Таков был этот замороженный мир. Таков был этот медленно изменяющийся мир, мир предписаний, рутины, привычек. Таков был этот мир, в котором ужасающие объёмы скуки были не только возможны, но и неизбежны. Таков был этот мир, в котором изменение — эта подвижная, как ртуть, субстанция была превращена в тягучий, вязкий клей.

И в результате этого магия мира феноменов была уже здесь невозможна. А без магии жить нельзя.

Лэниген закричал. Он орал, а вокруг него собирались люди и глядели на него (но никто ничего не предпринимал и ни во что иное не превращался), а затем появился полицейский, как это и должно быть (но солнце ни разу не изменило свой облик), а затем приехала карета скорой помощи (но улица не менялась и на карете не было ни гербов, ни гербариев и у неё было четыре колеса, а не три или двадцать пять), и санитары доставили его в здание, которое стояло именно там, где оно и должно было стоять, и какие-то люди стояли вокруг него и не изменялись и не могли измениться, они задавали ему разные вопросы в комнате с безжалостно белыми стенами.

Они прописали отдых, тишину, покой. К несчастью, это был именно тот яд, с помощью которого он когда-то пытался спастись от своего кошмара. Естественно, ему вкатили лошадиную дозу.

Он не умер, для этого яд был не настолько хорош. Он просто сошёл с ума. Его выписали через три недели как образцового пациента, прошедшего образцовый курс лечения.

Теперь он живёт себе и верит, что никакие изменения невозможны. Он стал мазохистом — наслаждается наглой регулярностью вещей. Он стал садистом — проповедует другим святость механического порядка вещей.

Он полностью освоился со своим безумием (или безумием мира) во всех его проявлениях и примирился с окружением по всем пунктам, кроме одного. Он несчастлив. Порядок и счастье — смертельные враги, и Мироздание до сих пор так и не смогло их примирить.

Dreamworld (1968) пер. Евгений Ануфриевич Дрозд

Рыболовный сезон

Они жили в этом районе всего неделю, и это было их первое приглашение в гости. Они пришли ровно в половине девятого. Кармайклы их явно ждали, потому что свет на веранде горел, входная дверь была слегка приоткрыта, а из окон гостиной бил яркий свет.

— Ну, как я смотрюсь? — спросила перед дверью Филис. — Пробор прямой, укладка не сбилась?

— Ты просто явление в красной шляпке, — заверил ее муж. — Только не испорть весь эффект, когда будешь ходить тузами. — Она скорчила ему гримаску и позвонила. Внутри негромко прозвучал звонок.

Пока они ждали, Мэллен поправил галстук и на микроскопическое расстояние вытянул из нагрудного кармана пиджака платочек.

— Должно быть, готовят джин в подвале, — сказал он жене. Позвонить еще?

— Нет… подожди немного. — Они выждали, и он позвонил опять. Снова послышался звонок.

— Очень странно, — сказала Филис через пару минут. — Приглашение было на сегодня, верно? — Муж кивнул. Весна была теплой, и Кармайклы распахнули окна. Сквозь жалюзи они видели подготовленный для бриджа стол, придвинутые к нему стулья, тарелки со сладостями. Все было готово, но никто не подходил к двери.

— А не могли они куда-нибудь ненадолго уйти? — спросила Филис Мэллен. Муж быстро пересек лужайку и взглянул на подъездную дорожку.

— Машина в гараже. — Он вернулся и легким толчком приоткрыл пошире входную дверь.

— Джимми… не входи.

— А я и не собираюсь. — Он просунул голову внутрь. — Эй! Есть кто-нибудь дома?

Ответом ему было молчание.

— Эй! — крикнул он и напряженно прислушался. Он слышал, как от соседнего дома доносятся обычные для вечера пятницы звуки — разговоры и смех. По улице проехала машина. Он вслушался. Где-то в доме скрипнула доска, и опять стало тихо.

— Они не могли просто уйти и оставить весь дом нараспашку, сказал он Филис. — Могло что-то случиться. — Он вошел. Она последовала за ним, но нерешительно остановилась в гостиной, а он прошел на кухню. Она услышала, как он открыл дверь в подвал и крикнул: — Есть кто дома? Потом закрыл дверь. Он вернулся в гостиную, нахмурился и пошел наверх.

