Изменить стиль страницы

— Мы уезжаем?

Он заглянул в ее лучистые глаза и улыбнулся неожиданно мягко и беззащитно.

Дорога на север

Глава 1

Бегство есть бегство, и все воспримут его поступок именно так. Но убивать или самому получить пулю из-за пустяка — это глупо. Раньше он никогда не выяснял отношений на револьверах и теперь не собирался.

Том оглянулся: вроде все тихо. Город остался далеко позади, погони не видно.

Он уже представил себе, как утром посреди Лас-Вегаса в ожидании кровавого зрелища столпится народ, как явится Дач, окруженный оравой подвыпивших приятелей. Уж его-то револьвер наверняка будет наготове.

Нелепый, дикий обычай. Мать правильно сделала, что увезла его отсюда на Восток к бабке с дедом. Она так и не смогла полюбить Запад, как ни старалась.

И дернуло же его приехать! Да сюда вообще лучше не соваться, пусть даже и с таким важным поручением, как у него. Он досадливо морщился, вспоминая случившееся.

Вчера вечером в салуне, дожидаясь Спарроу, он от нечего делать пропустил пару рюмок, после чего устроил самую настоящую драку, хотя никогда не брал в рот лишнего, а ссор и скандалов всячески избегал.

Ну да ладно. С кем не бывает. И потом, откуда он мог знать, что из мухи раздуют слона и что дело примет такой нешуточный оборот. А! К черту этого Дача Акина! К черту этот Лас-Вегас, где из-за одного-двух словечек, слетевших с языка возле бара, можно запросто лишиться жизни!

А что скажут те парни завтра на площади, когда узнают о бегстве? Что они подумают?..

Вообще-то плевать на них! Лучше быть трусом среди живых, чем смельчаком среди мертвых.

Трусом… Стало быть, трус? Выходит, испугался? А может наоборот, проявил твердость, поступил как следует, не пойдя ни у кого на поводу?

В этот момент ему показалось, что на него смотрит отец Холодный задумчивый взгляд буравил его, словно читал мысли, понимал все без слов и как бы ставил молчаливую оценку.

Когда-то отец держал скот и был в меру удачлив. Да вот выдалась лютая пора, ударили невиданные морозы, и по весне вместе со снегом растаяло и отцовское состояние. Впрочем, та же участь постигла и многих других скотоводов округа.

Фермеры постоянно влезали в долги, а расплачивались в конце сезона, когда продавали скот мясникам. На этот раз Бордену Чантри продавать было нечего.

Но город не оставил его в беде. Отца здесь знали все. Уважали его и как лучшего стрелка из револьвера, и просто как человека, добропорядочного и справедливого. Эти качества и помогли ему: горожане выбрали его шерифом.

Шесть лет отец неусыпно заботился о безопасности граждан, поддерживал вокруг порядок, и все, хотя и не всегда охотно, ему подчинялись. Все, кроме одного. Этого негодяя Бордена Чантри чем-то не устраивал, и вот однажды после их очередного столкновения строптивец вытащил револьвер и без колебаний пальнул в отца, но не попал. Шериф же не промахнулся, пуля сразила противника наповал. Но на этом дело не закончилось. У незадачливого дуэлянта нашлись дружки, не простившие эту смерть. Их подлая засада была ответом на тот роковой выстрел. Они буквально изрешетили отца пулями и поспешно скрылись.

После его гибели мама сказала: «Кто живет револьвером, от него и погибнет».

Убийц было трое. Но кто они? Это так и осталось загадкой.

«Не хотел бы я оказаться на их месте, когда Том Чантри вырастет». Эту фразу Том случайно услышал из уст какого-то мужчины, и она запала ему в память.

Том мотнул головой, точно отгоняя воспоминания, и пришпорил коня. Скоро будет светать, его бегство обнаружится, так что надо подальше держаться от города.

Ах, и почему он не послушал маму! Уж как она умоляла его не ехать! Да и Дорис противилась…

Отец Дорис, нью-йоркский акционер Роберт Эрншав, чуял прибыль издалека и, если что-то сулило ему верный успех, действовал быстро, напористо и ловко.

