После нескольких томительных минут ожидания она, наконец, услышала стук копыт по мостовой. Карета замерла где-то в отдалении, затем донесся звук шагов по припорошенному снегом гравию, и вот уже на крыльце появилась высокая фигура в щегольском цилиндре и темно-синем пальто. Хорошо знакомые выразительные глаза с теплотой и нежностью обратились к ней. У Виктории сильнее забилось сердце. Так было всегда, когда он смотрел на нее или учтиво касался ее руки. Но теперь ко всему прочему примешивались сокровенные и волнующие воспоминания о вчерашнем далеко не целомудренном поцелуе.
— Доброе утро, мисс Виктория. Надеюсь, Вам удалось отдохнуть перед предстоящей дорогой? — со сдержанной полуулыбкой спросил он, направляясь к дамам.
— Леди Палмерстон прекрасно позаботилась обо мне, она просто ангел, — ответила Вик безо всякого лукавства.
Уильям склонился к руке Эмили и нежно ее поцеловал, выражая сестре свою искреннюю благодарность.
— Тогда в путь, Брокет Холл ждет нас! — воодушевленно произнес он, сопроводив Викторию до кареты, в которой ее уже дожидалась Рози.
Экипаж Мельбурна, украшенный гербами, тронулся первым и совсем скоро скрылся за поворотом улицы. За ним, не сокращая дистанцию, следовал второй — кучер Палмерстонов прекрасно знал дорогу на север от города.
Разместившись в карете, девушки накрыли ноги тёплыми пледами и с радостью обнаружили корзину с легкими закусками. Путешествие обещало быть не только увлекательным, но и вполне комфортным! Молоденькая горничная была заметно взволнована. Ей впервые предстояло увидеть поместье Брокет Холл, и ожидание чего-то нового светилось в ее синих глазах неподдельной детской радостью. Тем более, на её коленях покоился небольшой дорожный несессер, подаренный леди Эммой гостье, мисс Виктории пред отъездом. Теперь Рози чувствовала себя настоящей камеристкой и хранительницей маленьких сокровищ, без которых не могла обойтись порученная ее заботам леди.
Виктория была немного расстроена тем, что они с Уильямом едут порознь, но в то же время понимала, что другой вариант противоречил бы правилам приличия, принятым в его обществе. Она вздохнула, смирившись с этим фактом, и невольно вспомнила их совместную поездку в Брокет на такси. Кажется, это было сто, нет, уже двести лет назад, в прямом и переносном смысле.
За окном мелькали заснеженные и почти знакомые пейзажи Хартфордшира. Самое поразительное было в том, что к Виктории вдруг пришло осознание своей принадлежности к обоим мирам. Тот прежний, в котором она родилась, был ее частью и диктовал устоявшиеся привычки, убеждения, идеи, но этот — новый и незнакомый, оказывается, никогда не был ей чужим. Кажется, еще в детстве она чувствовала его дыхание, когда разглядывала иллюстрированные альбомы о старинных поместьях, запоем читала Диккенса и Бронте. Но потом все изменилось. Лишившись отца, так и не сблизившись с эгоистичной матерью, Виктории пришлось быстро повзрослеть и самой принимать важные для своей дальнейшей жизни решения. Умная, ласковая и непрактичная папина дочка оказалась в одночасье лишена любви самого близкого человека и его поддержки. Только редкие встречи с бабушкой по отцу, леди Абигайль и их задушевные разговоры были ее отдушиной. Взросление и выбор будущей профессии, учеба и отношения с Альбертом — все это шло параллельно бурной и насыщенной жизни ее матери-светской львицы и безутешной вдовы. Виктория окончательно выйдя из подросткового возраста стала слишком недоверчивой, резкой и независимой. По крайней мере, такой она и пыталась быть все это время, пока одним невероятным дождливым вечером на ее диване не оказался таинственный, промокший до нитки незнакомец с прекрасными зелеными глазами и безупречными манерами. Каким-то необъяснимым образом всего за несколько дней он помог ей почувствовать себя нежной, хрупкой и по-настоящему женственной. И если бы ей еще раз предстояло пройти сквозь время, чтобы быть с ним, она, не сомневаясь, сделала бы это.
Прошло не менее часа с того момента, когда за окном исчезли последние предместья Лондона, и дорога стала пустынной. Рози, устав глазеть в окошко, прикорнула на своем сидении, поплотнее закутавшись в теплый плед, но Вик никак не могла унять свое волнение. Доехав до развилки дорог, кучер неожиданно остановил экипаж. Виктория замерла в ожидании. На память сразу же пришли всевозможные эпизоды из фильмов и книг с нападениями на карету отчаянной разбойничьей шайки. Она в нетерпении выглянула в окно, но как только увидела экипаж Мельбурна, ее беспокойство исчезло. Он поджидал ее, чтобы пригласить пересесть к нему в экипаж и подал руку. Вик замешкалась на секунду, чтобы предупредить полусонную Рози, и тут же последовала за Уильямом. Его камердинер, невысокий крепко сбитый мужчина с хитрецой в глазах, отвесил ей вежливый поклон и церемонно прошествовал в карету леди Палмерстон. Мельбурн уже проинструктировал Хопкинса на предмет достойного поведения с молодой горничной мисс Кент. Его тон не оставлял сомнений в серьезности этого наставления.
Оказавшись друг напротив друга в экипаже, Вик и Уильям несколько минут просто наслаждались этим временным уединением. В карету пробирался утренний холод, сняв перчатки Мельбурн бережно держал ее руки в своих ладонях, время от времени поднося к губам и согревая своим дыханием. Их диалог был безмолвной нежностью, которую чувствуешь после долгой разлуки с дорогим человеком. Когда любые слова или действия кажутся лишними и неуместными.
Перед приездом в Брокет Мельбурну необходимо было решить ещё один немаловажный вопрос. Для появления молодой и незамужней гостьи в его обществе была нужна очень веская и правдоподобная причина. Он, как глава семьи и старший в роду, нес ответственность за благополучие многочисленных престарелых дальних родственников, а также молодых людей, ещё не вышедших из-под опеки. Несколько вопросов о семье Виктории и месте жительства ее предков по отцу, помогли наконец найти решение. Джентри из Сассекса по фамилии Кент могли состоять в дальнем родстве с его покойной матерью леди Элизабет, в девичестве Милбэнк. Виктория по возрасту могла сойти за ее внучатую племянницу, в судьбе которой он сейчас принимает участие, и это делало ее пребывание в семейном гнезде Мельбурнов допустимым строгими правилами приличия.
Дорога плавно спускалась к великолепному палладианскому мосту, и открывающаяся панорама стоящей на возвышенности усадьбы и озера привела Викторию в восторг.
— Мне кажется, я уже бывала здесь когда-то, — хитро улыбнувшись, сказала Вик.
— Мне кажется, я тоже, — ответил Мельбурн, и они вдруг рассмеялись, вспоминая свои приключения на съемках. Возмущенного Энтони, капризы Монны, спасение от тисков корсета, тайную комнату над библиотекой и зимний сад…
— Несмотря на то, что ваша эпоха во многом была для меня непонятной, а иногда шокирующей, я нашел очень милым украшать ель к Рождеству. Думаю, надо перенять эту славную традицию, — продолжил Уильям.
— А вот Энтони, без сомнения, выпустит линейку мужских шейных платков и организует парочку мастер-классов по их правильному повязыванию, — с улыбкой отозвалась Вик.
— Я думаю, что нет ничего плохого в культурном обмене эпох, раз уж судьба решила допустить некоторую игру со временем. Главное, что это неожиданное стечение обстоятельств подарило мне встречу с Вами, Виктория, — теплота его взгляда и голоса окутала ее, прогоняя все прошлые сомнения и переживания. Он же с поразительной ясностью почувствовал, что впервые не бежит от своего счастья, а приближается к нему с каждой секундой.
Экипажи замедлили ход и остановились перед въездом на каменный мост. Необходимо было вновь занять свои места. Мельбурн по-юношески упруго спрыгнул на землю, минуя подножку кареты, и подал руку Виктории. Тягучий морозный воздух с едва уловимым запахом печных труб и перезвон праздничных колоколов домовой церкви приветствовали гостью. Возле экипажа Палмерстонов он поцеловал её руку в отворот перчатки и проводил недобрым взглядом Хопкинса, суетливо протрусившего обратно в хозяйскую карету. Покрасневшая щека и плутовские глаза выдавали камердинера с головой. Он старался вести себя по-джентльменски и допустил оплошность лишь однажды — неудачно потянувшись за корзинкой со съестным. Во время этого манёвра, на очередном ухабе дороги, его рука вместо массивной ивовой ручки неожиданно нащупала круглое колено горничной. Реакция благовоспитанной девицы была молниеносной, и нежная ручка английской розы увесисто приложилась к его брутальной щеке. Рози и сама не ожидала таких последствий, но левая сторона лица камердинера Его Светлости тут же заметно покраснела. Она смущённо потупила свои васильковые глаза и участливо спросила: — Больно, сэр? Хопкинс, известный ловелас и человек опытный, с высоты своих 35 лет и не знал толком — сердиться на эту маленькую дурочку или просто весело рассмеяться. Его умение очаровывать женщин и природное обаяние «плохого парня» быстро находило тропинку к их сердцам, к отпору даже в мелочах он был не готов.