– Тихо, тихо… – шепчет он, закрывая её собой, обнимая хрупкое тело, заходящееся в истерике. – Где, Тань?

Она трясется, она вытягивает руку и указывает на угол напротив. Он оборачивается – там никого нет.

Для него нет.

… мерзкая черная тварь засела в углу под самым полотком и теперь корчится, глядя на них – её коротит, её пробивает, да так сильно, словно все электричество мира пустили по её венам, её мертвый глаз сверкает расплывшимся в глазном яблоке зрачком и ищет её. Таня, хрупкая и трясущаяся, съеживается, чувствуя на себе её взгляд. Черные пальцы твари впиваются в стены, колени и локти гнутся, словно резиновые, а черный череп вьется тонкими щупальцами…

От этого никуда не деться.

От неё не скрыться.

Она навсегда.

– Иди ко мне, – говорит Тимур, и поднимает жену с пола. Та впивается в его плечи холодными пальцами. Он обнимает её, он тянет хрупкое тело на себя, принимая её истерику, как должное, забирая её страхи, отгораживая её от страшного чудовища своей спиной. – Все хорошо, Танюш, все в порядке. Сейчас доберемся до таблеток, и все будет хорошо. Тише, тише…

Он будет рядом – он не бросит и не предаст. Не обидит. И не потому, что он слишком хороший, слишком правильный, слишком честный. Не потому что для него «в болезни и здравии» – не пустой звук, а осознанный выбор, который он сделал задолго до того, как зазвучал марш Мендельсона. А потому что есть те, кто ничего не хотят от нас – они просто рядом. Есть, поверьте, есть те, кто искренне и совершенно бескорыстно будет рвать за тебя сердце, и ничего не требовать взамен. Они закроют тебя собой, они вытащат из любой беды, они будут там, где они нужны тебе больше всего – всегда вовремя, всегда рядом, всегда просто так. Есть! Есть те, кому твоё существование дороже всего на свете, дороже стука собственного сердца. Они любят тебя. Любят так сильно, так чисто и так бескорыстно, что это становится их наследием – тем, что невозможно убить.

Так, как любит мама. Так, как любит Тимур.

Так, как любила Анька.