Изменить стиль страницы

ой. Арсеньев должен был передать ему моё предложение и, вместе с Князем, присоединиться ко мне. Так как маршрут моего следования разрабатывался при живейшем участии Константина Ивановича и был известен почти по дням, то скорость нашего воссоединения зависела лишь от силы его убеждения.

Горчакову я написал личное послание, с просьбой сделать мне одолжение и возглавить мой личный МИД. Пока он будет состоять лишь из одного человека, который по моему восшествию на престол, а может и ранее, возьмёт на себя так же бразды правления в старом МИДе. С Арсеньевым я так же отправил копии схем револьверов и копии моих договоров с заводчиками и изобретателями. За сим я отправил Константина Ивановича в путь, наказав возвращаться только со щитом, но не на щите.

14-го августа прибыли в Муром. Через реку меня переправляли в ладье, кою изготовили ещё к первому визиту в город отца. Раритет, вопреки ожиданиям, не рассыпался подо мной. Остановился я со свитой в доме местного почётного гражданина, купца первой гильдии, Андриана Ивановича Мяздрикова. Да, живут же купцы на Руси-Матушке, не всякие графы у на такие хоромы отстраивают! Порадовали Муромцы ещё и тем, что дорожку по берегу выстлали тончайшим Муромским полотном, так что находился я в хорошем расположении духа, и давить на купеческого голову не спешил. В приватной беседе потратил на его убеждение более трёх часов, ни разу не угрожая, а лишь расписывая выгоды. Чертил схемы, расписывал выгоды, говорил о конкурентах, которых, вскоре, окажется немеряно на этом поприще. Рассказывал, что может ждать страну без пара, какие войны мы можем проиграть. А в конце вручил огорошенному всем сказанным купцу перстень за 3000 рублей со словами, что не дар это, а лишь награда за будущее усердие. Долж

ен будет он создать компанию по перевозкам на пароходах, кои или пусть сам строит либо покупает у русских заводчиков. Первый пароход его должен войти в строй не менее чем через год, и каждый год должно компании приобретать не менее одного судна, речного либо морского. А если зарок тот нарушит он или его потомок, пусть отправит он перстень тот мне или потомку моему. Выпили мы за скрепление договора, вышли за дверь, к честной публике, где я рассказал всем о нашем зароке.

17-го проехали Зарайск, а вечером были уже в Веневе. Всё было, как положено, хлеб-соль, колокольный звон, который стелился на десятки вёрст, торжественный молебен. Далее был праздничный обед более чем на 1000 персон, вечернее небо разукрасил фейерверк, а над рекой Веневкой, в городском саду, звучала музыка и гулял народ. остановившись на ночлег в каменном доме купца Глухова, я провёл с ним беседу точь-в-точь как с его Муромским коллегой, только на этот раз вместо перстня были часы с бриллиантами.

19-го августа прибыли в Орёл, где присутствовал при закладке здания Кадетского Корпуса, строившееся на деньги видного мецената Бахтина, из поместий коего доставлялись так же и строительные материалы. Познакомился с архитекторами, коих оказалось двое, Родомский и Тибо-Бриноль, и надзирателем за строительством, опытным полковником инженерной службы Вендорфом. С этим обрусевшим немцем мы полностью сошлись во взглядах о пользе пара. Был на городской выставке, всё было сделано приятно для взора и интересно для ума, так что местный хранитель сего музеума заслужил свой перстень заслуженно. По дороге опять часами беседовал с Жуковским, ибо вдруг выяснилось, что он хорошо знает Горчакова, оказавшегося старинным другом и однокашником Пушкина.

После была Рязань, директору местной гимназии Николаю Николаевичу Семёнову Жуковский приходился двоюродным дядей. Василий Андреевич и отправился вместо меня в гимназию слушать диферамбы в мою честь. Местное молодое дарование, некий Яков Полонский, так расчувствовал учителя, что тот, якобы от моего имени, подарил юноше золотые часы. Я же отправился на дачу к местному богачу-меценату Рюмину на торжественный обед. После коего в мягкой форме повторилась моя беседа с купцами и империя, в моём лице, обеднела ещё на одну золотую побрякушку.

Глава 5

РИ. РФ.
Сентябрь 2001.