Вскоре Мэллен спустился с озадаченным лицом. — И там никого, сказал он.

— Пойдем отсюда, — сказала Филис, неожиданно занервничав в ярко освещенном пустом доме. Они поспорили, стоит ли оставлять записку, решили этого не делать и вышли на улицу.

— Может, надо захлопнуть дверь? — спросил, остановившись, Джим Мэллен.

— Какой смысл? Окна все равно открыты.

— И все же… — Он вернулся и запер дверь. Они медленно пошли домой, оборачиваясь через плечо. Меллену все время казалось, что Кармайклы сейчас вдруг откуда-нибудь выскочат и крикнут: «Сюрприз!»

Но в доме было по-прежнему тихо.

До их дома, кирпичного бунгало, точно такого же, как и две сотни других домов в районе, был всего квартал. Когда они вошли, мистер Картер мастерил на карточном столике искусственных мух для ловли форели. Он работал неторопливо и уверенно, и его ловкие пальцы накручивали цветные нитки с любовной тщательностью. Он был так погружен в работу, что даже не услышал, как они вошли.

— Мы дома, папа, — сказала Филис.

— А, — пробормотал мистер Картер. — Посмотрите-ка на эту прелесть. — Он поднял готовую муху. Это была почти точная имитация шершня. Крючок был хитроумно скрыт под чередующимися черными и желтыми нитками.

— Кармайклы ушли… кажется, — сказал Мэллен, вешая пиджак.

— Утром попытаю удачу на Старом Ручье, — сказал Картер. — У меня предчувствие, что именно там может оказаться неуловимая форель. Мэллен улыбнулся. С отцом Филис было трудно разговаривать. В последнее время он не говорил ни на какие другие темы, кроме рыбалки. Когда ему стукнуло семьдесят, старик ушел на пенсию, оставив весьма успешный бизнес, и полностью отдался любимому спорту.

И теперь, подбираясь к концу седьмого десятка, мистер Картер выглядел великолепно. Просто поразительно, подумал Мэллен. Кожа розовая, глаза ясные и спокойные, седые волосы аккуратно зачесаны назад. К тому же он сохранял полную ясность мыслей — пока вы говорили о рыбалке.

— Давайте немного перекусим, — сказала Филис. Она с сожалением сняла красную шляпку, разгладила на ней вуаль и положила ее на кофейный столик. Мистер Картер добавил к своему творению еще ниточку, придирчиво его осмотрел, затем положил муху на стол и пришел к ним на кухню.

Пока Филис варила кофе, Мэллен рассказал старику о том, что произошло. Он услышал типичный ответ.

— Сходи завтра на рыбалку и выбрось все из головы. Рыбалка, Джим это больше, чем спорт. Рыбалка — это и образ жизни, и философия. Знаешь, как приятно отыскать тихую заводь и посидеть на берегу. Сидишь и думаешь: коли есть на свете рыба, то отчего бы ей не водиться и здесь?

Филис улыбнулась, увидев как Джим заерзал на стуле. Когда ее отец начинал говорить, остановить его было уже невозможно. А начать он мог по любому поводу.

— Представь себе, — продолжал мистер Картер, — молодого судебного исполнителя. Кого-нибудь вроде тебя, Джим — вот он мчится куда-то через большой зал. Обычное дело? Но в конце последнего длинного коридора его ждет форелевый ручей. Представь политика. Конечно, ты многих их видел там, в Олбани. В руке портфель, весь озабоченный…

— Странно, — сказала Филис, прервав отца на полуслове. В руке он держала неоткрытую бутылку молока.

— Посмотрите. — Молоко они покупали у «Молочной фермы Станнертон». Зеленая этикетка на бутылке гласила: «Молочные фермы Станнерон».

— И здесь. — Она показала пальцем. Чуть ниже было написано: «по лисенсии НьЮ-йоРкского Бро здравооХранения». Все это походило на грубую имитацию нормальной этикетки.

— Где ты его взяла? — спросил Мэллен.

— Да вроде бы в магазине Элджера. Может, это какой-то рекламный трюк?

— Я презираю тех, кто ловит рыбу на червя, — гневно произнес мистер Картер. — Муха — это произведение искусства. Но тот, кто надевает на крючок червя, способен ограбить сирот и поджечь церковь.