Стемнело. Дождя не было. Но воздух весь был пронизан сыростью. И морем, и нефтью… Возле Дома офицеров разговаривали люди. Двери хлопали. И пятна света, словно шары, скатывались по мокрым ступенькам.

В фойе Каиров увидел афишу кинофильма.

«СЕГОДНЯ! ТОЛЬКО ОДИН ДЕНЬ!

Английский документальный фильм ПОБЕДА В ПУСТЫНЕ Производство Армейского кинофотоотдела и киноотдела

Британских королевских воздушных сил. Фильм рассказывает о разгроме итало-немецких войск в Египте и Ливии 8-й английской армией.

Начало в 19 часов»

Нет. Он не пошел в кино. Усталость и недомогание сковали его, сделали вялым. Поднявшись в номер, он, не снимая шинели, упал на кровать. Закрыв глаза, около четверти часа лежал неподвижно.

Потом в дверь постучали. Вошла горничная - широкая, низкого роста старушка. Лицо у нее было дряблое, точно тряпка, но улыбка приветливая, глаза моложавые. Она сказала:

- Давайте я поменяю вам постель.

Каиров поднялся. Виновато пояснил:

- Прилег на секунду - и как в воду.

- Намаялись, чай, за день, - участливо сказала старушка и задвигала губами, словно что-то пережевывая.

- Намаялся не больше обычного. Да годы не те…

- Годы - они как пузыри мыльные. Разглядеть не успеешь, а их уж нет, - белая простыня, затвердевшая от крахмала, хлопнула, словно парус, накрыла матрац.

- Давно при гостинице работаете? - спросил Каиров, удивившись ловкости старушки.

- Восьмой годок… Аккурат с весны тридцать шестого.

- Майора Сизова помните?

- Нешто забуду… Приветливый сынок такой был. Ежели придешь в номер прибрать али постель сменять, без пятерки не отпустит. Случалось, и по десять рублей давал.

- Общительный человек.

- Очень, - охотно подтвердила горничная.

Каиров снял шинель, повесил ее в шкаф. Старушка

взбивала подушку.

- Друзей к нему много ходило?

- Не скажу, что много, но случалось…

- Вы их знаете?

- Да ведь разве упомнишь. Офицеры ходили. Этот вот… Солидный моряк. По продуктам который… Фамилию запамятовала. Как зачну вспоминать - все одно забываю.

- Женщины навещали майора?

Старушка обиделась. Нос ее будто бы удлинился и морщинки покатились вниз:

- Господь с вами. Он такой хороший был, интеллигентного воспитания. В Танечку нашу влюбленный…

- Может, вспомните, когда видели майора в последний раз?

- И вспоминать нечего. Видела я его, можно сказать, перед самой кончиной.

- Где? - с надеждой спросил Каиров.

- Как ни есть супротив бани… На тротуаре они с барабанщиком нашим, Жаном, разговаривали. А потом машина возле них остановилась. Шофер что-то спрашивал.

- Не слышали, что говорил шофер?

- Нет. На дежурство торопилась. Я давеча у начальника нашего разрешение взяла с внучкой посидеть, дочку с работы дождаться…

- В какому часу это было?

- Близ девяти вечера. До девяти вечера меня начальник отпустил.

- Спасибо, - сказал Каиров.

А когда старушка уходила, дал ей десять рублей. Лицо горничной расплылось, как блин на сковородке. Запричитала она:

- Дай бог вам могучего здоровья. И прожить чтобы еще раз столько. И второй раз столько…

- Сегодня танцы будут? - прервал излияния Каиров.

- После кино.

- Понятно.

Горничная ушла. Каиров позвонил начальнику Дома офицеров.

- Добрый вечер. Это Каиров. У меня к вам вопрос. Если кто-то из музыкантов джаза не выходит на работу, вы об этом знаете?

- Конечно, - ответил начальник Дома офицеров. - Кстати, в этом году случая такого не было.

Джаз - саксофонист, барабанщик, аккордеонист, трубач, скрипач, пианист - работал на авансцене. Круглый, как солнце, барабан, отделанный красным перламутром, стоял несколько впереди, а справа и слева почтительно замерли маленькие барабанчики. Сверкающие, прямо-таки золотые тарелки салютовали яростным звоном. И свет отскакивал от них брызгами, веселыми, беззаботными.

