарет, открыла, достала одну и прикурила. Одна большая затяжка во все легкие. М-м… как же приятно – иметь маленькие слабости, которые доставляют столько удовольствия. Интересно, а для Максима и его друзей убить человека – так же просто, как для меня выкурить сигарету? На что похож кайф, который они ловят? С чем его можно сравнить, и можно ли вообще?

Меня заставил подпрыгнуть гудок позади меня – огромная черная махина, тонированная, начищенная до блеска, без каких-либо опознавательных знаков на капоте, подперла меня сзади, истошно давя на клаксон. Я поперхнулась. Руки задрожали мгновенно. Не снижая скорости, я прижалась к обочине, давая проехать. Машина набрала скорость, объехала меня и, поравнявшись со мной, открыла окно – оттуда на меня уставилась молодое лицо, обезображенное раздутым самомнением, пыталось что-то кричать мне. Увидев бледное от страха лицо, оно, очевидно записало ужас в моих глазах на свой счет и, самодовольно крикнув мне что-то напоследок, нажало педаль газа в пол и рвануло вперед, обгоняя меня, словно я припаркована. Дрожащий выдох в полной тишине. Я включила поворотник, свернула на обочину и остановилась. Дальше ехать я не могла. Меня колотило, я задыхалась и тряслась, словно сама смерть пронеслась мимо меня, разминувшись со мной в нескольких сантиметрах. Нет, так жить невозможно! Так нельзя жить! Каждое мгновение, каждую секунду я, словно муравей на деревянной скамейке, и кто-то большой и всевластный стоит надо мной с увеличительным стеклом и всё, чего мы ждем, это – когда выйдет из-за туч солнышко. Я так не могу жить, иначе стану соседкой Психа по палате. Что мне делать? Гребанный вопрос, набивший оскомину за последние двадцать четыре часа. Все, что в моих силах – набрать номер, заканчивающийся цифрами 0715 и задать этот вопрос человеку на том конце провода. Он-то точно знает ответ. Но что потом? Явиться к нему, обернутой подарочной бумагой? А может, плащ поверх костюма Евы? Да вот только от одной мысли о том, чтобы проехать через весь город и выехать на трассу, ведущую в санаторий «Сказка», завязывает в узел кишки и делает эту задачу непосильной. Сама я этого не сделаю. Так же, как не смогу шагнуть с крыши девятиэтажки, выпить горсть снотворного или полосонуть по венам опасной бритвой. У меня не хватит на это силы воли, так же, как не хватило в свое время на то, чтобы дождаться пока он уснет рядом со мной, а затем залезть на него сверху, положить подушку на лицо и навалиться всем телом.

Потому, что я – редкостный трус.

Все, что могу – терпеливо ждать своей участи.

Смиренно.

Я выдохнула и включила поворотник.

* * *

Черт меня знает, зачем я поехала в этот торговый центр. Возможно, это инстинктивно, и я свято верю в то, что среди толпы я в безопасности. Глупо. Очень глупо.

Я гуляла по торговому центру, набитому людьми, бесцельно шатаясь от одного магазина, к другому. Я толком не замечала, куда заходила и на что смотрела. В какой-то момент включилось осознание картинки перед глазами, и я поняла, что смотрю на витрину, забитую армейскими ножами.

– Ищете подарок мужу? – спрашивает меня продавец.

Я рассеяно замотала головой и вышла из отдела.

Огромный коридор, битком набитый людьми и кучей ненужного хлама. Тут и там бесконечные ряды отделов с яркими, красочными витринами, предлагающие вам сотни тысяч вещей, которые вам не нужны. Люди – как поток, живой и способный мыслить, перетекают из одной стеклянной коробки в другую, в третью, в четвертую, и, глядя, как эта живая масса медленно растекается по пространству вокруг меня, я думаю – неужели все, что вы выносите отсюда, все, зачем вы едете сюда, делает вас счастливыми? Неужто всё это вам, действительно, нужно? А потом виновато опускаю глаза – мне тоже без этого никак. Я такая же, как вы. Я тоже хочу иметь кучу ненужного хлама в своих четырех стенах, да побольше, подороже. И обязательно со скидкой, а иначе никакого удовольствия.

Тут краем глаза я замечаю знакомый силуэт – я поворачиваю голову, но не успеваю – человек растворяется в толпе. Но запуганное сознание уже начало судорожно подбирать лица, подходящие по крошечный кусок головоломки, который отпечатался в кратковременной памяти. Я уже видела его. И не единожды.

Я верчу головой, пытаясь найти его снова. Не для того, чтобы узнать – это я уже сделала, а для того, чтобы убедиться, что именно его я увидела только что. Что моя взбудораженная фантазия не нарисовала того, чего нет. Толпа пестрит и гудит. Она сбивает меня с толку. Мне снова становится нехорошо, и временное спокойствие, которое подарила мне безликая публика, начинает сходить на нет. Теперь люди, закрывавшие меня живым щитом, стали превращаться в тайных агентов, наводнивших всю территорию торгового центра. То, что было на моей стороне, стало моим врагом. Я вертела головой, пытаясь найти его, но он как сквозь землю провалился – лица и тела прятали его, словно были с ним заодно.

Я сорвалась с места и очень быстрым шагом направилась вперед. Я летела сквозь людей, которые, не торопясь, прохаживались между лавочек и кадок с искусственными пальмами, и совершенно нелепые мысли приходили мне в голову. Почему половина из них прётся мне навстречу? Люди, у нас в стране правостороннее движение, а потому, идя по левой – вы идете «против шерсти». Какого хрена? А потом мне приходит в голову жуткая картинка, где в торговом центре люди ходят стройными рядами по «правильной» полосе и стало страшно. Это было бы похоже на стадо роботов – механизированных, выдрессированных и жутких в своей пустоте. Уж лучше как попало. В конце концов, именно этим человек и знаменит – он везде сеет хаос.