Повинуясь внезапному импульсу, он подошел к тумбочке и взял телефонную книгу, в которой нашел имя Эдгара Гоуэра, священника из Олдебурга.

Дэвид говорил, а священник внимательно слушал. Эдгар сидел за столом, вглядываясь в черноту ночного моря и вертя в руках карандаш. Время от времени он хмурился и вставлял в разговор короткие замечания.

– Мистер Трегаррон, я думаю, что нам с вами необходимо встретиться.

Эдгар переставил стул, чтобы продолжать видеть огни рыболовного судна, за которыми он наблюдал. Шхуна медленно приближалась к берегу.

– Когда вы в следующий раз приедете в Восточную Англию?

– Я здесь. – Дэвид перенес телефон на стол и сел. Запах мяса и почек стал сильнее, и у Дэвида потекли слюнки.

– Здесь? – Голос на другом конце провода прозвучал неожиданно резко.

– Я приехал сегодня утром и сейчас нахожусь в Белхеддоне. – Дэвид пальцем дотронулся до крыши игрушечной повозки и принялся катать ее взад и вперед по столу.

– Понимаю. – Последовала долгая пауза. – Догадываюсь, что вы там один?

– Люк и Джосс уехали в Париж.

– А дети?

– Думаю, что они у бабушки.

– Но не в Белхеддоне?

– Нет, не в Белхеддона.

Наступило короткое молчание. Оба собеседника подумали одно и то же: «Слава Богу».

– Мистер Трегаррон, – Эдтар перестал видеть судно, – мне в голову пришла одна мысль. Если хотите, приезжайте в Олдебург, это всего в часе езды от Белхеддона. Было бы недурно все это обговорить, и, кстати, – добавил он словно между прочим, – вы могли бы остаться здесь на ночь.

Дэвид, испытав громадное облегчение, прикрыл глаза.

– Это любезно с вашей стороны. Очень любезно.

Дэвид почувствовал неуемное желание бросить все, сесть в машину и немедленно покинуть это проклятое место. Его остановила гордость. Он съест ужин, соберет свои книги и бумаги, потом осмотрит дом, выключит свет и только после этого уедет. Дэвид с досадой посмотрел на бутылку виски. Он выпил слишком много этого проклятого зелья. Надо закусить, прежде чем садиться за руль.

Пирог, хотя и был больше похож на бесформенное месиво, раскрошившееся по краям, оказался весьма вкусным. Дэвид съел его прямо с фольги, не перекладывая на тарелку. Вымыв за собой вилку и стакан, он разворошил золу, загасил тлеющие угольки и направился к двери.

Сначала он заставил себя подняться наверх, выключить свет и закрыть двери. Дом вел себя тихо и даже как будто благодушно. Однако Дэвид с трудом уговорил себя заглянуть в спальню Джосс и Люка. Некоторое время он молча постоял посреди комнаты, внимательно прислушиваясь. Тишина была тяжелой, почти осязаемой. Чувствовалось какое-то движение воздуха. Было такое впечатление, что за Дэвидом кто-то внимательно наблюдает. С трудом проглотив слюну, Дэвид направился к двери, выключил свет и вышел на площадку, но странное ощущение не покинуло его и здесь: смутное раздражение, холод, который не имел ничего общего с физическим холодом, царившем в доме.

«Не обращай на это внимания. Собери книги и уезжай.» Положив руку на перила, Дэвид посмотрел вниз. В холле освещенные холодным светом лежали разбросанные по всему полу игрушки. Повозки, похожие на ту, которую он оставил на кухонном столе, детали детского конструктора, пенал…

– Ладно, – громко произнес Дэвид высохшими губами. – Намек понял. Иду.

