«Пираты отправляются на Тонгу?» — подумал Аматас, все больше заинтригованный происходящим. Луи бросил на брата хитрый взгляд и раскрыл камень ловким движением кисти. В его руках оказались две половинки. В выемке одной из них катался совершенно белый шарик. Пират соединил обе половинки и вернул ортоклаз Пишенетту. Бывший писатель попытался открыть его, но безуспешно.

— Те, кто придумал этот предмет, прекрасно знали историю трех братьев, которые пошли разными дорогами. — Луи вновь взял камень, открыл его, передал половинку Пишенетту. — Возьмете эту часть. У Клода останется вторая половинка. А я сохраню сердечко. — Он сунул шарик в карман. — Воссоздадим камень на Тонге. И увидим, действительно ли существует Долина Сокровищ или она сплошное надувательство.

«Долина Сокровищ» — эти слова крутились в голове колдуна, когда Клод заметил его. Луи инстинктивно схватился за саблю. И каждый поспешно спрятал свою часть артефакта. Смущенный Лузитанус, заикаясь, невнятно изложил свою просьбу пиратам.

— Вы потеряли колокол? — наконец сообразил Клод.

— Да, и... з-э-э... я думал, может, ваш радар сможет...

— В данный момент мы его эталонируем, — внезапно ответил Луи Ренар, которому не понравился нежданный приход колдуна. — И до завтра он не будет работать.

— А завтра мы уже уйдем, — с вызовом бросил Пишенетт.

— Тогда простите. Спасибо.

Аматас быстро попятился и спустился на понтон у подножия замка Святого Ангела. Что подумают братья лагуны? Колдуну его возраста не пристало шпионить. Он корил себя все время, пока лодка везла его к колонне Траяна, на вершине которой Пленк прислушивался к Эфиру.

Лузитанус вскарабкался по винтовой лестнице внутри бронзовой колонны и нашел озабоченного Пленка на боевом посту. Тот не мог помочь ему отыскать колокол. Эфир кипел, то разогреваясь, то охлаждаясь, словно под влиянием невероятной магнитной бури. Кроме того, прервался контакт с Базелем. Готовилось что-то серьезное.

— Хорошо, пойду узнаю хоть что-то у Грегуара, — пробормотал Аматас, ссутулившись. — Быть может, он подскажет, где затерялся мой колокол.

Мостки позволили ему добраться до Пантеона пешком. Из воды выступала лишь верхняя часть храма. Он взобрался на купол, склонился над верхним отверстием, вгляделся во влажную пустоту и позвал:

— Грегуар? Эге-гей!

Профессор истории высадил колдовские деревья в плавучем саду внутри памятника. Корни уходили прямо в воду. На возрождающихся деревьях уже набухли почки.

— Я здесь.

Аматас рывком выпрямился. Грегуар Роземонд стоял позади него и курил сигарету, разглядывая небо.

— Погода меняется, — заключил он.

— Да. Пленк говорит, что Эфир нестабилен.

— Ваше воздушное шоу — настоящий успех, — поздравил Аматаса Роземонд, наблюдавший за колоколами с Пантеона.

— У меня должно было быть четыре колокола. Один не вернулся.

Специалист по странностям истории вскинул бровь.

— Каким именем он наречен?

— Святого Франциска.

— Полагаю, Ассизского? — криво усмехнувшись, спросил Роземонд.

Аматас хлопнул себя по лбу.

— Я применил заклятие Бернулли...

— К металлическому воплощению того, кто разговаривал с птицами. В настоящее время он улетел далеко.

— Нет ли опасности, что он кого-нибудь ранит?

— Он воюет лишь со Злом. Не забывайте, это освященный колокол. Не волнуйтесь. Нам предстоит решить более важную проблему. Я провожу вас до Старого Парижа. Нам всем, Штруддлю, Отто, мне и вам, надо многое обсудить. Пленка прихватим по пути.

Почти все яйца были перенесены в квартал колдунов и выложены перед Отто Ванденбергом, который приложил к каждому сатисфецит. Наделенные возможностью исполнять любое желание яйца были розданы детям, которых ждало немало сюрпризов под шоколадной скорлупой. Внутри лежали волшебные палочки, снежки, дождевые шарики, крохотные волшебные зеркальца. Противокошмарные ночники и призракобойки пользовались особым успехом.

