«Может, она стыдится того, что старше меня?» — думал он, проходя по пыльной дорожке мимо дачных палисадников.
4
В конце прошлого года Леонид слушал на партийном активе доклад председателя Большесосненского городского совета об итогах социалистического соревнования за 1951 год. Тогда он не обратил внимания, что среди множества передовиков района была названа и фамилия Курбановской. Но потом в прениях выступила Таня Черкасова и сказала, что не следовало выставлять на Доске почета портрет Курбановской, так как она хотя и работает на заводе неплохо, но не хочет делиться своим производственным опытом с товарищами по бригаде. Таню Черкасову Леонид знал с прошлой весны, когда он только пришел в конструкторское бюро № 1 и Большесосненский райком комсомола назначил его в порядке комсомольской нагрузки присутствовать на экзаменах в вечерней школе рабочей молодежи. Черкасова хотя и волновалась, но сдала тогда экзамен на «отлично». И Леня симпатизировал этой черноволосой строгой девушке с длинным лицом и, слушая ее, неодобрительно думал о какой-то там Курбановской, которая ведет себя не по-товарищески, неэтично.
Но после выступления Черкасовой тут же взял слово председатель завкома РТЗ Малахов и сказал, что выступление Черкасовой носит характер травли беспартийной стахановки Курбановской. Малахов был высокий, с измученным лицом и глубоким шрамом на лбу человек, в военном мундире, довольно поношенном, и с несколькими орденскими ленточками на груди. Для Леонида такие люди, участники Отечественной войны, обладали безусловным авторитетом, и потому выступление Малахова сразу же сильно поколебало его симпатию к Черкасовой.
В перерыве он увидел в фойе Черкасову и Малахова, спор между ними продолжался, громкий спор, который собрал вокруг себя людей. Леонид подошел тоже. Черкасова, беспокойно оглядываясь, продолжала твердить, что Курбановская «для своего «я» готова на все» и что она «показушница».
— Вот уж это неправда, — вмешалась в разговор темноглазая, гладко причесанная женщина с приятным лицом. — Я Вику Курбановскую с войны знаю, она у меня в ремесленном была лучшая ученица. Ты, Черкасова, тогда еще рот разевала и ждала, что тебе туда родители положат, а Вика рекорды уже ставила.
— А что я младше ее, так я не виновата. А она — показушница! — упрямо повторила Таня.
— Я этих ваших новых слов не понимаю, — сердито сказала миловидная женщина, заступившаяся за Курбановскую. — Только мы все показатели по соцсоревнованию проверяли, и никакого очковтирательства со стороны Курбановской нет...
— А я и не говорю, что она очковтирательница! Она хорошо работает, но все это для показухи. И притом от товарищей по бригаде секретничает...
Выходя из Дворца культуры, Леня остановился возле ярко освещенной Доски почета и нашел там портрет Виктории Курбановской. «РТЗ. бесп. 183% плана» — было написано под фотографией большелобой девушки. Среди шестнадцати других одинакового формата портретов этот портрет ничем не выделялся.
А спустя несколько дней Паримов поставил на бюро райкома комсомола вопрос о конфликте в одной из токарных бригад РТЗ, которая в большинстве своем состояла из молодежи. Леонид имел тогда неосторожность сказать, что хотя Черкасова хорошая комсомолка и неплохо учится в вечерней школе, но выступление ее на партактиве было недостаточно аргументировано и носило личный характер. Так Леонид схлопотал себе еще одну нагрузку: ему тут же поручили отправиться на РТЗ, разобрать конфликт в бригаде Черкасовой и по возможности его уладить.
Возле большого своего станка Курбановская двигалась легко и быстро, — она работала двумя руками, и это ее безусловное преимущество Леонид обнаружил с первого взгляда. Но главная причина ее успешной работы Леониду стала понятна не сразу.
Первое общее собрание бригады, на котором по настоянию Леонида Курбановская сделала сообщение о своем опыте, не дало никаких результатов. Казалось, ее никак нельзя было обвинить в том, что она скрывает какие-либо секреты. Она говорила о том, как она изучила свой станок, и в ее немногих и сдержанных словах слышна была любовь к своей работе.