Представляете, прихожу я в шесть вечера, то есть в совсем ещё детское время от подруг, а тут по всем каналам «ЯНКИ ШОУ». Такое вот, с большой буквы представление. Я быстренько за комп и в Интернет, подробности узнать в новостях и у знакомых, а то что я в «контакт» могу вступить с царевичем и думать забыла. Я ведь уже полторы недели сижу, как дура, по вечерам в нете, жду звонка оттуда ежесекундно. Ну, ещё бы, готовилась, столько материала перелопатила, если бы мои способности и в мирных целях, то школу уже заканчивать надо. Теперь, выгорит не выгорит, но этот прикид с параллельным прошлым хоть какой-то шанс для малолетки, кроме панели, заработать весомую трудовую копейку. Вот сегодня уже 11-е число, смотрю шоу, жуть, конечно, страшно смотреть, как погибают люди, пусть даже и враги. Вот когда я о Курске новости часами смотрела, не отрываясь, вот этих наших подводников я представляла вживую. А когда я думаю о людях-янки, то мне на ум приходят лишь разбухшие от гормонов «ножки Буша», одетые в костюмы тройки или в хаки, то есть как живых людей, не смотря на все потуги нашего еврейского телевидения, я, погибающие на экране фигурки врагов, не воспринимаю.

Первым, что я сделала в нете, это зарегистрировалась в чате американских евреев из союза, который был переполнен строками вроде «сёма ты жив?», короче все интересовались здоровьем друг друга. Вот пока эти товарищи, вовремя сделавшие ручкой СССР, перекликались, я тихонько зарегистрировалась, и через минуту уже начала посылать в эфир «1:1». Выждала минуту и опять, и опять, а через десять добавила «1:1=Курск:Башни», за что была моментально выкинута из чата с чувством глубокого патриотического удовлетворения. Ещё не вечер, дорогие товарищи, и то, что вы первыми покинули, казалось тонущий корабль, и укрылись от жизненных бурь на «Острове» ещё ни чего не значит. Как сказал Николай Басов – «неуязвимых не существует».

Альтернативная История. Российская Империя.
Сентябрь 1837.

Нет, империя, положительно, наводнена иностранными шпионами. Шпионы они в том смысле, что когда пишут письма родичам, в Германию, даже если и без умысла, они выбалтывают все секреты, кои у нас есть вообще. Я же, наконец, воссоединился с семьёй, в лице папА, матушки и сестрёнки Маши. От родителя сразу же получил отлуп по полной программе, ибо уши в моей свите свои имел и не одни. Но взглядов своих я не изменил, сказав отцу, что пусть или лишает трона или терпит мои выходки. Пароходы, сказал я, это наше всё, а, на закуску, огорошил его своим решением одеть голубой мундир. Крик его перешёл в рёв, аж в ушах зазвенело, но, помня об оторванных в 1881 ногах, я стоял на своём, повторяя в монастырь или помощником к Бенкендорфу. Отец сбавил, наконец, обороты, и позвал перед свои очи Александра Христофоровича, надеясь прояснить, не его ли шутка привела к моим словам. Но когда, пятидесятилетний третий столп государства российского, явился перед очи Зевса, говорить начал я. Рассказал, что решение своё принял, не просто так, и что я восхищаюсь подвигами Александра Христофоровича на ратном поле, в турецкую и французскую компании, а более всего восхищён его прозорливостью, выказанной им в докладной записке на имя Александра 1-го, в коей он рассмотрел опасность декабристов ещё за четыре года до событий на Сенатской площади. И хоть известно, что троянцы Кассандру обычно не слушают, но так же известно о том, что Трои уже не существует.

По сему я, как и мой будущий начальник в 21-ом году, вижу опасность загодя и вижу, что на промышленность и торговля идут вперёд и наши купцы оттирают от кормушки английских посредников, а это весьма чревато, знаете ли. Англия сильна купцами своими, коих защищает флот, и золотом своим, которым смущают новое поколение российской молодёжи, делая из них новых декабристов. А мы спокойно смотрим в рот кровожадной до русской крови Европе, и хотим выпустить на волю отточивших в ссылке свою непримиримую ненависть вольнодумцев. Это, напомнил я, может закончиться и закончиться обязательно, канделябром по голове, но на этот раз не пощадят и детей. Знаете, сказал я, как англичане будит действовать? Соберут против нас союзников, выиграют у нас небольшую войну, скорее всего на Черном море, потопят своими паровыми фрегатами к чертям наш военный флот. А затем дадут в десять раз больше золота подросшим декабристам, которые оседлают волну народного гнева из-за проигранной войны. Вот и не будет царя, вот и не будет страны. А в разрушение того лоскутного одеяла, которое некогда было империей, они будут вкладывать лишь малые частички золота, стравливая лоскутки России друг с другом, под шумок, вывозя полезные ископаемые и ценности. И не будет России, как не стало и Трои. Поэтому я буду просить, умолять и заставлять людей строить больше пароходов и «пароходок», даже если меня сошлют в монастырь.