Изменить стиль страницы

Правда, этот вопрос обрел свои окончательные очертания в голове Полинина после случая, который произошел с ним в той же Женеве несколько позже, во время его приезда в команде синхронных переводчиков на сессию Европейского отделения ООН. Условия работы показались советским синхронистам сказочными, поскольку время нахождения их в здании бывшей Лиги Наций было строго ограничено, заседания начинались ровно в 10 часов утра, продолжались до 18 часов с перерывом на обед с 14 часов до 16, причем, независимо от речей словоохотливых делегатов, микрофоны выключались точно в 14 и 18 часов, все остальное время принадлежало синхронным переводчикам ООН, включая команду из СССР. И хотя жаловаться было не на что, во время одного из заседаний к Полинину, отработавшему свои 20 минут и прогуливающемуся по коридору, подошел один из иностранных синхронистов с вопросом, сколько советские переводчики получают за день работы? Ни о чем не подозревая, Ростислав ответил честно: «Мы живем на всем готовом и имеем 9 долларов суточных»… «Но это же возмутительно! – взорвался ооновец. – Мы выполняем ту же работу, а в случае командировки нам, естественно оплачивают дорогу и проживание в отеле, но оплата за 6 часов работы остается неизменной для всех, а именно 48 долларов в день!» (Это были 60-е годы, сейчас синхронные переводчики получают от 250 до 500 долларов в день.) «Мы немедленно объявим забастовку до прекращения дискриминации в отношении наших советских коллег!» – объявил Полинину его новый знакомый из английской команды. Возможность подобной забастовки напугала Ростислава, он прекрасно знал, что ООН переводит в советское представительство за каждого переводчика те же 48 долларов, но 39 из них изымается в пользу государства, таким же образом, как самым выдающимся музыкантам того времени /Ойстраху, Флиеру или Гилельсу/ оставляют примерно 300 долларов за концерт из гонорара в 3000 этих денежных единиц. Он знал также, что только Рихтер отказался однажды выплатить этот оброк отечественным сборщикам подати, поскольку он перевел заработанные деньги своей матери, проживавшей в то время за границей. После этого некоторое время Святослав Рихтер не выезжал с концертами за рубеж. Не будучи Рихтером, а офицером Советской армии, Полинин хорошо понимал, чем ему грозит подобная забастовка. С большим трудом удалось уговорить энергичного коллегу из ООН не поднимать шума. Ему объяснили, что остальные деньги советские переводчики получат в Москве.

Постепенно Полинин пришел к выводу, что именно в цивилизованных странах Запада сделан робкий шаг к тому, чтобы платить по труду, по компетентности исполнителя, и это обстоятельство является значительным стимулом к прогрессу во многих областях жизни и труде. У него же в стране наблюдается примитивная уравниловка, которая никак не поощряет наиболее талантливых и квалифицированных рабочих, крестьян или ученых к созданию новейших технологий и производству товаров высокого качества. И если на его Родине еще появляются выдающиеся изобретения, неординарные открытия и талантливые мастера своего дела, то только потому, что есть люди, которые по своей природе не могут работать плохо. Впрочем, Полинину была чужда и западная традиция выплачивать гонорары в сотни тысяч или в несколько миллионов долларов отдельным кинозвездам, музыкантам, эстрадным ансамблям, спортсменам и другим личностям, получившим заслуженную или случайную известность.

Так вместе с обретением и утверждением еще одной престижной профессии, профессии синхронного переводчика, Полинину открывались новые горизонты, новые нюансы западной цивилизации, новые правила игры, которые вполне могли поспорить и даже опровергнуть то, что упорно вбивалось в его голову более 30 лет.