Собрав в кулак всю свою волю, он спустился по ступеням и, перешагивая через игрушки, направился к двери кабинета. Он огляделся, ожидая увидеть и здесь что-нибудь странное, однако в кабинете ничего не изменилось. Огонь в камине погас, и стало холодно, но в остальном комната выглядела дружелюбно и даже безопасно. Дэвид разровнял золу, для пущей надежности поставил перед камином экран, собрал книги и бумаги. Еще один беглый взгляд. Все. Выключив свет, он вышел из кабинета и закрыл за собой дверь.

В холле он некоторое время в нерешительности постоял на месте, потом наклонился, поднял с полу несколько деталей конструктора, повозку и положил их в карман.

– Я возьму это с собой, парни, – громко сказал он. – Хочу кое-что проверить.

С невидимого отсюда поворота лестницы раздалось хихиканье. Дэвид посмотрел вверх. Нет, он не собирается ни идти наверх, ни позорно бежать. Это же всего-навсего дети. Они не могут причинить ему вреда.

Или могут?

Поколебавшись, он снова взглянул наверх.

– Пока, ребятки, – тихо произнес он. – Благослови вас Бог.

Закрыв за собой дверь черного хода, он услышал, как щелкнул замок. Бросив книги в машину, он сел за руль. Только опустив защелки дверей, он понял, что дрожит – ему потребовалось несколько секунд, чтобы вставить ключ в гнездо зажигания. Когда машина проехала под аркой ворот, Дэвид посмотрел в зеркало заднего вида и увидел, что все окна дома освещены. Нажав педаль газа, Дэвид стремительно выехал на шоссе.

Мэри Саттон остановилась посреди деревни, окутанной зеленоватым мраком. Мэри вернулась домой ночным автобусом, водитель которого высадил ее на Белхеддон-Кросс. Она только что видела, как из ворот замка выехала машина, разбрызгивая колесами грязь и разбрасывая камни, проехала по деревне и свернула на запад. Женщина следила взглядом за задними габаритными огнями, пока они не скрылись из виду, а потом принялась с задумчивым видом рассматривать подъездную дорогу к замку. Фред Коттинг, отец молодого Джимбо, сказал ей, что Гранты уехали. Дом должен быть пустым.

Стояла ясная холодная ночь, и Мэри, стоя под аркой ворот, могла видеть залитый светом звезд дом. Окна были темны, шторы не задернуты. Стекла не отражали свет, и амбразуры окон казались черными бездонными глазницами.

Мэри некоторое время колебалась, обеими руками держа свою объемистую сумку. Малышка Лолли не стала бы возражать, если бы она, Мэри, присмотрела за домом. Лолли – так Роберт, брат Лауры, звал свою младшую сестру. Роберт, который погиб в четырнадцать лет, упав с каштана, растущего перед фасадом замка. Мэри ничего не говорила дочери Лауры о тех двух мальчиках, братьях Лауры. Было видно, что Джоселин едва сохраняет разум, страдая от мыслей по поводу смерти своих братьев.

Мэри поджала губы и медленно пошла по подъездной дорожке. Она не думала, что машина, выехавшая из ворот замка, принадлежала каким-нибудь грабителям. За всю историю никто и никогда не решался грабить Белхеддон-Холл. Никто. Итак, кто же это был?

Остановившись посреди вымощенного двора, она еще раз взглянула на дом, чувствуя, как ее захлестывают эмоции: страх, ненависть, любовь, счастье, чувство блаженства, которое Мэри испытывала от смеха детей, и за всем этим ледяной холод ядовитого зла, которое отравило самый воздух замка.

Покрепче сжав в руке сумку, Мэри начала обходить дом. Все двери и окна были заперты, и, проходя мимо каждого окна и каждой двери, она произносила несколько невнятных слов и чертила на стенах фигуры, изображая рукой запечатывающий звездный знак. Она долго не пользовалась своей силой, которая, конечно, намного уступала силе Маргарет де Вер, но зато верность Мэри по отношению к Лолли и ее дочерям была абсолютна и безгранична. Она отдаст им всю силу, которая у нее осталась.