Елена Каламацкая

Попаданка с бабушкой

ГЛАВА 1

По ночам осень заявляла свои права мелким холодным дождем. Днем прохладный ветерок разгонял мрачные тучи и солнце озаряло город теплой улыбкой.

Я шла по тротуару, старательно обходя лужи и поддерживая под локоть свою бабушку, которой именно сегодня приспичило навестить свою старую подругу. Старую в прямом и переносном смысле, потому как бабуле моей стукнуло уже семьдесят пять годочков, школьной подруге, разумеется, не меньше.

Короче говоря, две старые перечницы решили встретиться именно сегодня – в воскресенье, когда я с удовольствием просто посидела бы с книгой, наслаждаясь тишиной и покоем. Хотя тоже вопрос спорный.

Дело в том, что наша семья состоит из трех женщин – бабушки, мамы и меня. Дочери и внучки в одном лице, на которую родственницы любят «спускать пар», делать «козлом отпущения» и винить во всех смертных грехах. Особенно бабушка. Потому что я – младшая, они подарили мне жизнь, кормят, поят, одевают, воспитывают и так далее по списку.

Бабуля моя женщина хорошая во всех отношениях. Так думают все знакомые и соседи. Так думают все люди, не живущие с ней в одной квартире. И только я знаю точно – моя бабка домашний тиран. Наверное, это качество развилось у нее с раннего детства, когда моя прабабушка, ссылаясь на какие-то то ли польские, то ли болгарские корни назвала дочку Баженой. Можно представить себе как обзывали девочку сверстники: и блаженной, и женой ба, и просто монашкой. Дети горазды на обидные прозвища, если не сумеешь вовремя их одернуть. Бажена не сумела.

В общем, с тех давних пор в нашей семье появилась традиция, основанная на комплексах, называть дочерей причудливыми и заковыристыми именами. Когда бабушка в свое время родила дочь, то отыгралась на ней по полной программе и назвала – Феофанией. Представляю, как «здорово» было мамочке жить и учиться в советской школе с таким именем. Особенно, когда Бажена с упорством осла приходила на урок и требовала называть ее дочь полным именем. Ну да, дети так и слушались сразу, из Фифы переделывая имя в Фуфу.

Зато когда родилась я, отыгрались обе. Меня назвали Апполинария. Друзья и знакомые зовут просто Поля или Полина, а дома я исключительно – Нарька!

С отчествами тоже подфартило. Самый выигрышный вариант, по моему мнению, все-таки у бабушки – Бажена Спиридоновна. Нормально звучит и выговаривается легко, хоть и длинновато. И чего, спрашивается, было так психовать? Вот Феофания Евстигнеевна уже сложнее, а я так и вовсе – Апполинария Валериановна. Страшный сон логопеда.

После окончания института, я собиралась работать по специальности – учительницей младших классов. Бабушка долго хохотала и едко выспрашивала, за что я так не люблю бедных деток, ведь они языки сломают, и мозги заодно пока выучат мое имя-отчество. Потом по своим каналам устроила меня в городской архив. Тихо, пыльно, никаких мужчин, все под ее контролем. Детей я пожалела и который год уже плесневею на нелюбимой работе. Зато единственная коллега, Анна Сергеевна, называет меня просто Полей и за ее мозги и язык я совершенно спокойна.

Вовремя вспомнив про коллегу, попросившую меня купить подарок в магазине, мимо которого мы сейчас проходили, я остановилась и придержала спутницу за рукав

– Бабуль, к Анне Сергеевне приехали родственники из-за границы, – начала объяснять по-человечески.

– Рада за нее, чего встала столбом? Давай, шевелись, – ворчливо перебила бабушка, нетерпеливо дергая рукой.

Она, конечно, тиран, но кто сказал, что я с такими генами тварь бессловесная? Мне уже тридцать два и за свою жизнь я хорошо научилась управлять своими домашними тираншами. Просто на рожон особо не лезу, потому что мне их банально жалко. Когда я слишком строптиво проявляю свой характер, начинается театр двух актрис для одной зрительницы – неблагодарной Нарьки. Мать хватается за сердце, бабушка вызывает скорую и знакомая врачиха, укоризненно качая головой, констатирует повышенное давление. А рецепт один – пациентке не волноваться, а родственникам беречь дорогую Бажену Спиридоновну. Вот очень хотелось бы встретить старуху семидесяти пяти лет, у которой в таком возрасте идеальное давление. Но на меня смотрят, как на врага народа и я уступаю. А сейчас не отступлю, мне надо.

