Изменить стиль страницы

— Похоже, вы ничего не слышали…

— Я сегодня поздно проснулась, — зачем-то сказала я, — а вчера… тоже. То одно, то другое…

Я виновато отвела глаза.

— В лесу обнаружен труп, — резко произнес усатый милиционер и сунул мне под нос неизвестно откуда появившуюся у него в руках фотографию. — Взгляните, пожалуйста. Возможно, вы знаете эту девушку.

Я непроизвольно отшатнулась

— Девушку? — машинально переспросила я, глядя на его шевелящиеся усы.

— Да, убитую девушку.

— Ее… задушили? — голос мой почему-то дрогнул и слова получились скомканными и невнятными.

— Что вы говорите? — переспросил милиционер.

— Ничего, я просто подумала…

— Да вы не бойтесь, — наконец-то я услышала голос милиционера без усов. — На лице никаких следов нет. Она выглядит так, как будто просто уснула.

Я с благодарностью посмотрела на него, потом, решившись, перевела взгляд на фотографию, которую все еще держал перед моим носом усатый.

Действительно, она казалась спящей. Глаза закрыты, лицо спокойное и умиротворенное. Темно-русые, слегка волнистые, волосы, длинная челка, сбившаяся на одну сторону, тонкие губы…

— Нет, я ее не знаю. И, скорее всего, никогда не видела.

— Скорее всего? — переспросил усатый. — Вы не уверены?

— В том, что я с ней не знакома, уверена.

— Подумайте, может быть, вы встречали ее, здесь, в деревне?

— В деревне точно нет. Здесь все на виду. Ну а когда-нибудь, где-нибудь… — я пожала плечами. — А когда ее убили?

- Два дня назад, ночью. Если бы эти городские грибники случайно не забрели в овраг, мы бы, возможно, никогда ее не нашли. Место там глухое, местные туда не ходят.

— Грибов там нет, — добавил безусый.

— Ну, до свидания. Если что-нибудь вспомните, обращайтесь.

— Ага, — пробормотала я, закрывая дверь.

Мне было страшно и как-то муторно. Привычный и знакомый мир снова зашатался, теряя устойчивость и нормальные очертания. Только вчера я была уверена, что все странные события, случившиеся со мной — всего лишь чей-то злой розыгрыш, а теперь моя уверенность улетучилась, как дым. Какой уж тут розыгрыш, если кого-то задушили по-настоящему… Задушили в тот же день, когда пытались задушить меня. Это я сейчас могла бы лежать в лесу, холодная и неподвижная, с синими губами… Я передернула плечами, как от озноба.

До этого момента все происходящее еще можно было считать розыгрышем, шуткой или забавным приключением. Я сама хотела интересных каникул, и, хотя иногда мне бывало страшно, все же в глубине души я наслаждалась происходящим. Как в комнате страха, где неожиданно открываются гробы со светящимися скелетами или на голову опускается набитый чем-то мягкими мешок, что в темноте вызывает парализующий ужас. Как бы ни было страшно, ты всегда помнишь, что скоро выйдешь отсюда, и, прищурившись, посмотришь на яркое желтое солнце, при свете которого все встанет на свои места.

Но теперь все изменилось. Страх, сковавший меня, был настоящим.

Я снова зажгла газ. Кофе убежал на плиту. Я вымыла плиту и турку, расставила все по местам и, оглядывая придирчивым взглядом кухню, поняла, что навести здесь порядок будет довольно трудно. Потому что на кухне и так была идеальная чистота. Очень жаль. Наведение порядка обычно меня успокаивает. Ну когда же Ваня придет? Может, огород прополоть? Но у меня нет огорода. Только дремучие заросли сорняков. И они мне, в общем-то, совсем не мешают.

Я вышла из дома, направилась к беседке и осмотрелась. А что, если убрать вот этот чертополох и этот репейник, будет, по-моему, совсем неплохо. Я нашла в кладовке перчатки и взялась за работу. Через два часа площадка вокруг беседки была расчищена и выглядела перепаханной, потому что корни, которые мне пришлось выдирать, сидели довольно глубоко в земле. А я была потной, пыльной и уставшей. Но мрачных мыслей в моей голове стало значительно меньше, что и требовалось.

Я приняла душ и переоделась. Потом, напевая себе под нос какую-то надоедливую попсовую песенку, соорудила обед и съела его. Ваня не появлялся. Настроение мое почему-то снова опустилось на несколько градусов.

