— Мертв! — обреченно сообщил лекарь, поправляя скатившиеся на переносице очки.

— Какой кошмар! Ужасно! Как же ужасно! — слышалось ото всюду, но я знала, что это сочувствие притворное. Никто не жалел Гаруна, мстившего за отца. Все радовались, что несчастье обошло их стороной. Даже я скорее испытывала омерзение к самой себе, нежели горевала по погибшему. От этого становилось еще противнее.

Своя семья превыше всего.

— Бедный молодой человек! Так долго страдал и наконец-то отмучился!

Я навострила уши, ошарашенно слушая ложь целителя. Не стоило сомневаться, кто заплатил ему за лукавство. Тем не менее знать жаждала впитать новую сплетню и с удовольствием внимала подробности, расспрашивая лекаря, будто бы нехотя отвечающего на вопросы.

Но все же не все были готовы охотно вкусить приготовленную «утку». Многие не поверили, что пышущий здоровьем Калунский внезапно скончался из-за старого недуга. Непроизнесенное слово кружило по залу вместе с тошнотворной вонью — яд.

— Как?! Такой молодой?

— Некоторые болезни очень коварны. Помогите! Его надо унести.

Я перевела взгляд на Дамиана Грасаля, раздающего приказы подданным. Тело Гаруна вынесли из зала, и сноровистые слуги быстро подчистили пол. Больше ничего не напоминало о случившемся, кроме заторможенных мыслей придворных, словно очнувшихся из глубокого сна. Как ни в чем ни бывало заиграл нааль, и все снова начали веселиться, быстро забыв об умершем, будто он и не появлялся во дворце.

Я же не могла так быстро прийти в себя и в исступлении глядела перед собой, то ли все еще находясь в шоке после пережитых эмоций, то ли больше поражаясь спокойствию окружающих.

— Потанцуем?

Покачала головой.

— Даже не просите.

— Это был не вопрос.

Дамиан Грасаль повел меня в сторону расслабленно прохлаждающихся пар. Дамы игриво обмахивались веерами, пряча лукавый блеск в глазах, их кавалеры с не меньшим удовольствием практиковались в остротах.

Без особого желания я позволила себя вести в танце, тоскливо смотря по сторонам. Тайные мечты о счастливой жизни в столице в один миг рассыпались прахом. Чужое равнодушие ранило в самое сердце. Никто из присутствующих на торжестве не знал о преступлении, на которое пошел Гарун, но это ничего не изменило.

— Фиалка наконец-то столкнулась с реальностью?

Несмотря на ехидный тон, глаза князя немного потеплели, будто зелень на солнце, и мне даже показалось, что где-то в них промелькнуло сочувствие. Или это очередное нелепое заблуждение?

— Нехорошо начинать правление с публичной казни.

— На самом деле трон принадлежит царю с того момента, как на него надевают корону. Клятвы, произнесенные на завершающем этапе церемонии, созданы лишь для того, чтобы передать магическую силу.

— Вторая часть коронации — не такая уж формальность, какой вы хотите ее выставить, — не согласилась с князем, вспомнив, каким тяжким преступлением считается по закону убийство помазанного правителя. За такое обычно расплачивается не только сам изменник, но и весь его род. — Вы не беспокоитесь, что невеста Викара испугается оставаться во дворце после случившегося?

— Шанталь? — насмешливо фыркнул Грасаль. — Ты, право, шутишь. Вспомни о том, как по слухам озолотились плотники, когда на трон Сагасса взошла ее сестра.

Хотя это произошло не так давно, я плохо помнила о тех событиях, но, крепко задумавшись, поняла, что советник прав. В народе тогда действительно говорили, как решительно настроена новая королева — в столице даже стали сооружать новые плахи и виселицы. Ее сестра — тоже явно не тепличный цветочек. Царицей Льен не станет хрупкая девушка, боящаяся крови и смерти. Но может быть, это и к лучшему? Кто еще способен выдержать и придворную жизнь?

Я кинула взгляд на отца. Он величественно сидел на троне, словно созданный для того, чтобы его занимать. Даже не верилось, что он так долго притворялся обычным человеком. Где-то в глубине души ощетинилась неприятная мысль, что Викар не так уж сильно отличается от принцессы, как я думала. Возможно, я совсем не знала его?

Отец встретился со мной глазами, и его суровый взгляд могущественного правителя смягчился. Во время нашей встречи он сказал, что меня представят после завершения коронации, но еще тогда мне не потребовалось никаких усилий, чтобы понять — это ложь. Под одним и тем же словом мы подразумевали слишком разные вещи. Я просто хотела, чтобы он прилюдно назвал меня дочерью, а не общался, как с незнакомкой. А папа… Папа свято верил, что сможет уберечь свою плоть и кровь от придворных интриг. Как же он ошибался! Я — ядро всех заговоров и проблем.

Стол рядом с царем ломился от яств, и слуги быстро наполняли тарелки и бокалы, стоило хоть немного из них пригубить. Возле его величества не оставляли пустой посуды. Считается, что в этот день еда и напитки должны в достаточной мере окружать монарха, чтобы привлечь процветание в страну. Поэтому и первый кубок для государя принесли уже полный, а не налили вино непосредственно в зале. Крайне удобные обстоятельства, чтобы воспользоваться ядом. Но, если подумать, может быть, эта традиция — последняя проверка для новоиспеченного государя?

Танец ускорился. Я отвернулась от отца и без особого желания перевела взгляд на князя. Дамиан Грасаль приподнял уголки губ, наблюдая за сменой эмоций на моем лице. Показалось, будто мы остались в зале одни. Нас то притягивало друг к другу, точно пару магнитов, то отбрасывало прочь, словно сносимых волной.

За легким прикосновением пальцев следовал разворот. Юбка колоколом закружилась вокруг ног. Я подняла глаза, и меня снова затянуло в зеленый омут. Все повторялось, и вот я уже снова отступала назад, будто избегая советника…

Пронзительная игра нааля лишь накаливала повисшее между нами напряжение. Музыка всколыхала в душе противоречивые чувства. Я ощутила, что раскраснелась из-за быстрого танца и переживаний. Душа была натянута как тугая струна.

На нас смотрели. Смотрели исподлобья и прямо, ничуть не стесняясь своего любопытства. Хотя в кулуарах дворца уже давно обсудили внебрачную дочь царя, я все равно оказалась в центре внимания. Близкое знакомство с советником лишь добавляло пикантности в мой образ.

— Так о чем ты разговаривала с Шанталь?

Рука Дамиана Грасаля, облаченная в белую перчатку, как раз коснулась моей, предательски дрогнувшей после его слов. Пальцы князя понимающе погладили мою ладонь, вселяя обманчивое спокойствие. Я постаралась, чтобы мой голос звучал как можно непринужденнее:

— Она хотела познакомиться с дочерью будущего мужа.

— Осторожнее, фиалка.

Мы закружились, но взгляд князя все равно не отпускал меня, вызывая дрожь во всем теле. Я забыла о шуме посторонних мыслей, о принцессе с ее опасной сделкой, об отце, старательно прячущем страх за единственную дочь, и растворилась в волнующей мелодии. Меня и князя словно связывала тонкая нить, не позволявшая разорвать зрительный контакт, что бы нас ни отвлекало.

Наконец музыканты убрали руки от наалей, и партнеры по танцу поклонились друг другу, благодаря за проведенное время. Я тоже сделала книксен, учтиво кивнув Грасалю, хотя меньше всего желала быть с ним вежливой. Князю явно казалось, что он нашел на меня управу, но даже прирученные животные иногда кусаются, чего уж говорить о людях. Шквал эмоций в душе порою может толкнуть на самые безумные поступки.

Я выровняла дыхание и сказала:

— Я потанцевала с вами. Теперь могу идти?

— Можешь, — процедил князь, и его глаза, показавшиеся мне до этого по-летнему теплыми, теперь стали напоминать холодное урановое стекло, добытое из серебряных рудников Сагасса.

Страж, одетый в парадную белую форму, отошел от места у стены, где лениво наблюдал за празднеством все это время, и, мгновенно среагировав, последовал за мной, будто шарнирная кукла в руках ребенка. Взгляд советника, скрестившего руки на груди, прожигал дыры. Я выпрямила спину, не показывая, что его действия имеют какой-то эффект, но на самом деле чувства бурлили в душе. Взбудораженная после дня, полного неприятных открытий, я чувствовала себя точно уличный актер, балансирующий на висящем в воздухе тросе.