На Востоке начались перебои с мясом, а на равнинах Запада можно было купить дешевый скот. Том заверил Эрншава, что добудет там коров сам, без посредников, и лично переправит стадо на Восток, а это в итоге обещало бизнесмену солидную выгоду. Взвесив все «за» и «против», Эрншав благословил Тома, снабдил его деньгами и письменными кредитами, и тот отправился на Дикий Запад…

В Канзасе Том узнал, что мясной скот здесь ценится не меньше, чем на Востоке, а, значит, покупать бессмысленно, надо двигаться дальше. В салуне говорили, что имеет смысл добраться до Лас-Вегаса или Невады. Если верить слухам, то сделку лучше всего заключить с Пирсалем или Спарроу. Стада у них большие, а оба фермера хотят заняться земледелием, так что можно торговаться. Послав почтой предложение о покупке, Том немедленно выехал в Лас-Вегас.

По прибытии туда он отправился вечером в салун — место сбора местных скотоводов. У стойки, устроившись поудобнее на высокой табуретке, Чантри заказал виски, чтобы хоть чем-то занять время до прихода Спарроу.

Откуда-то появился Дач Акин. Он подошел к стойке, грубо толкнув при этом Тома. Еще и обернулся, свирепо смерил его взглядом, заплетающимся языком пробормотал какой-то пьяный бред.

Чантри сделал вид, будто не расслышал адресованной ему реплики, хотя слово «хлыщ» явно задело его и лицо охватило жаром, как от пощечины. Вот тут бы встать да поскорее уйти, чтобы избежать раскручивания событий. Так нет же, договорился о встрече — значит, надо сидеть, чего бы это ни стоило.

Время шло, рюмка опустела, после некоторых колебаний Чантри заказал повторную. Он не ел с раннего утра, так что пить не следовало, но как-то неловко занимать табуретку у стойки, ничего не заказывая. Том как можно дольше растягивал содержимое рюмки, но Спарроу все не появлялся, а виски подходило к концу.

Наконец, проглотив остатки спиртного, он встал, намереваясь уйти. Вдруг чья-то рука крепко стиснула его плечо. Взбешенный Том резко повернулся — перед ним с наглой улыбкой стоял Акин.

— Эй, хлыщ, ты что, не слышал меня? Я хочу, чтобы ты выпил за мое здоровье.

— Ох, извините, не расслышал. — Том был предельно вежлив. — Очень сожалею, однако я выпил достаточно, благодарю.

— «Я выпил достаточно, благодарю», — собезьянничал Дач пискляво. Он стукнул себя кулаком в грудь и уже зычным голосом проревел: — Я скажу тебе, когда будет достаточно! А теперь шагай к стойке и пей! — Рука его лежала на бедре рядом с револьвером.

— Нет, — ответил Том достаточно твердо.

Воцарилась тишина. Забыв свой застольный треп, ковбои уставились на них, словно только этого и ждали.

— Если я приглашаю выпить, то лучше пить! — не унимался Акин. — Пей, мистер! Пей!

— Нет, — повторил Том непреклонно.

Да, ситуация нелепейшая, глупее не придумаешь. Чантри ненавидел себя за то, что остался, не ушел вовремя. Пьяные грубости в салуне не должны задевать его, надо быть выше этого. Но отступать уже было поздно.

— Мне очень жаль, друг мой, но я не желаю больше пить и ухожу.

— Ты уйдешь, когда я, черт подери, отпущу тебя! А сейчас будешь пить!

На этот раз Том не ответил, повернулся и пошел к двери. После второго шага плечо снова попало в те же тиски, и тут уже ярость выплеснулась через край. Реакция не подвела. Он вложил в удар всю тяжесть собственного тела. Это произошло стремительней, чем скат взмахивает хвостом.

Дач с грохотом упал на пол, растянувшись во весь рост. И только когда до него дошло, что случилось, он потянулся рукой к револьверу.

— Дач! — чей-то грозный предостерегающий окрик заставил Акина оторопеть.

Невысокий стройный мужчина в белой шляпе приготовил револьвер к стрельбе.

— Джентльмен не вооружен, Дач. Если ты вытащишь револьвер, я продырявлю тебя.

— Не лезь не в свое дело, Спарроу, — злобно проворчал Акин, — это касается только меня и его.

Спарроу! Чантри окинул незнакомца взглядом — ему около сорока пяти, хорошо одет, выглядит вполне представительно. Несомненно, это тот человек, с которым должна состояться встреча.