Он пришел ровно в три пятнадцать. Я как раз смотрела на часы и думала, позвонить ему или не стоит.

— Доброе утро, — сказал он.

Лицо у него было немного помятое и это утро, которое давно уже не утро, явно не было для него добрым. Я пошла на кухню и сварила кофе. После кофе он немного повеселел, а лицо его как будто разгладилось.

— Мог бы и у меня поспать, — заметила я между делом. — Или тебя беспокоит моя репутация? Все равно все черт знает что обо мне думают.

— Да я… не поэтому.

— А почему?

Ваня неопределенно пожал плечами.

— Говори, говори, — не отставала я.

— Просто не хотел тебе мешать.

— Мешать?

— Ты бы проснулась, я там лежу, сплю…

— Ну, если бы ты не посреди прохода разлегся, ты бы вряд ли мне помешал.

— И потом, кто знает, как я себя веду во сне… Может, я храплю или разговариваю, или еще что…

Ваня смущенно отвел глаза в сторону. Я еле удержалась, чтобы не расхохотаться.

— Ты стесняешься при мне спать? — спросила я серьезно.

— Ага, — согласился он.

— С ума сойти, — вырвалось у меня.

Потом я рассказала ему новость. К моему удивлению, эта новость не произвела на него большого впечатления.

— Скорее всего это не имеет к нашему делу никакого отношения, — уверено сказал он.

— В ту же ночь, — веско повторила я. — Приблизительно в том же месте. Задушена.

— Я думаю, это совпадение.

— Интересно, а что думает Глаз?

— Сейчас кофе допью и поедем узнаем.

Но мы не узнали. Глаза не оказалось дома, и это почему-то очень сильно меня удивило. Видимо, у меня, совершенно необоснованно, образовалась уверенность, что Глаз всегда сидит дома, в своем кабинете, что-то пишет на компьютере и листает старые книги в ожидании посетителей.

Обычно Глаз появлялся на пороге сразу, как только мы подъезжали к дому. Наверное, его собаки предупреждали о нашем появлении. Сегодня его не было и мы, невольно насторожившись при появлении пары доберманов-охранников, подошли к двери и постучали. Потом мы постучали погромче, а потом Ваня обнаружил, что дверь заперта на ключ.

— Похоже, Глаза нет дома, — произнес он растеряно.

— Как это нет дома? — удивилась я. — Куда он мог подеваться?

— Мало ли какие у человека могут быть дела…

Доберманы сидели на лужайке перед домом, вроде бы не обращая на нас внимания, но, в то же время, я постоянно чувствовала на себе внимательные взгляды их черных блестящих глаз.

— Ага, — торжествующе сказал Ваня, когда мы вышли из калитки.

Я сначала не поняла, что вызвало такой его восторг, но потом тоже заметила следы шин, ведущие от гаража к дороге.

— Он уехал на машине, — выдала я свой вывод, к которому пришла исключительно благодаря дедукции.

— Блестяще, Ватсон, — Ваня похлопал меня по плечу.

— Но что это нам дает? — спросила я.

— Абсолютно ничего, — признался Ваня.

— А почему мы не знает номера его телефона?

— Потому что он никогда нам его не давал.

— Это что, тайна?

— Не знаю, — Ваня пожал плечами. — Ты когда-нибудь видела у него телефон? Или слышала, чтобы он с кем-нибудь по нему разговаривал?

— Никогда, — ответила я, не задумываясь.

— Может, у него вообще нет телефона? — предположил Ваня.

— Разве такое бывает?

— Бывает еще и не такое, — философски изрек Ваня, и мы уехали.

Ваня подвез меня к дому и поехал к себе, пообещав придти минут через сорок. Мне захотелось приготовить на ужин что-нибудь этакое и я придирчиво осматривала содержимое своего холодильника, когда раздался стук в дверь. Я вздрогнула и, закрывая холодильник, прищемила себе палец. Это было совсем не больно. Неужели опять милиция? Может, они уже знают… Неужели мне придется им обо всем рассказать? Ни за что. Они упрячут меня в сумасшедший дом.

Но это была не милиция. Это был Степан Пантелеевич. В светло-сером костюме и шляпе. На дороге возле дома я увидела джип вроде ваниного, только немного меньше.