Война и мир в его жизни i_001.jpg

ГЛАВА V. Некоторые страницы жизни номенклатурного переводчика

Номенклатура – так называют политическую элиту, доступ в которую определяется не столько компетенцией человека, сколько его преданностью хозяину. Сам хозяин чаще всего должен быть умным и жестким человеком. И при этом не обязательно образованным и тем более воспитанным. Таким, например, был Никита Хрущев, который первый осмелился восстать против тоталитаризма, доведенного до абсурда, и избавиться не только от окружавших его бездарностей, но и возвысить новых, в числе которых находился и безобидный на первый взгляд Брежнев. В то же время, все они вынуждены иметь вокруг себя некоторое количество профессионалов, необходимых для повседневной работы. К таким профессионалам относятся и переводчики, долгое время спасавшие имидж правителей, не способных освоить иностранные языки. В номенклатуре элитных переводчиков Полинин почувствовал себя на международном совещании руководителей коммунистических партий в 1959 году, куда он был востребован по звонку из международного отдела ЦК КПСС. Совещание проходило в Кремле, и переводчики не были отделены от делегатов закупоренными стенками кабин. Все делегаты располагались за одним большим прямоугольным столом, одну сторону которого занимали в полуоткрытых кабинах синхронные переводчики. Никогда еще Полинин не оказывался непосредственно среди такого количества политических лидеров, собранных в относительно небольшом пространстве. Через посредство китайской кабины он переводил Мао Цзе-дуна, который в своей самонадеянной манере утверждал, что китайская компартия уже выросла из коротких штанишек, чтобы вечно склоняться перед менторским тоном советских коллег. Он слушал необузданное выступление руководителя Албании Энвера Ходжа, направленное против экономических санкций со стороны руководства СССР. Он переводил доброжелательного Хо Ши Мина, выступавшего на французском языке (он получил образование во Франции). Вьетнамский руководитель с нескрываемой симпатией относился к России, в которой видел защитника от территориальных домогательств Китая. После заседания Хо Ши Мин подошел к переводчикам Французской кабины и подарил каждому из них по отрезу на костюм. Он столкнулся с Сусловым в проходе между рядами стульев, и этот серый кардинал партии стал извиняться и уступать ему дорогу. Позже он убедится, что присущий Суслову аскетизм уживается с невероятной ограниченностью, зацикленной на застывших догмах в его уме, откуда эта тень партийных лидеров черпала заплесневевшие вердикты и запреты на проведение предложенных Косыгиным робких реформ в буксующей советской экономике. Пока же Суслов как покорный слуга склонял голову перед самостийным Хрущевым и готовил дворцовый переворот.

Хрущев же не особенно считался со своей номенклатурой. Полинин не раз оказывался свидетелем того, как тот гонял заведующих отделами ЦК и грубо одергивал своих помощников. К переводчикам же высокой квалификации, а других вокруг него не было, он был более терпим, как бы понимая, что в этой области он не настолько сведущ, чтобы давать указания. К сожаленью, это понимание не распространялось ни на живопись, ни на литературу. Он лихо громил и художников, и писателей, чем восстановил против себя интеллигенцию и о чем впоследствии искренне жалел.

Впрочем отсутствие каких-либо знаний в области иностранных языков у правителей России в эпоху активной дворцовой деятельности Полинина было скорее благом для переводчиков, так как нет ничего хуже, чем тот или иной уровень понимания иностранной речи свидетелями в процессе работы переводчика. Таким свидетелям всегда кажется, что что-то недостаточно точно передано в переводе, что-то опущено и это вызывает у них желание вмешаться в работу переводчика. Одно из таких вмешательств в работу Полинина привело его к знакомству с блестящим публицистом, известным писателем и поэтом, а главное с просто мудрым человеком – Ильей Григорьевичем Эренбургом.

Знакомство произошло после того, как в приветственной речи Н.С. Хрущев, ссылаясь на Ленина, сказал, что при коммунизме золото не будет нужно, из золота будут строить нужники. В устном переводе слово «нужник» Полинин перевел как «toilettes». Во многих случаях переводчикам при работе с Хрущевым приходилось несколько облагораживать его просторечие. Недаром его выступления в переводе оказывались более благозвучными, и за границей его считали блестящим оратором, учитывая внезапные импровизации и бесконечные отступления от подготовленных референтами текстов. В выступлениях на родном языке советского лидера подводили грубые нарушения элементарных правил грамматики и нецензурные выражения.