– Сначала главное, – огрызнулся Эдгар. Руки его начали дрожать. Он покропил святой водой в дальних углах под галереей.

– Аb insidiis diaboli, libera nos Domine. Ab ira, et odio, et omni, libera nos Domine! Вот так. – Он повернул к двери. – …Ubicumque fuerit aspersa, per invocationem sancti nominis tui, omnis infestatio immundi spiritus abigator, terrorque venenosi serpentis procul pellatur…

– Мистер Трегаррон! Вы здесь? – Громкий голос, раздавшийся от двери, заставил священника замолчать. – Мистер Трегаррон, с вами все в порядке?

Дэвид закрыл глаза и вытер лоб тыльной стороной ладони.

– Это Джимбо, механик Люка, – прошептал он. Руки его так дрожали, что он вынужден был прижать крест к груди.

– Мистер Трегаррон? – На этот раз в голосе не было уверенности.

– Молчите, и он сейчас уйдет, – шепотом приказал Эдгар.

– Мистер Трегаррон? Дверь черного хода была открыта. – Голос внезапно приблизился. – Я подумал, что надо бы посмотреть и проверить, все ли на месте.

– Поговорите с ним. – Эдгар склонился вперед, сложив руки над солнечным сплетением. Казалось, вся энергия вдруг покинула священника. – Поговорите с ним и отошлите его прочь.

Дэвид поставил крест на стол и направился к двери.

– Джим? – Голос историка прозвучал хрипло и тягуче. – Джим, все хорошо. Я здесь.

Он прошел на кухню, сел на стул и вздохнул с таким чувством, словно его только что выпустили из тюрьмы. Дрожа всем телом, он оперся локтями о кухонный стол и обхватил голову ладонями.

– У вас точно все в порядке, мистер Трегаррон? – В дверях стоял Джимбо. Он подошел к Дэвиду и с озабоченным видом взглянул ему в лицо. – Э, приятель, да вы бледны как полотно. Что случилось?

Дэвид с трудом заставил себя встать.

– Я просто немного устал. Простите, что напугал вас. Я забыл закрыть заднюю дверь.

– Нет проблем, если все хорошо. – Джимбо колебался. – Здесь ничего такого не происходит, а?

Дэвид отрицательно покачал головой.

– Ну тогда я пойду работать. Мне надо сегодня съездить в Ипсвич за запчастями. – Он не двигался с места. – Может, поставить чайник? Кажется, вам не помешает выпить чего-нибудь горячего.

Дэвид устало тряхнул головой.

– Нет, спасибо, Джимбо. Я прекрасно себя чувствую. Может быть, попозже я действительно выпью кофе. – Он заставил себя улыбнуться. – Сегодня я собираюсь вернуться в Лондон. Потом я загляну в гараж и отдам ключи.

Дэвид смотрел, как молодой человек наконец направился к выходу. Когда дверь закрылась, Дэвид испытал неудержимое желание окликнуть Джимбо, вернуть его, но усилием воли сумел заставить себя промолчать.

Надо было возвращаться в холл.

33

– Люк, я должна посетить место, где жила моя мать.

– О Джосс! – Люк сел и укоризненно посмотрел на жену. – Мы приехали сюда, чтобы избавиться от всего этого.

– Я не могу от этого избавиться, Люк. – Она покачала головой. – Все, что мне нужно, – это просто посмотреть. Увидеть, где она жила. У меня есть адрес. Мне надо знать, что здесь, в Париже, она была счастлива.

– И как ты это узнаешь? – Он тяжело вздохнул. – Джосс, она умерла много лет назад. Не думаю, что ее кто-то вспомнит.

– Кто знает. – Она сжала кулаки. – Это было не так уж давно. Прошу тебя, Люк. Если ты не хочешь идти со мной, то я поеду одна.

Он снова вздохнул.

– Ты же знаешь, что я никуда не отпущу тебя одну.

Она жалко улыбнулась.

– Спасибо.

– Ладно, сдаюсь. Давай что-нибудь поедим, а потом поедем искать. Но потом мы расслабимся и будем наслаждаться друг другом все оставшиеся дни, хорошо?

Она сбросила с себя одеяло.

– Конечно, я обещаю.

Они нашли улицу Омон-Тьевиль в семнадцатом квартале. Шофер такси высадил их на короткой улице, сплошь застроенной ateliers[6]. Взглянув на огромные окна студии, Джосс сделала глубокий вдох.