Эльзеар Штруддль превратил таверну «Две саламандры» в Кондитерский дворец. Наполеоны, карамельные кремы, человечки из миндального теста и огромные сладкие булочки были съедены в мгновение ока. Главный двор Старого Парижа стал до наступления ночи гигантской игровой площадкой.

Роберта ни на шаг не отходила от Лилит, мешая ей отведать все яйца, которые дарили детишки. Ее спутницей была королева цыган. Они болтали о корсетах, ядах, мужчинах. Когда праздник завершился, а Лилит уложили спать, Роберта наконец окунулась в спокойствие чердака Поэтов. Чудесный праздник вымотал ее до предела.

Днем она столкнулась с Грегуаром, который в компании с Отто, Пленком и Аматасом шел в сторону колледжа Клюни. Потом вспомнила, что там был и Эльзеар. Странно. Словно заговорщики. Хотела спуститься, чтобы расспросить приятеля, владельца таверны. За Лилит последит Ганс-Фридрих. Он оповестит ее, если ребенок проснется... Она с трудом встала, посмотрела на входную дверь, потом на дверь спальни...

— Роберта Моргенстерн, не станешь же ты ложиться в постель, когда еще нет и десяти часов? — простонала она, прилагая неимоверные усилия держать глаза открытыми.

Последние силы позволили ей добраться до кровати, раздеться и забраться под одеяло. Она попыталась прочесть несколько страниц самурайского романа. Буквы кружились в ее глазах, как вороны в заснеженном небе. Осилив одну главу, она выронила книгу, погасила свет, натянула одеяло на уши. И провалилась в черный бездонный колодец, не беспокоясь о том, что найдет в бездне.

ГЛАВА 3

От храма Великой Матери не осталось ничего, кроме разбитых колонн и статуи безголовой женщины. Вытянув руки перед собой, подняв подбородок к небу и смеясь, Лилит смело шествовала по бывшему нефу. Вокруг руин паслись овцы. Роберта шла за девочкой по пятам, не отставая ни на шаг.

Лилит шлепнулась на попку и прикинула расстояние, отделявшее ее от Кибелы. Роберта уселась рядом на обломок капители и протянула малышке руку. Лилит схватилась за нее и тут же встала.

— Ну что, клопик, не устала?

Под глазами ребенка появились черные круги. Лоб приобрел цвет слоновой кости. Роберта порылась в аптечке. Может, малышке не хватало магния? Как и железа, всегда и постоянно. Хотя они удвоили дозу, прописанную Пленком на неделю... Лилит отпустила руку Роберты, пытавшейся удержать ее, и бросилась вперед по объеденной овцами траве.

Колдунья попыталась подняться — Лилит уже удалилась на несколько метров, — но не сумела. Что-то мешало ей двигаться. Ледяной ветер разогнал овец. Солнце затянуло дымкой. Лилит остановилась и уставилась на Роберту.

«Вернись!» — хотела крикнуть колдунья.

Губы, как и мышцы, отказались повиноваться.

Ветер усилился и вихрем закружил вокруг девочки. Ее очертания теряли четкость. Конечности рассыпались. Ветер обгрызал Лилит. Обдирал ее, уносил частица за частицей, словно она была фигуркой из песка. Ручки и ножки превратились в обрубки. Постепенно исчезли голова, плечи, грудь. Стихии сгущались в неясную массу над Кибелой.

Разом исчезло заклятие, парализовавшее Роберту. Она бросилась к последнему ядрышку пыли, который распался в ее пальцах. Колдунью захлестнула ненависть. Лишь одно существо, только одно, могло совершить столь гнусное преступление.

— Баньши! — крикнула она.

— Простите? — ответила Кармилла.

Чудовищная голова, составленная из останков Лилит, уселась на статую Кибелы. Великая Мать с улыбкой разглядывала человека-червяка. Потом встала и двинулась на Роберту, сотрясая шагами весь Палатин. Колдунья уменьшалась по мере приближения Кибелы. Статуя подняла ногу. Гигантская ступня вот-вот опустится и размажет ее по земле...

— Нет! — завопила Роберта, просыпаясь.

Она лежала в своей постели. Прислушалась к пению птиц, увидела сочащийся сквозь жалюзи свет... В чердак Поэтов вступало утро. Роберта схватила с тумбочки бутылку с водой и принялась пить жадными глотками. «Все идет хорошо, — успокаивала она себя. — Мы прячемся в Риме вот уже два месяца. Баньши нас не нашла. Лилит недомогает, но держится. Все идет хорошо».