Барабанщик Жан восседал с достоинством, как король на троне. Но на устах его была совсем не королевская улыбка, бесхитростная и приятная.

Танцевальные пары заполнили зал. Стулья были придвинуты к стене, те, что оказались лишними, вынесены в фойе. Несколько морских офицеров стояли недалеко от входа, видимо, обсуждая фильм. Один сказал:

- Впечатляюще. Пески, пальмы…

Другой возразил:

- По сравнению со Сталинградом - элементарное ученичество.

- Африканская жара что-нибудь значит.

- Жара, мороз… Все это приправа. Важна суть. Масштабы операции…

Пахло духами. Потом. Пол, слегка наклоненный к сцене, был выстлан паркетом. Скользить по нему не составляло труда, особенно вниз, к джазу. Каиров рассчитывал увидеть здесь Дорофееву. Но женщин танцевало много, преимущественно молодых.

В антракте Каиров подошел к Жану. Сказал:

- Вы большой мастер своего дела.

- Стараюсь, - ответил Жан, расстегивая ворот рубашки.

- Мой приятель, к сожалению, покойный, - Каиров вздохнул, - майор Сизов был большим поклонником джаза.

- Я знаю. Он часто приходил на танцы.

- Значит, вы были знакомы? - обрадовался Каиров.

- Жан! - позвал саксофонист. - Пошли в буфет. Нас угощают пивом.

- Приду, - ответил Жан, - через пару минут.

Кругом разговаривали люди. Передвигались, толкались… Каиров взял Жана за локоть и увлек за кулисы.

- Я вас вот о чем хочу спросить, молодой человек. Последние четыре месяца мне не довелось видеть Сизова. Скажите, не заметили ли вы в его характере уныния, беспокойства?.. Короче, только между нами, не мог ли мой друг сам наложить на себя руки?

- Не знаю. Я видел Сизова в тот самый вечер накануне его гибели. Он был весел. Мы немного поговорили.

- О чем говорили?

- Так, о пустяках.

Пропыленные бархатные занавеси темно-лилового цвета тяжело свисали с потолка, отбрасывая широкие и густые тени.

- Куда вы пошли четырнадцатого марта, расставшись с Сизовым?

- Сюда, в Дом офицеров. У нас была работа.

- В котором часу вы расстались?

- Что-то около девяти.

- И пошли сразу в Дом офицеров?

- Да.

- А мне сказали, что четырнадцатого марта ваш джаз до двадцати двух часов десяти минут играл без барабанщика.

- Я вначале зашел в библиотеку.

- Взять книгу?

- Да. «Казаки» Льва Толстого…

- Интересная повесть.

- Еще не прочитал. Со временем совсем плохо.

- Это точно. Извините за старческое любопытство. Друзья ждут вас в буфете.

- Да что там, - ответил Жан. - Сизов был хороший парень.

ЛЮБОПЫТСТВА РАДИ

Танго было старым, довоенным. Очень тоскливым и немного надрывным. Мелодия рождала банальные картинки томной, знойной жизни, свидетелем или участником которой Каиров никогда не был, но он видел такую жизнь в заграничных кинофильмах и даже слышал именно это танго в одном из них. Он забыл название ленты. Но кадры, как мусор, всплывали в памяти - берег океана, мужчина в пробковом шлеме и яркая женщина, с мольбой глядящая ему в глаза. Попугаи на пальмах, обезьяны…

Чужая тоска, чужие страсти. Дешевые, словно грим. И вот эта музыка, рожденная где-то далеко для других людей, для других печалей и радостей… Почему она здесь? Почему люди движутся в такт ей, повинуясь словно приказу? Хорошо это или плохо?

Подумать бы на досуге. Но когда он будет, этот досуг?

Выбравшись из танцзала, Каиров свернул под лестницу и увидел, что дверь в библиотеку приоткрыта. Он вошел. Роксан сидел по одну сторону перегородки, Татьяна по другую. Роксан встал, он был обязан встать при появлении полковника. Спросил:

- Вам нравится наш джаз?

Татьяна смотрела настороженно.

- Я достаточно стар, чтобы любить такую музыку, - ворчливо ответил Каиров, посмотрел на Роксана неприветливо.

Роксан все-таки смутился, но вида не подал: