— Чиму! Зови меня Арнольдом Паскалем!

— Ты что, Куку?

— Я не Куку! Прошу тебя, очень прошу, хоть сейчас, хотя бы один разок назови меня Арнольдом Паскалем!

Зебры, зебу, обезьяны и птицы с пестрыми перьями — все смотрели, как Арнольд стоит перед девочкой на коленях.

Чиму потрясла головой.

— Нет, нет, какие глупости!

— Один только раз! Здесь, в джунглях! Вернемся домой и все забудем. Дома можешь снова называть меня Куку… Или Куккантю! Ну только один разочек!

Чиму рассмеялась:

— Что за ерунда!

Арнольд не поднимался. Ждал. Все еще ждал. А вдруг да прозвучит его настоящее имя — Арнольд Паскаль!

Но имя это не прозвучало.

Что мог он сделать? Попытаться подняться с земли. Это удалось с трудом. Несколько раз он снова соскальзывал на землю. В конце концов шимпанзе, который прежде принес ему кокос, подбежал к Арнольду и, подхватив под мышки, поднял его.

С остекленевшим взором, погруженный в горестные думы, Арнольд, ссутулившись, сидел на стуле. Он пришел в себя, лишь когда шимпанзе влил ему в рот кокосовое молоко.

— Благодарю, сынок!

Арнольд бросил взгляд на Чиму. Вздохнул. И ударил по клавишам.

— Что ж, споем еще куплет о джунглях!

И запел:

Осталась дикаркой среди дикарей,

А я почему–то завидую ей!

За «Дикаркой» последовали другие куплеты. Потом еще и еще. О, репертуар у Арнольда был обширный! Он не смущался во время подобных концертов на открытой сцене.

Внезапно он прекратил играть. Сам не знал почему. Все вдруг исчезли. Публика разбежалась. К зебры, и кенгуру, и даже верный шимпанзе.

На рояль навалилась Чиму. Она как–то странно смотрела. И не на Арнольда. А на что–то за его спиной.

Арнольд обернулся.

У дерева для посудного шкафа стоял лев. Там, где раньше был кенгуру. Но одно дело кенгуру, а другое — лев.

Арнольд раздумывал:

— Знать бы, какие куплеты он любит. Может, «Дебора не живет в отеле «Риц»?

Лев заворчал.

— Нет, «Дебору» он не любит!

Лев двинулся к ним с грозной медлительностью.

— Ну, что ж…

Арнольд встал из–за рояля. Покосился на Чиму. В этом взгляде было все: «Не знаю, что теперь произойдет. Одно несомненно: я от тебя ни на шаг! Остаюсь рядом. Приму бой!»

Лев приближался, победоносно размахивая хвостом.

Арнольд замер. Едва слышно шепнул Чиму:

— Не показывай виду, что боишься! Если лев учует…

— Что лев учует?

Лев остановился, будто пораженный пулей. Будто по нему выпустили целую очередь.

А теперь к нему направилась Чиму. Мило улыбнулась. Остановилась перед ним, поклонилась. Сделала реверанс.

Лев попятился.

Спастись бегством он уже не мог. Чиму дерзко схватила его за бороду и потянула к себе. Она нагнулась к нему так близко, будто собиралась засунуть ему в пасть голову. Свою золотистую, лохматую головку. Однако она этого не сделала, а просто шепнула:

— Какая у тебя облезлая грива! Не стыдно таскаться с такой облезлой гривой?

Арнольд рухнул на табуретку–вертушку.

Из льва словно воздух выпустили, таким сразу тощим стал, одни кости торчат.

— У тебя стучат кости, — погладила его Чиму.

От льва уже вообще мало что оставалось. Разве что борода да кисточка на кончике хвоста.

Чиму рассеянно дергала льва за бороду.

— Пожалуй, тебя можно было бы положить у нас вместо коврика. Половичка.

— Половичок! — болезненно взревел лев.

— Все же нельзя с ним так обращаться! — упрекнул Арнольд.

Лев съежился. Попятился, царапая землю. Низко опустил голову. Всклокоченная борода была вся в пыли. Он съежился и исчез. А на прощание проревел:

— С ума сойти!

Они стояли рядом — Чиму и Арнольд Паскаль.

— Половичок, — бормотал Арнольд. — Сказала бы еще ковер! А то половичок!

— Ты чего бурчишь?

— Зачем ты его дергала за бороду?

— Мне было приятно.

— Льва никто никогда не дергал за бороду.

— Значит, я это сделала первая! А вообще твой лев далеко не первого класса.

— Откуда ты знаешь, какими бывают первоклассные львы?

— Я знаю только, что этот лев — обыкновенный половик. Половичок для вытирания ног.

Арнольд онемел. Прошло некоторое время, пока он отважился заговорить:

— Аги никогда не стала бы так вести себя в дремучем лесу!

— Кто? О ком это ты?

— Об Аги… Ты прекрасно знаешь.

— Вот оно что! — Глаза Чиму засверкали от гнева: — Не знаю, как бы вела себя Аги в дремучем лесу, и меня это вовсе не интересует! Но я хочу, чтобы ты кое–что зарубил себе на носу, которого у тебя нет. Меня зовут Чиму!

Она повернулась на каблуках. И ушла, оставив Арнольда Паскаля в одиночестве.

— Чиму! Чиму! Куда ты несешься? Я хотел отвести тебя в кофейный лес! И туда, где растут оливы!

Чиму на ходу обернулась:

— Меня не интересует твой кофейный лес, Куку!

И выбежала из джунглей.

Арнольд остался один. Но не в джунглях. А просто в темной комнате возле радиатора.

Где–то раскрылась дверь. Из ванной комнаты проникал свет. Виднелось белое пятно умывальника. Подальше — ванна. И слышался усталый голос:

— Будь любезна, сзади тоже… да, да, за ушами!

Дверь захлопнулась.

Снова стало темно.

Арнольд прислонился к остывшему, холодному радиатору. Рукой сделал неопределенный жест перед собственным лицом в том месте, где полагалось быть носу.

— Был у меня нос! Что ни говори, а нос у меня когда–то был!

Переселяемся на старую мельницу!

Йолан Злюка–Пылюка кружила над накрытым к завтраку столом. Подарок сбросить хотела? Или уронить какую–нибудь весть? Подхватила где–то новость, прилетела с ней сюда и сейчас кинет тому, кого она касается. Свежая новость для завтракающей за столом компании. Известие. Почта. Не исключено, что это новость для всех, а может статься, и для кого–то одного. Вполне вероятно, что фарфоровую сахарницу приветствует двоюродный брат. Или хлебнице сестрица поклон шлет. Или Чиму ее подружка.

Йолан Злюка–Пылюка кружила над столом. Неожиданно порхнула к Арнольду Паскалю.

— Наверное, я вам надоела, но все–таки скажу. Ваши старые друзья… Что вы так смотрите, будто не понимаете, о ком идет речь? Об ученом киношнике и его распрекрасной доченьке Агике, если не ошибаюсь.

— Не ошибаетесь, Йолан.

— Они переехали на другую квартиру.

Некоторое время Арнольд не мог издать ни звука.

— Как? Они уехали с улицы Ипар?

— А что такого? По–вашему, с улицы Ипар и уехать нельзя?

— Да, — тихо сказал Арнольд. — Это такая улица, с которой нельзя уехать. Я мог бы рассказать, что там находится Вальцовая мельница! Там есть славная маленькая пыльная площадь. А брандмауэры ^[7]! Старые, облезлые брандмауэры! Но вам все равно этого не понять, Йолан. Вы знай себе порхаете!

— Да, я не люблю засиживаться на одном месте. Для меня путешествия — все!

— И кроме того, вас вытирают, — язвительно заметила Росита Омлетас. Испанская танцовщица чувствовала, что наконец–то настал момент досадить чем–то Йолан Злюке–Пылюке.

— Что? Вы что болтаете? Это меня–то вытирают?

— Да! И вытряхивают из пыльных тряпок. И вообще, где бы вы ни появились, сразу начинают проветривать комнаты.

— А меня это ни капельки не волнует! По мне, пусть проветривают! Устраивают сквозняки! Больше всего на свете люблю кувыркаться в сквозняке! А вот ваше «вытряхивают» я вам припомню! Берегитесь! Очень советую поберечься, милая Росита.

Арнольд с легким нетерпением перебил:

— Мы отклонились от темы. Значит, они уехали с улицы Ипар?

— О чем идет речь? — спросила хлебница.

Сахарница — со скукой:

— О каком–то переселении. Переселении и уборке. Совсем неинтересно!