Сергей промолчал. Единственное, чем он был обязан доценту Боголепову, так это раз и навсегда принятым постулатом: не обсуждать недостатков советской власти. В ту пору, когда Сергей сдавал экзамены на аттестат зрелости, Боголепов однажды за обедом высказал дельную мысль. Все, что исходит от партии и правительства, надо воспринимать как форс-мажор, действие непреодолимой силы. Критиковать, негодовать, сопротивляться - бессмысленно, от этого ничего не изменится, а тебя сомнут и растопчут, как окурок на асфальте.

- Товаров народного потребления пока не везде хватает, - без прежней уверенности вымолвила Лена. - Бывают же временные трудности?

- Не обессудьте, сударыня, про временные трудности и про громадье наших планов по их преодолению я слышу всю свою жизнь, - насмешливо заметил Вороновский. - Магазинные полки, однако, полнее от этого не стали.

Лена порозовела и закусила губу.

- Не сердитесь, ведь это правда, - примирительно сказал Вороновский. - А в главном, не скрою, я солидарен с вами, Лена, - мы ничуть не хуже иностранцев. И чувство незыблемости, надежности бытия тоже не их прерогатива. Только у нас, кроме всего прочего, надо приспосабливаться, проявлять сноровку, чтобы иметь то, что они получают автоматом...

До вечера все разошлись по номерам, а в начале десятого Вороновский вновь созвал их, предложив прогулку по старому городу. Он повел их к Ратушной площади, объяснив по дороге, что там испокон веков ставилась новогодняя елка и что Петр Первый позаимствовал этот обычай именно у эстонцев. Здесь же, по его словам, некогда стоял позорный столб, к которому привязывали клеветников, а городской палач сжигал на костре поступавшие в магистрат анонимные письма.

Миновав Ратушную площадь, они поднялись вверх по короткой улочке до неприметной дубовой двери, возле которой стояла группа пританцовывавших на морозе людей.

- Мы у цели, - сообщил Вороновский. - В подземелье умные таллинцы устроили один из лучших в стране баров. Сейчас все увидите сами.

У бара не было ни световой рекламы, ни вывески, лишь над дверью висела пластина кованой меди, похожая на старинную монету. На лице Лены отразилось удивление.

- "Мюнди" в рекламе не нуждается, - проронил Вороновский, угадавший, о чем она подумала. - Место и без того достаточно популярное... Внимание!

В полутемном дверном проеме появился высокий привратник с каменным лицом, выпустивший на улицу двух подвыпивших мужчин.

- Два гостя могут войти, - не слишком любезно обратился он к очереди.

- Мы от Карла Рихтеровича, - властно сказал Вороновский, выходя вперед. Все понятно?

- Вас четверо? - сменил тон привратник, умевший, когда нужно, быть вежливым. - Проходите, мы вас ждали. Осторожно, у нас крутая лестница...

Внизу привратник помог им раздеться и показал на свободный столик. В баре был полумрак: крошечная лампочка под стойкой освещала рабочее место бармена, а на столиках горели стеариновые свечи. Пока Лена и Алиса с любопытством разглядывали стены, покрытые шкурами диких кабанов, Вороновский проэкзаменовал бармена и подошел к столику с подносом, сплошь уставленным разнообразными коктейлями.

- Нектар и амброзия, пища богов, - сказал он. - Милости прошу!.. А вот и подкрепление.

Бармен поставил на столик сковородку с охотничьими сосисками, щедро полил их джином и поднес зажженную спичку. Над сковородкой заплясали синеватые языки пламени.

- Экзотика! - Сергей сглотнул набежавшую слюну. - А на вкус?

- Пальчики оближете, - заверил Вороновский. - И вот еще что - не ждите от меня тостов, это вам не "Баку" с застольем на кавказский манер. В "Мюнди" только пьют и танцуют. - Он попробовал коктейль, одобрил и подмигнул Алисе. Что, подруга, тряхнем стариной?..

Компания возвратилась в "Виру" в третьем часу ночи. Млея в объятиях Сергея, Лена от избытка чувств долго не могла заснуть и мечтала только о том, чтобы ее блаженство никогда не кончалось.

А за стеной, в соседнем номере, Алиса, по пояс укрывшись одеялом и облокотившись на подушку, наблюдала за Вороновским, который курил у окна, рассеянно глядя в ночную темень.

