— А теперь, мой последний вопрос: ты когда-нибудь смотрел на себя в зеркало?

— Я пользуюсь им подолгу каждый день. Вы действительно любите задавать очевидные вопросы.

— Глупо было задавать вопросы тому, кто переполнен такой оригинальностью. В самом деле, ты уверен, что такая манера поведения — это нормально?

В ответ на назойливый комментарий Саяма с силой отдернул руку от стены в сторону. Ткань рукава хлопнула.

— Не волнуйтесь. Я веду себя подобным образом со всеми. В конце концов, я намереваюсь следовать по тому же пути и в будущем. Может, прозвучит эгоистично, но не хочется, чтобы люди вдруг начали говорить, будто я стал вести себя самоуверенно, как только вырос… Хотя для Вас это может оказаться несколько хлопотно, правда?

Шея Ооки расслабилась, легкая улыбка появилась в ответ на последнюю фразу:

— Тебе следует обратиться с этим к другим учителям. Хотя, похоже, я останусь твоим классным руководителем и на следующий год.

— Значит, Вам удалось заполучить в свой класс одного из лучших учеников. Отличная работа для начинающего учителя с минимумом полномочий.

— Ты бы стал мне симпатизировать, если бы я сказала, что другие учителя сбрасывают превосходных, но не в меру самостоятельных учеников на меня?

Саяма положил руку на плечо Ооки и кивнул с совершенно серьёзным выражением лица:

— Если Вы ищете симпатии, то с Вами все кончено, Ооки-сенсей. Хотя, быть может, вы только на краю обрыва.

— Извини, но это меня раздражает, потому, прошу, перестань, — с полуприкрытыми глазами Ооки вышла на аварийную лестницу.

Почесав голову, она сказала:

— Говорить с тобой утомительно. Ты все воспринимаешь всерьёз.

Саяма легко улыбнулся:

— Всерьёз? Я…

— Разве нет? Ведь тебя выбрали вице-президентом на выборах школьного совета, и твои оценки действительно превосходны.

— Так и есть, — кивнул Саяма. Он скрестил руки на груди и задумался. Три секунды спустя, — Я ни за что в жизни не брался всерьёз. Я просто не могу себя к этому принудить.

— …Что?

Саяма проигнорировал вопрос Ооки и пожал плечами:

— Дело в том, всё, с чем я сталкивался в школе, заканчивалось раньше, чем я успевал взяться за это всерьёз. Помнится, дед обругал меня однажды, он говорил мне никогда не оседать в небольшом месте.

— Вот как, — произнесла Ооки, кивнув. Она облокотилась на перила у лестницы,— Твой дед был удивительным человеком. Сравнивая тебя с ним, я могу понять ход твоих мыслей.

— Да. Если сравнить с дедом, который мог дать японской экономике смачную пощечину из-за кулис, вице-президент этого академического городка ничего не значит.

— Это многое значит.

— Но ведь суть в том, что я никогда по-настоящему себя не испытывал. Во время вице-президентской гонки мой соперник впал в отчаяние настолько, что, в надежде заполучить популярность, танцевал голышом. Против меня у него не было и шанса.

— А это не ты ли запустил петарду ему в зад как раз во время его голого выступления?

— Нет, это был Изумо, когда он крушил всех в своей президентской гонке. Он даже взял металлическую трубку в качестве ствола для увеличения точности. Весьма нетипичное поведение для ученика третьего года.

— В таком случае мне лучше не спрашивать, кто взорвал сцену после этого…

— Лучше не спрашивать... Вы постепенно учитесь налаживать жизнь, Ооки-сенсей?

— Да-да. Но я волнуюсь за свою участь в роли следующего консультанта при школьном совете, — Ооки нахмурилась и вздохнула, перед тем, как продолжить. — Школа и впрямь так для тебя скучна?

После этих слов Саяма замер.

Он направил свой взгляд навстречу голубым глазам Ооки.

После небольшой паузы, он слегка покачал головой.

— У меня нет претензий к школе. Правда в том, что и выборы школьного совета, и оценки — вещи столь незначительные, что мне не нужно всерьёз напрягаться ради них. Однако это не значит, что школа скучна. Вполне естественно относиться к ней как к незначительному месту. В то же время, школа полна мелких радостей.

