— Слушай, приятель, мы не вместе пили вчера? — пробормотал Диас, прикрыв заплывший глаз.

— Нет, — ответил Ерлан.

Только теперь, когда свет фар оказался за спинами окруживших его людей, Диас узнал этого лысого парня.

— Но я выпью за упокой твоей поганой души, если ты не включишь свой крохотный мозг и не начнешь говорить.

— Ерла, — усмехнулся Диас, — где ты был, когда мне было, лет так, тридцать? Я бы показал тебе где твое место. А оно ведь не там — не в кресле Кайрата, которого ты убил.

— Много базаришь, тварь, — Ерлан был на удивление спокоен. — Мне вот сегодня шлюха мозг весь сделала и меня это так бесит, что я не успокоюсь, если кого-нибудь не порешаю сегодня.

— Почему не порешал ее — это же твой стиль, маньяк. У тебя на меня тоже встал?

Ерлан улыбнулся и прикрыл глаза.

— Эта шлюха — Айгерим, ты же знаешь ее, да? Так вот, она, сучка такая, возомнила из себя черт знает кого. Я забронировал столик в самом дорогом ресторане для этой подстилки. Ты знаешь, что она мне заявила? — Ерлан вновь усмехнулся. — Что у нее есть мужик — ее чертов муж, который уже, если мои болваны ничего не напутали, покоится на дне реки, с собственным прибором во рту. И эта потаскуха сказала, что явилась только из уважения ко мне, так как я работал на ее отца. Да, твою душу? А мне кажется, она явилась, чтобы повилять попкой перед богатенькими мужичками и набить свое вонючее брюхо едой, которую я заказал для нее. Я мог бы изнасиловать ее прямо в Бельведере, и никто бы даже не вякнул, знаешь почему? Потому что этот город — мой. Потому что все в этом городе боятся меня. Они боятся даже посмотреть на меня, потому что, если мне не понравится их взгляд, я просто выпущу им кишки на их обеденный стол. И никто мне ничего не скажет. Я решаю кто будет жить в этот городе, кто умрет, кто будет раздвигать передо мной ножки, а кто лизать мой зад и просить еще.

— Не сомневаюсь, — ответил Диас, и чья-то нога слабо пихнула его в бок. — Ну так почему же ты не взял ее прямо на блюдах, заказанных тобой?

— Знаешь ведь, как коты развлекаются, прежде чем схавать ушастую тварь? Уже на этих выходных ее привезут ко мне, и я покажу ей видео, на котором ее муж, перед тем как его лишили прибора, на коленях просит меня овладеть его женушкой. Последнее желание умирающего ведь закон, верно? Весело будет. Знаешь, что я сделаю потом?

— Не знаю. Наверное, передернешь на эту запись.

— Потом я пущу ее по кругу. Чтобы каждый насладился ее телом. А потом брошу в один из притонов, и она будет стоить не больше сотни за ночь. Вот что я сделаю.

— Уверен, что именно так ты и поступишь, если, конечно, не придумаешь что-нибудь поэкзотичней.

— Когда я видел тебя в последний раз, ты был не так разговорчив. А теперь болтаешь много, да все не по теме. Где Русик?

— Да черт его знает. Болтается где-то в Европе, наверное. Кстати, если найдешь мою машину, пригони обратно.

Ерлан поднялся на ноги и с помощью приятелей перевернув Диаса на спину, поставил ногу ему на грудь.

— Я даю тебе последний шанс сказать мне — где Русик?

— Да пошел ты, Ерлан. Я имел дело с настоящими волками, так что такие гиены как ты, не стоят даже того, чтобы бояться их. Правда. Даже если бы я знал где Руслан, я бы из уважения к самому себе не стал говорить тебе ничего. Ты жалок и мне стыдно за трон, который ты превратил в толчок, набитый дерьмом — главное из которых ты и твои прихвостни.

При этих словах один из близнецов злобно выругался, но не решился атаковать поверженного противника, так как он находился под ногой его босса.

— Может, ему язык отрежем? — предложил скрипучий голос.

— А хочешь, я и твою старуху на панель поставлю? — спросил Ерлан, склонившись над Диасом, тем самым перенеся вес своего тела на поставленную ему на грудь ногу. — И будут ее радовать по двадцать раз за ночь.

— Если найдутся желающие, — захихикал один из братьев.