– Это было здесь. Здесь она жила с Полем, после того как приехала к нему.

– Ты хочешь постучать?

Она прикусила губу.

– Разве не надо сначала поискать консьержку? Или их больше не существует? Я помню, что это женщины, которые знают все о каждом из жильцов любого дома в Париже.

Люк усмехнулся.

– Очень строгие дамы. Прямые наследницы tricoteuses, которые сидели у подножия гильотины, вязали и считали головы, скатывавшиеся в корзину!

– Ты хочешь меня отговорить.

– На самом деле нет, потому что знаю, что это невозможно. – Он обнял ее за плечи. – Звони.

Молодая женщина, открывшая дверь, нисколько не походила на tricoteuse. С умным лицом, хорошо одетая и бегло говорящая по-английски.

– Мсье Девиль? Да, он до сих пор живет здесь, мадам.

Джосс посмотрела на Люка, потом снова повернулась к женщине.

– Может быть, вы помните мою, то есть его… – Она замолчала. Джосс вдруг поняла, что не знает, вышла ли мать замуж второй раз. – Мадам Девиль, – торопливо произнесла Джосс. – Она умерла около шести лет назад.

Молодая женщина изобразила на лице сожаление.

– Пардон, мадам. Тогда здесь работала моя мать. Я служу здесь только два года. Я могу сказать лишь то, что сейчас здесь нет мадам Девиль. – Она пожала плечами. – Вы хотите подняться наверх?

Джосс кивнула и, оглянувшись, посмотрела на Люка.

– Ты хочешь пойти со мной или погуляешь на улице?

– Не глупи. – Он шагнул в подъезд вслед за женой. – Конечно, я хочу пойти с тобой.

Выкованная из железа кабина лифта – маленькая, ажурная и устрашающая – ползла на третий этаж невероятно медленно. Открыв тяжелую дверь кабины, Люк и Джосс оказались на чисто вымытой абсолютно пустой лестничной площадке. Дверь открыли лишь через несколько минут. Поль Девиль, а это был, как догадалась Джосс, именно он, оказался мужчиной в возрасте около восьмидесяти лет, высоким, седовласым, удивительно хорошо сохранившимся и полным шарма. На лице его немедленно появилась приветливая улыбка.

– Мсье, мадам? – Он вопросительно посмотрел сначала на Люка, потом на Джосс.

Джосс глубоко вздохнула.

– Мсье Девиль? Вы говорите по-английски?

Улыбка стала еще шире.

– Конечно.

Он был одет в рубашку с расстегнутым воротником и толстый шерстяной свитер. На рукавах красовались пятна краски.

– Мсье, я – дочь Лауры. – Она с напряженным вниманием всмотрелась в его лицо, внутренне ожидая резкой отповеди, но на лице старого художника, последовательно сменяя друг друга, появились выражения потрясения, изумления и восторга.

– Джоселин?

Он знал ее имя.

Лицо Джосс расплылось в улыбке облегчения. Она кивнула и подтвердила:

– Джоселин.

– О, mа chérie! – Он прижал ее к себе и расцеловал в обе щеки. – Наконец-то. О, как долго мы – Лаура и я – ждали этого момента! – Он внезапно отстранился. – Вы знали – простите мою бестактность, – что она умерла?

Джосс кивнула.

Он повторил ее движение, потом порывисто сжал ее руку.

– Прошу вас, входите, входите. Это ваш муж, не так ли? – Он отпустил Джосс и сердечно пожал руку Люка.

Джосс еще раз кивнула.

– Мы просим прощения за то, что явились без предупреждения.

– Это неважно, главное, что вы наконец приехали! Входите же, я приготовлю кофе. Хотя нет, по такому случаю требуется нечто лучшее. Что-нибудь особенное, чтобы отпраздновать такое событие. Садитесь, садитесь.

Он провел гостей в огромную студию. Стены первого этажа были увешаны картинами. Возле большого окна стояли два мольберта с холстами; отгороженное мольбертами пространство служило маленькой гостиной: три удобных кресла, прикрытых шерстяными чехлами, кофейный столик, телевизор. Все остальное пространство завалено книгами и бумагами. Место одной стены почти целиком занимала лестница, ведущая на галерею второго этажа, где, наверное, находилась и спальня. Старик скрылся на кухне. Пока Джосс и Люк в немом восторге рассматривали буйство красок на холсте, он вернулся, неся с собой бутылку вина и три бокала.