Много лет прошло с той поры, когда впервые появилась эта книга-очерк, книга-репортаж, прекрасный образец работы писателей-журналистов. Очень много лет и очень мало. Всего двадцать пять лет. Но сколько воды утекло за эти годы! Ильф и Петров застали рузвельтовскую Америку, ту, которая в 1933 году установила нормальные дипломатические отношения с Советской Россией и через несколько лет стала нашим союзником в войне против гитлеровской Германии. Конечно, путешествуя по стране, Ильф и Петров встречали достаточно американцев, ослепленных и одураченных антисоветской пропагандой. Но призрак «холодной войны» тогда еще не так отравлял людям существование. Противники разрядки международной напряженности встречали меньше сочувствия, чем сторонники разрядки, выступавшие за расширение деловых, дружеских контактов с СССР. Группа советских писателей и журналистов, в 1956 году, в разгар «холодной войны» проезжавшая почти по следу машины Ильфа и Петрова, видела уже совсем другую Америку. «Время было другое,— писал Борис Полевой,— другие встречались нам люди». В этом смысле Ильфу и Петрову «повезло» гораздо больше. На них не спускали «молодцов-удальцов», как спускали на советских писателей в 1956 году, чтобы спровоцировать скандал и отравить пребывание в Соединенных Штатах. Ильф и Петров многое повидали. Им не чинили на каждом шагу препятствий. В те годы гости из Советского Союза могли общаться с американцами «без наручников». Но если враждебные силы не выступали столь открыто, то это не значит, что они не напоминали о себе.

Ильф и Петров были чуткими художниками и проницательными людьми. Они ясно отдавали себе отчет, что фашиствующие элементы в Америке отнюдь не призрачная сила. «Американские легионеры» и «Лиги свобод» там росли и воспитывались для того, чтобы «в нужный момент превратиться в самых настоящих штурмовиков». Очередной «хич-хайкер», которого писатели подвозили в своей машине где-то возле мексиканской границы, высказывался в духе программы воинствующих американских конгрессменов: часть людей надо убить на войне. Мексиканцы, негры, поляки любят жить в бедности. Даже если им платить шесть долларов в день, они все равно будут нищенствовать. Поэтому им нужно платить как можно меньше и т. д.

Путешествуя по Америке, Ильф и Петров запомнили и радушных друзей нашей страны, и злобствующих, подозрительных врагов, тех, что выражали мнение весьма влиятельных кругов американского общества и только его выдавали за «настоящее». Все же настоящими, без кавычек, Ильф и Петров считали многочисленные выражения открытых, искренних симпатий рядовых американцев к Советской стране, одинаково далекие от всякой предвзятости и от прохладных знаков дипломатической вежливости. Внутренняя полемика с будущими поборниками «холодной войны» и сегодня помогает книге Ильфа и Петрова сохранить силу и остроту. Состарились цифры и факты, на которые когда-то ссылались писатели. Сменились президенты. Ушли в отставку министры. Но вековечные устремления народа к миру и дружбе с другими народами — более постоянные величины. Они не меняются с падением и возвышением буржуазных правительств. Маяковский побывал в Америке еще во времена президентства Кулиджа. Тогда его плаванье через Атлантику до мексиканского порта Вера Круц продолжалось целых 18 суток. Фантастически долгие сроки, если вспомнить, что полет от Москвы до Америки теперь отнимает меньше десяти часов.

Зато в изображении некоторых типических черт американской жизни книга Маяковского и по сей день остается актуальной. Неизбежные поправки на время не отменили и не перечеркнули главного. Маяковскому нравились красивые американские города, удобные дороги, высокий уровень промышленного производства, но больше всего нравились простые американцы — открытые, дружелюбные, предприимчивые и трудолюбивые люди, создавшие все богатства своей страны. В «Моем открытии Америки» он писал, что, когда американец работает, «оторваться от этого зрелища ловкости, сметки — невозможно». И в то же время со всей убежденностью человека социалистического общества Маяковский резко критиковал американский «рваческий» характер развития, где, по точной и лаконичной формуле поэта, «бог — доллар, доллар — отец, доллар — дух святой».