— Ну что за сложный ребенок…

После краткой паузы Ооки перегнулась через перила, на которые опиралась, и взглянула в небо.

Тогда же Саяма взглянул на часы. Было 2:50.

— Ооки-сенсей, я думаю, мне пора возвращаться в общежитие.

— Ты скоро уходишь?

— Да. Как только переоденусь в костюм, мне нужно будет получить нечто схожее с завещанием моего деда.

Саяма открыл запасной выход. Ооки торопливо оторвалась от перил и направилась к отрытой двери. Саяма также вошел на территорию школы, затворив за собой двери.

Саяма шагал по коридору бок о бок с Ооки. К боковой стенке класса был прикреплен последний номер школьной газеты. Первый PR-клуб размещал газету раз в неделю. Она обычно состояла из статей, связанных с ИАИ, также в этом номере отражался уровень школьной занятости в ИАИ, равно как и другие статьи.

Ооки остановилась, глядя на один из заголовков на уровне глаз, что были ниже уровня Саямы:

— Они обнаружили многосолнечную звездную систему, с большой вероятностью пригодную для жизни… Это потрясающе!

— Её обнаружили буквально на днях. Простого взгляда на статью хватит, чтобы понять, насколько сложно будет выполнить всё остальное.

Саяма указал на другую статью. Фотография рядом с ней изображала громадный набор машинерии, рухнувшей на обширную асфальтированную площадь.

— Согласно этому, они создали восьмиметрового двух-педального робота и потерпели крах. Суставы оказались настолько слабыми, что его колени сломались от простой ходьбы… Что бы мы там ни обнаружили, грош цена всему этому, если нет технологий для его воплощения.

— Хмм. Это вроде встречи с красивой девушкой, но не знаешь, как с ней заговорить.

— Я рад, что Вы так мудры. Вы таким путем находите себе отговорку?

— Ну, на прошлое Рождество кое-кто из моих друзей и я… стоп, нет!

Когда Ооки это произнесла, Саяма понял, что она пристально на него смотрит.

На что она смотрит? Задавался он вопросом.

— Разве моя улыбка такое редкое явление?

— Не такое и редкое. Просто любопытное.

Ооки возобновила движение. Саяма последовал за ней.

— Могу я попросить рассказать о твоем деде? — спросила Ооки.

— Разумеется, — ответил Саяма.

Ему нечего было скрывать. И поэтому он рассказал.

Пока они шли, парень говорил о многом.

Он поведал о том, как его дед оставил театр военных действий во время Второй Мировой и занялся неким исследованием.

— И похоже, Институт Авиации Изумо был связан с этим уже тогда. После войны те связи и открытия, приобретённые им, стали отправной точкой для внедрения в финансовый мир, и сделали из него корпоративного шантажиста.

— Корпоративный шантажист, вот как?

— Он делал множество ужасных вещей… Каждый раз, когда его имя появлялось в газете, он выдавал одну и ту же фразу...

Ооки кивнула и оборвала его:

— Фамилия "Саяма" предписывает роль злодея, да? Я видела ее однажды в еженедельнике.

— Именно так. Мой дед был злодеем до мозга костей. Стоило ему признать достойного противника врагом или злодеем, как он начинал сражаться с ним, становясь еще большим злом. И… вот почему я не хочу браться за что-то всерьёз.

— Почему же?

— Я неопытен. Фамилия "Саяма" предписывает роль злодея. Мой дед всегда говорил, что мои способности предназначены для исполнения роли необходимого зла. Однако он умер, научив меня лишь тому, как это делать.

— Значит… ты не знаешь, когда именно твое зло необходимо?

— Точно. Я не хочу умирать, так что, возможно, настанет время, когда мне придется действовать всерьёз. Однако действовать всерьёз, не зная, по-настоящему ли это необходимо, по истине ужасает.

Говоря это, Саяма вдруг приложил правую руку к груди.

Когда он засунул руку под пиджак и прикоснулся к груди, Ооки бросила, не глядя в его сторону: