Марк поднял удивленные глаза, встречаясь взглядом с Тревором, и сказал.

— Мне сейчас весело.

Тревор улыбнулся и толкнул Марка коленом.

— Мне тоже, но есть же что-то еще кроме работы?

Марк нахмурился и снова бросил взгляд на свое попкорновое задание.

— У меня нет времени на что-либо помимо работы.

— После того, как ты станешь партнером. Чем бы ты хотел заниматься в свободное время?

Марк пожал плечами. Он оглядел комнату, как будто увидел ее в первый раз.

— Может быть, я буду рисовать.

Музыка для ушей Тревора.

— Надеюсь, что да, — сказал он. — Но я бы не стал ждать. Не позволяй себе так углубляться в дела, хотя бы по чуть-чуть в день трать на то, что заставит тебя улыбаться или удовлетворит твою душу.

— Говоришь, как настоящий художник, — сказал Марк и усмехнулся.

Нет. Говорю, как человек, знающий цену времени.

Глава 13

— Пойдем, насладимся елкой, — позвал Марк из гостиной, где он разводил огонь в каменном камине от пола до потолка.

Тревор закрыв дверцу посудомоечной машины, включил ее и еще раз осмотрелся на кухне. Марк сказал оставить уборку после ужина на потом, но его мама воспитала его лучше. Он не мог оставить кухню в беспорядке, но, в то же время, не позволил Марку помочь ему. Этот человек был достаточно любезен, предложив ему свой дом. Убедившись, что у него получился отличный Рождественский ужин — это меньшее, что он мог сделать, чтобы выразить свою благодарность.

Он направился к дивану, но в последнюю минуту решил сесть в одно из больших кожаных кресел, которые стояли рядом с ним. Не то, чтобы он не хотел делить диван с Марком, но он знал, что просто не должен этого делать. Даже после одного проведенного дня в этом месте, он чувствовал себя комфортно, как дома. Ирония.

Затопив камин, Марк повернулся, короткий хмурый взгляд изменил его красивое лицо, но он ничего не сказал, сел на диван в том месте, которое было ближе всего к креслу, где сидел Тревор.

— Елка получилась прекрасной, — сказал Марк мягким и глубоким голосом, пристально глядя на огонь. Тревор почувствовал вибрацию, как будто они сидели бок о бок.

После того, как они закончили нанизывать попкорн, они сложили свои рисунки в бантики, воткнули в них скрепки для бумаги и повесили на ветви. Это была полностью ручная работа, но именно это сделало ее самой красивой елкой, которую Тревор когда-либо видел.

— Не так уж и плохо для встречи Рождества, — сказал он, внезапно скучая по семье. Дети сделали бы что-то подобное, сделав свои собственные украшения и бусы из попкорна, и он был бы сейчас там с ними. Он ранее позвонил родителям, когда Марк принимал душ перед ужином, но это только усилило его тоску по дому.

— Спасибо, — сказал Марк далеким задумчивым голосом, который Тревор начал понимать, — тоскующим по тому, что-все-могло-быть иначе голосом.

— За что?

— За то, что забрел в тот вечер в отель. За то, что вчера приехал со мной домой. За сегодняшний день. Это было лучшее Рождество в моей жизни, — Марк посмотрел на него, свет от огня мерцал золотом в теплых глубинах его глаз. — Благодаря тебе.

Сердце Тревора затрепыхалось, а затем разбухло в груди, когда Марк стал зарываться глубже внутрь, заполняя комнаты и занимая без разрешения для себя угол. Почему он должен был встретиться с Марком сейчас? Зачем ему вообще было с ним встречаться? Как будто предстоящие месяцы не будут достаточно трудными и без встречи с кем-то, с кем у него могла бы сложиться жизнь.

Марк наклонился на небольшом расстоянии между креслом и диваном, упираясь локтями в подлокотник кресла, и прижался ртом к губам Тревора. Тревор хотел сопротивляться, но внутри него было слишком много вещей — тоска, скорбь и желание. Губы Марка были словно огонь и дом, всем, о чем он когда-либо мечтал, и он сдался. Марк поднял руку и убаюкал затылок Тревора, углубляя и без того страстный поцелуй, и в этот момент он хотел представить, что здоров, что между ними может быть большее, что его мама все-таки сможет быть матерью-жениха-на-высоких-каблуках.

Они целовались до тех пор, пока в легких не оставалось воздуха, и им пришлось разорвать поцелуй, чтобы не задохнуться. Реальность ворвалась обратно, как волна прилива, смывая короткую фантазию.

— Я сейчас скажу об этом еще раз, последний, — начал Марк, — я обещаю. Когда ты вернешься из Коннектикута, после того как навестишь свою семью, я хотел бы увидеть тебя снова, — его глаза были мечтательными и полными надежды, когда он посмотрел на Тревора. — Скажи, что ты этого тоже хочешь… пожалуйста.

Тревор разорвал взгляд и направил его на потрескивающий огонь. Он не мог разрушить это спокойное выражение лица. И надежда, которую он видел, нашла поддержку в его собственном сердце, но другого выбора не было.

— Марк, я…

Марк встал с дивана и опустился перед ним на колени, взяв одну из рук Тревора.

— Между нами что-то есть. Я чувствую, ты тоже должен это чувствовать. Это не может быть только в моей голове. Давай посмотрим, куда это нас приведет.

Тревор зажмурил глаза, его сердце болело о том, чего он хотел, но не мог себе позволить. В любом случае, ненадолго. Он заставил себя посмотреть Марку в глаза. Он должен был попытаться объяснить ему свою ситуацию.

— Марк, я не могу этого сделать.

Марк открыл рот, вдыхая воздух, но Тревор поднял свободную руку, чтобы задержать его.

— Пожалуйста, выслушай меня.

Марк кивнул и откинулся на пятки, но его хватка на руке Тревора усилилась.

— Я чувствую связь с тобой, и я чувствую, что у нас может быть что-то… но, если бы все было иначе… если бы время было на нашей стороне.

Марк наклонил голову.

— Я ничего не понимаю.

— Я… — он сделал глубокий вдох. Лучше всего просто сорвать пластырь и выложить все карты. — У меня конечная стадия заболевания почек. Я в очереди на трансплантацию и уже семь лет на диализе, но все еще жду.

Цвет сошел с лица Марка, адамово яблоко резко двигалось вверх и вниз, но он не отрывал глаз от лица Тревора.

— В наши дни люди могут долго жить на диализе, но около десяти лет все еще является нормой. Помнишь день, когда мы познакомились? В тот день утром я видел своего врача, и она сказала мне, что функция почек снова снизилась. Это значит, что у меня сейчас не много свободного времени, — из его груди вырвался глухой смех, и ему пришлось отвернуться. Он сосредоточился на огне, на том, как пламя танцевало и пело, поднимаясь все выше и выше. — Я уже жил на взятое в долг время, так как я начал диализ, но теперь похоже, что мой конец приближается. Если трансплантация не пройдет в ближайшее время, есть реальная вероятность, что я не доживу до следующего Рождества. Я не могу вступать в отношения, зная это. Это несправедливо по отношению ко всем. Особенно по отношению к тебе.

Он рискнул взглянуть на Марка, который так и не сдвинулся с места. Тревор не был уверен, моргал ли он вообще. Его пристальный взгляд был настолько напряженным и прозрачным, что Тревор мог практически видеть каждое слово, входящее в мозг Марка, и как он обрабатывал то, что ему только что сказали. Без сомнения, получая эту информацию, он тут же пытался найти способ это изменить, но не было никакого способа обойти это.

— Никто в вашей семье не может пожертвовать почку? — голос Марка был хриплым, как будто ему потребовалось много усилий, чтобы заговорить, и кусочек сердца Тревора оборвался, падая и болезненно царапаясь о его ребра.

Тревор покачал головой.

— Я усыновлен, помнишь? Никто из них не совпадает со мной.

— А как насчет твоих биологических родителей? Ты пытался их найти?

— Да, но ничего хорошего, — Тревору снова пришлось отвернуться. Боль, страх и решимость в глазах Марка были слишком сильными. — Мы нашли мою мать, но она была наркоманкой, которая заразилась ВИЧ, пользуясь грязными иглами. Даже если бы у нас было совпадение крови, она не была бы подходящим кандидатом. А моего отца никогда не было в списке, она даже не могла вспомнить, кто он, — он еще раз мысленно прошептал благодарность семье, которая приняла его и назвала своим.