В стихах Маяковского сказано:

Я б Америку закрыл,

слегка почистил,

А потом опять открыл —

вторично.

Ильф и Петров «почистили» Америку, быть может, не столь энергично, как Маяковский, но мало кому удавалось показать скучную, стандартизованную американскую жизнь с такой горечью и обидой за судьбу простых американцев, как это сделали они в «Одноэтажной Америке».

Писатели не стремились специально отыскивать в американском образе жизни сплошь негативные черты. Собираясь в путь, они не стали надевать на глаза шоры. Все хорошее они готовы были с радостью поддержать. Их взволновало доброжелательное отношение подавляющей массы американцев к советским людям. Они его не раз ощущали на пути от Нью-Йорка до Сан-Диего, конечного пункта их маршрута. И сами Ильф и Петров тоже симпатизировали многим американцам. Но они, как и Маяковский, приехали из страны с другой, более высокой социальной системой, где главный двигатель энергии людей, ума, инициативы — не нажива, не бизнес, а, говоря словами Н. С. Хрущева, «сознание человека, сознание того, что он свободен, работает на себя, на своих близких, на свое общество».

Этим сознанием определялось отношение советских писателей к американскому образу жизни, который многое коверкает, губит и глушит. Подлаживаться в своих суждениях к американским представлениям и такими недостойными средствами завоевывать расположение американцев Ильф и Петров не собирались. Собственную позицию они четко сформулировали на последних страницах своей книги. «Американцы,— сказано там,— очень сердятся на европейцев, которые приезжают в Америку, пользуются ее гостеприимством, а потом ее ругают. Американцы часто с раздражением говорили нам об этом. Но нам не понятна такая постановка вопроса,— ругать или хвалить. Америка — не премьера новой пьесы, а мы — не театральные критики. Мы переносили на бумагу свои впечатления об этой стране и наши мысли о ней».

Ильф и Петров, например, высоко оценивали многие достижения американской техники и не собирались скрывать своих чувств. Глядя на Нью-Йорк сквозь Бруклинский мост, Маяковский воскликнул: «Бруклинский мост, да, это вещь!» Ильф и Петров могли перефразировать слова поэта, вступая на знаменитый висячий сан-францисский мост. Но здесь же, в Сан-Франциско, они столкнулись с явлением удивительным для советского человека, привыкшего гордиться и хорошей технической новинкой и ее творцами. Кто проектировал, кто строил эту превосходную вещь, мало интересовало американцев. Имена инженеров не пользуются в Соединенных Штатах популярностью. Популярность принадлежит другим. На плотине Боулдер-дам, считавшейся одним из технических чудес Америки, нельзя было даже узнать, кто автор проекта столь величественного сооружения. В ответ перечислялись названия акционерных обществ, которые по заказу правительства выполняли работу. Американский торгашеский образ жизни снова со всей силой напомнил о себе на гребне плотины. В Америке известны только фирмы, только предприниматели и бизнесмены — люди, которые с помощью рабочих, инженеров и талантливых проектировщиков делают деньги, бесцеремонно присваивают фирме все, вплоть до чужой славы. Исключений из правил нет. Через много лет, в дни Американской Национальной выставки в Москве, посетители выставки могли воочию в этом убедиться. Слава создания последних моделей автомашин «Крайслер» или «Форд» приписывалась фирмам, а не тем, кто их сделал своими руками. (См. корреспонденцию «Кто он?». «Известия» 31 августа 1959 года.) Причины такой «забывчивости» на имена Ильф и Петров в свое время определили точно: «Кому может понадобиться делать славу Томсону или Джексону, Вильсону или Адамсу, если эти люди всего только строят какие-то машины, электростанции, мосты и оросительные системы! Их хозяевам даже невыгодно делать им славу. Знаменитому человеку придется платить больше жалованья».