- Виктор, почему ты не хочешь, чтобы я переехала к тебе? - неуверенно заговорила она. - В Комарове мне так одиноко...

- Элис! - Не оборачиваясь, Вороновский дал ей понять, что не расположен к объяснениям.

- Я ни в чем не буду мешать, ты же знаешь, - с мольбой в голосе продолжала Алиса. - Каждой женщине хочется ребенка, хотя бы одного. Виктор, ты же...

- Элис! - Он повернулся вполоборота. - Ну зачем переливать из пустого в порожнее?..

На следующее утро после шведского завтрака они уселись в машину, присланную Карлом Рихтеровичем, и отправились осматривать достопримечательности. Вороновский блистательно справился с обязанностями гида, показал им Пириту, памятник "Русалка", парк Кадриорг и под конец сводил в церковь Олевисте на улице Лай. А потом, уже в гостинице, они разделились: женщины пошли в парикмахерскую, а мужчины - в финскую баню.

После жаркой сауны Вороновский и Сергей поплавали в бассейне и, закутавшись в махровые простыни, с бокалами чешского пива расположились в комнате отдыха.

- Сережа, вы, помнится, интересовались тем, кто подкинул нам Тартаковскую, - начал Вороновский. - Докладываю вам, что автор проекта разработки ее золотоносных горизонтов тот же старикан, о котором я рассказывал в сентябре.

- Гениальный дед!

- Был гениальный, да весь вышел, - с грустью признал Вороновский. - Впору служить по нем панихиду.

- Помер?

- Хуже... - Вороновский глотнул пива и поставил бокал на пол. Окончательно рехнулся на почве жадности. В отличие от вас, я в свое время изучал старческое слабоумие в курсе судебной психиатрии и кое-что в этом смыслю. При вручении причитавшейся ему части взноса Марии Сигизмундовны старикан устроил мне дикую сцену из-за того, что я обманул его. Помните звезду с бриллиантами, над которой наш капитан пролил скупую мужскую слезу?

- Конечно.

- К вашему сведению, Сережа, это не брошка, подаренная какой-то жене моряка за беспорочную супружескую верность, а всего-навсего высшая награда Российской Империи - орден святого апостола Андрея Первозванного.

- Сколько он стоит? - полюбопытствовал Сергей.

- Затрудняюсь сказать... Это не только материальная, но и историческая ценность. Звезда Андрея Первозванного украшала коронованных особ и первых лиц в государстве. Каждый, кто получал ее по императорскому указу, автоматом удостаивался чина третьего класса табели о рангах, то есть генерал-лейтенанта в армии, вице-адмирала во флоте и тайного советника на гражданской службе... Кроме Андрея Первозванного, в царской России была еще одна бриллиантовая звезда - орден святого Александра Невского. Так вот, старикан как с ножом к горлу пристал ко мне, чтобы я отдал ему вторую звезду Александра Невского и какие-то изумрудные подвески, которых мы тоже не обнаружили у Тартаковской. Как я ни доказывал, что он заблуждается, старикан уперся как бык и понес несусветную галиматью. Типичная картина старческого психоза... Я терпел, терпел, а потом не выдержал и послал его к чертовой матери!

- Значит, вы с ним порвали?

- Старикан - далеко не единственный мой доброжелатель, так что без работы мы с вами не останемся. Знаете ли, Сережа, я питал иллюзию относительно того, что многолетнее сотрудничество позволяет, всесторонне проверив человека, выработать устойчивое доверие, но вижу, что ошибся.

- Это вы из-за деда?

- Нет... Неужели когда-нибудь и у меня крыша поедет?

- Виктор Александрович, я вас не узнаю...

- Завидую вам, Сережа, - помолчав, сказал Вороновский. - По сравнению со мной у вас в запасе семнадцать лет активной жизни, и девочку вы нашли редкостную. Согласны?

- Лена очень хорошая.

- Не очень хорошая, а изумительная. Но вы, дорогой мой, не теряйте головы и, уж во всяком случае, держите язык на привязи. Учтите, Шота Руставели не зря писал: "Доверять не нужно женам даже малого секрета". - Вороновский встал и сбросил простыню. - Будем закругляться. Надо часика два-три поспать, чтобы встретить Новый год во всеоружии...