— Нужно так уметь подбирать заказы, чтобы тратить минимум времени на смену приспособлений при переходе от одного заказа к другому, а за станком надо ухаживать, не жалея на это времени, — говорила она.
Это все были бесспорные истины, но чего-то в словах Курбановской словно бы не хватало, хотя нельзя было обвинить ее в том, что она что-то скрывает. Леонид тогда еще сам не уяснил себе, как именно Курбановская добивается успеха, и попросил ее как-нибудь после работы задержаться и поговорить с ним. Она охотно согласилась.
— Что это значит «с толком подбирать заказы»? — спросил он, заглядывая в свой блокнот.
— Очень просто, — ответила она. — Сейчас наш завод не производит массовой продукции, а держится на случайных заказах, которые перехватывает то там, то тут. Бывает, что за неделю на одном станке проходит несколько заказов. Я добиваюсь для себя таких нарядов, которые сообразовались бы с возможностями станка и не требовали бы его полной переналадки. Соображаю: какие именно резцы нужно заготовить заблаговременно, когда их сменять, чтобы брали меньше времени. Я и сама могу нужный мне резец отработать. И раньше, чем приступить к работе, я сама все заранее соображу и работаю с таким расчетом, чтобы сберечь рабочее время. Вот и создается экономия за счет того, что я зря не останавливаю станок во время работы. У меня все приспособления заранее приготовлены и все резцы заранее заточены... — говорила она, раскрасневшись, поблескивая своими небольшими четкими глазами и вся выпрямившись.
— Так почему же вы всего этого не рассказали на собрании бригады? — спросил Леонид.
— То есть как это не рассказала? Я все это рассказала и в бригаде, и в цеху... Ну а если они не понимают? Ведь я за них думать не могу, им дают одни заказы, а мне другие. Они что им раньше сунут, то и ставят на станок, сами думать не хотят. Наладчик за нее думает, приносит ей все приспособления и устанавливает. А ему что? Ему на станке не работать, вот и получается, что эти приспособления надо еще обратно приспособлять... Тут Черкасова говорила, будто я выбираю себе, что полегче, а неправда это! Бывает, я беру себе самые трудные заказы. Вот за это меня директор и завком одобряют, а совсем не потому, что я напоказ работаю, — говорила она, хмурясь, со злостью и вдруг весело и звонко рассмеялась: — Директор говорит: наша Вика (это я!) дюже сноровисто работает... А я даже этих слов не понимаю, какая-то старина! Я только одно понимаю: станки у нас хорошие, из них можно много выжать. Техника!
— Ну положим, в сравнении с новейшими автоматами ваши станки уже устарели, — сказал Леонид.
— А чего мне новейшие! Мой станок молодец! — и Вика похлопала своей замасленной рукой по массивной серой бабке станка. Леонид еще тогда обратил внимание, что у нее длинные красивые пальцы. — Только требует ухода и понимания. А наш наладчик, разве он понимает станки?
— А, так, значит, выходит, ты сама себе наладчик? А всем остальным он налаживает? — оживленно сказал Леонид, сам не замечая, что перешел с ней на «ты».
— Да, пожалуй, что так... — как-то неохотно ответила Вика.
Вообще Леня с честью справился тогда с этим трудным делом. Он предложил, чтобы бригадир вместе с мастером распределяли бы заказы по станкам, чтобы наладчик помогал заблаговременно подбирать все инструменты и приспособления. Потом, когда обнаружилось, что наладчик с этим делом попросту не справляется, его убрали и назначили другого. Леонид даже уговорил Вику Курбановскую обучить своих подруг работать двумя руками. И в первую же неделю выработка начала повышаться.
С тех пор и до встречи на танцевальной площадке он не видел ее, а со времени этой встречи началось что-то другое, чего раньше не было и о чем не хотелось раздумывать. Да и о чем раздумывать? Он получил поручение бюро и должен его выполнить...