Диас стиснул зубы, с тревогой подумав о своей супруге, но выражение его лица оставалось настолько невозмутимым, насколько невозмутимым могло быть лицо вечно морщащегося человека. Он знал, что ему нечего боятся. Если все пойдет как надо, его жена будет в безопасности, потому что он никогда не ждал, но всегда был готов к этому моменту, который, по иронии судьбы, наступил в день его рождения.

— Ставлю штукец, что она будет рада ложиться под каждого, потому что ты вряд ли ее удовлетворяешь, — Ерлан посмеивался, утопив природную несдержанность в алкоголе.

— Я буду только рад, если кто-то осчастливит ее, — губы Диаса скривились в подобии улыбки. — А теперь жми на свой долбаный курок и избавь меня от своего общества. Я теряю уважение к себе, дыша с тобой одним воздухом.

— Не спеши, так же не интересно, — Ерлан наклонился вперед, и вытянул губы. В свете фар стало видно, как белая пена его слюны опасливо выскользнула изо рта и задрожала, стремясь сорваться и устремиться к земле. Когда уже казалось, что она вот-вот достигнет точки невозврата, Ерлан шумно втянул ее обратно и улыбнулся. — Давай выпьем напоследок. А то у меня совсем ничего не осталось в машине.

— Пошел ты. Даже срать с тобой рядом не сяду.

— Есть запасы, а? — Ерлан убрал ногу с груди Диаса и обратился к братьям-близнецам: — Поднимите его. Загляну в его гадюшник, развлечёмся.

Близнецы с воодушевлением принялись исполнять приказ. В их действиях проявлялось столько рвения и энтузиазма, что казалось, будто выполнить именно это поручение было заветной мечтой каждого из них. Жаждая новых развлечении, которые им всегда щедро подкидывал Ерлан, они схватили Диаса и подняли его на ноги. Оба едва ли доставали Диасу до плеч. Тем не менее, один из них, вытянув руку, прижал ствол пистолета к его голове и толкнул по направлению к лестнице. Братья были уверены, что поход в кабинет необходим Ерлану для реализации какого-то особенного, изощренного способа лишить Диаса жизни. Неожиданно получивший возможность остаться в живых, Диас, послушно поплелся к своему кабинету.

Весь путь по железным ступенькам раззадоренные крепыши подталкивали Диаса, пытаясь перекричать друг друга в соревнованиях по сквернословию. Ерлан шел позади, вложив руки в карманы брюк и устало запрокинув голову. Еще двое остались у автомобиля, не получив никакого другого приказа.

Добравшись до двери, близнецы втолкнули Диаса в кабинет и как по договоренности, стали рыскать по узкому продолговатому помещению, ощупывая стены в поисках включателя.

— Лампа на столе, — сжалился над ними Диас и спустя мгновения, комната осветилась тусклым светом маленькой настольной лампы, похожей на ту, которую механики используют в своей работе под капотом автомобилей.

— Ну и срач, — проскрипел один из братьев, с любопытством глядя на разбросанные по столу остатки пищи, промасленные газеты, давно догоревшие окурки из перевернувшихся импровизированных пепельниц, бутылки, которые теперь лежали под осколками разбитого оконного стекла. Ночная свежесть не проникала даже в открытую дверь. Запах рыбы и пива плотно стоял в обездвиженном воздухе кабинета.

Ерлан двумя пальцами брезгливо взял одну из бутылок и повернув ее к свету, посмотрел на этикетку.

— Так и знал, бодяга какая-то, — он разочарованно бросил бутылку на пол, к ногам Диаса. — Есть что нормальное, что люди пьют, а не крысы? — вытирая руку о подол своего пиджака, спросил Ерлан.

Диас раскрыл было рот, чтобы пустить очередную оскорбительную шуточку в адрес Ерлана, но так ничего и не сказал.

— Давай, сука, тащи виски, — завопил один из близнецов, после чего, словно испугавшись собственного голоса, посмотрел на всех присутствующих.

— Есть одна бутылка, — вдруг заявил Диас. — В шкафу, — он кивнул в сторону шкафа у дальней стены, который никогда не служил в качестве хранилища для алкогольных напитков. — Берег для особого случая.

— Особый случай наступил, — пробурчал крепыш.

Второй из братьев тут же схватил Диаса за ворот и пригнув к полу, толкнул к шкафу, словно путь к нему пролегал через низкий тоннель.