– Она попросила меня купить пару сувениров, – я уперлась.

– А сама она не в состоянии это сделать? – возмутилась бабушка. – Ты зачем позволяешь садиться себе на шею всем кому не лень?

– Она живет на другом конце города, а мне рядом. Хотя, знаешь, ты права. Постой здесь, я сама быстренько сбегаю, – этот прием никогда не давал сбоев. – Или иди потихоньку, я тебя догоню.

– Ну уж нет. Вместе пойдем, – категорично заявила бабуля.

Что и требовалось доказать. Как же это она уйдет и не проконтролирует покупку? Вот так и живу по принципу – я знаю, что ты знаешь, что они знают, что мы знаем. Тьфу. Как все надоело! Господи, забери меня отсюда!

Домашние деспоты перебирают моих кавалеров и отбраковывают не понравившихся им, то есть всех. Я подчиняюсь, не потому что послушная марионетка, а потому что нет такого мужчины, ради которого я бы все бросила и ушла жить в шалаше. Меня устраивают на работу в пыльный архив, и я безропотно соглашаюсь, потому что, возможно, преподавать детям это не мое. Я подчиняюсь, пока меня все устраивает. Но как же надоело.

Сувенирный магазинчик пестрел расписными самоварами и подносами. Глаза разбежались от количества товара и понадобилось время, чтобы собрать их в кучку и объяснить парнишке за прилавком, что мне нужен подарок для иностранцев.

– Возьмите матрешку, беспроигрышный вариант, – обрадовался продавец и снял с витрины яркую красавицу в платочке. – Вот набор из семи штук, счастливое число. Отличный сувенир из России.

Матрешка мне очень понравилась, и я принялась ее разбирать.

– Зачем ты это делаешь? – возмутилась бабушка и, закатывая глаза, стала выдавать всю мою подноготную совершенно чужому человеку: – Девке тридцать два года, а все в куклы играет! Другие к этому времени своих уже нянчат, а мне, видимо, не суждено правнуков дождаться. Ну чисто, дурочка! Плати деньги и пойдем.

Как я ее ненавижу в такие моменты!

– Я же не себе покупаю, поэтому нужно убедиться, что все работает, – стараясь открыть вторую матрешку, все-таки решила объяснить я. – И убедиться, что их восемь.

– Семь, семь, – паренек подскочил и помог открыть слишком плотно подогнанную деталь. – Давайте я вам помогу.

И непонятно было то ли он пожалел старую деву, которой за тридцать, то ли «чисто дурочку» решил побыстрее спровадить из магазина. Предъявив мне семь расчудесных куколок, он ловко собрал их в обратном порядке. Хороший продавец, профессионал, наверное, от безделья тренируется каждый день.

Еще я присмотрела детскую игрушку с двумя симпатичными медведями, рубящими топорами бревно, на котором они сидят, и пару расписных деревянных ложек. Все мои покупки сопровождались едкими замечаниями родственницы. Ладно, парень больше ничего нового обо мне не узнает. И возраст и «дурочка» пошли по десятому разу.

– А ложки-то зачем? И если берешь, то бери шесть, комплект. Всему тебя учить надо.

– Ба, это деревянные ложки, какой комплект? Никто ими есть не будет, да и вряд ли брат Анны Сергеевны умеет на них играть, – съехидничала я и задумчиво спросила продавца: – А кстати, на скольких ложках играют, не заешь?

Парень отрицательно покачал головой и покосился на свой планшет. Надо же, как работу свою любит человек, по этому взгляду стало ясно, что сейчас он все-все выяснит про ансамбль ложкарей. Вот только спровадит нас из магазинчика и полезет в Интернет. Правильно, а вдруг следующие покупатели будут еще дотошнее двух симпатичных блондинок. Правда, по его юношескому мнению мы обе уже старушки, потому что, узнав мой возраст, парень стал обращаться со мной как с подругой матери. Уважительно, но не проявляя мужского интереса. А ведь точно помню, когда только вошли в магазин, улыбался он мне намного приветливее.