Кроме наказанных шпицрутенами, 400 чел. были отправлены на службу в Оренбург и в 3-ю Уланскую дивизию. 29 женщин, участвовавших в восстании, после наказания розгами были также отправлены в Оренбург.

Адъютант генерала Лисаневича штаб-ротмистр Тареев, причастный к восстанию, был лишен чинов и знаков отличия, разжалован в солдаты без выслуги и отправлен в одну из крепостей Оренбургской губернии.

По поводу зверской чугуевской бойни Александр I писал Аракчееву: «С одной стороны, мог я в надлежащей силе ценить все, что твоя чувствительная душа должна была терпеть в тех обстоятельствах, в которых ты находишься. С другой стороны, я умею также и ценить благоразумие, с коим ты действовал в сих важных происшествиях. Благодарю тебя искренне от чистого сердца за все твои труды». Письмо звучит издевательством: писать о чувствительной душе Аркачеева мог только Александр I.

Волнения в военных поселениях происходили в последующие годы. Так, в 1824 г. снова на юге, в селении Зыбкове, взбунтовались старообрядцы, не желавшие «идти под бритье». Свыше ста человек были наказаны розгами.

В 1826 году взбунтовалась гренадерская рота поселенного баталиона Аракчеевского полка. На инспекторском смотру поселяне заявили генералу Петрову 1-му, что служить у них нет больше сил, и просили передать об этом графу Аракчееву Приехавший в округ Аракчеев велел собрать баталион в манеже и приказал выйти вперед тем, кто жалуется на тяжесть службы и отказывается «у него служить», обещав при этом не наказывать недовольных.

Из рядов вышло несколько человек, и с каждым у графа произошел следующий разговор:

— Так ты не желаешь у меня служить?

— Не желаю, ваше сиятельство.

— Будешь государя просить?

— Буду, ваше сиятельство.

Отобрав таким образом 30 человек, он приказал баталионному командиру майору Енгалычеву проводить эту партию в Новгород, чтобы оттуда отправить на службу в дальние гарнизоны. Над четырьмя же зачинщиками состоялся суд. Судная комиссия состояла из двух лиц: самого Аракчеева и командира полка полковника Фрикена — Федора Кулакова, как звали полковника солдаты, не имевшего себе соперников на палочном фронте. Зачинщики были приговорены к наказанию шпицрутенами от 6 до 10 тысяч ударов.

Видевший их в госпитале после наказания поселянин Александр Максимов вспоминает: «Они, что мясо изрубленное, лежали избитые, — по одной голове только и узнать было можно, что люди, а не убоина».

Это было последнее деяние Аракчеева в военных поселениях, — в апреле того же года он оставил командование поселенным корпусом.

Наконец, в историю волнений в военных поселениях, до грандиозного восстания поселян в 1831 году, должно быть включено вооруженное восстание 1829 г. в округе поселенного Серпуховского уланского полка.

Это восстание было одним из наиболее организованных и упорных, а по решительности действий мятежников против правительственных войск и по своей кровавой развязке не имеющее себе равного.

Остановимся подробнее на этом происшествии.

10 ноября 1828 г. состоялось распоряжение об образовании нового округа Серпуховского уланского полка. Полк был выделен из округа 2-й уланской дивизии, поселенной в прежнее царствование. Новый округ должен был быть образован из 15 казенных селений и двух хуторов в Змиевском и Изюмском уездах с 8 354 ревизскими душами.

Крестьянам селений нового округа был тогда же прочитан широковещательный указ о всех выгодах, связанных с переходом их на новое положение. Каковы были эти «выгоды», крестьяне уже хорошо знали: рядом с их деревнями находились военные поселения, и за десятилетнее их существование крестьяне насмотрелись на «райскую» жизнь несчастных поселенцев.

Весьма возможно, что противодействие переходу в «уланы» было бы оказано крестьянами вскоре же после объявления указа, но вследствие того, что приемка нового округа из гражданского ведомства в военное затянулась на несколько месяцев и уланы Серпуховского полка по-прежнему жили на старых квартирах в своем округе, — среди крестьян возник и упорно держался слух, что нового поселения не будет. Это убеждение крепло с каждым днем, так как жизнь крестьян не изменялась. Штаб полка нового округа, назначенный к квартированию в селении Шебелинке, все еще находился на старом месте в селе Балаклее. Начальству, изредка наезжавшему в селения, пока ни во что не вмешивавшемуся, казалось, что «крестьяне были тихи, смирны и не оказывали открытого непослушания новому управлению». Новость же в управлении заключалась лишь в том, что прежние волостные и сельские правления были переименованы в сельские комитеты. В состав их, кроме нескольких членов из коренных жителей, было введено по одному вахмистру с двумя ефрейторами. Кроме того, командиром резервных эскадронов, ротмистром Молчановым, была составлена опись имущества жителей, семейные списки и сделаны все нужные назначения в хозяева и помощники, в действующие и резервные эскадроны, в служащие и неслужащие инвалиды.

«Переписывай, переписывай, все равно ничего не будет», — говорили между собой крестьяне. Но к 10 мая ротмистр представил описки командиру Серпуховского полка полковнику Синадино, который переслал их начальнику дивизии генерал-майору Розену, а тот, в свою очередь, отрядному начальнику военного поселения на Украине, генерал-майору Коровкину. Здесь вышло недоразумение: генерал Коровкин, не зная, что действующие и резервные эскадроны еще окончательно не поселены, приказал приготовить их на смотр. 23 мая через вахмистров, ефрейторов и членов сельских комитетов жителям всех селений был объявлен приказ, чтобы назначенные в действующие и резервные эскадроны, а также служащие инвалиды и кантонисты к 29 мая явились в слободу Меловую на инспекторский смотр.

Этот приказ вызвал повсюду большое волнение и ропот. Долго поддерживаемая иллюзия рассеялась, как дым. Население заволновалось. Распространился слух, что начальство, добившись своего, мало того, что берет всех в уланы, но, собрав крестьян в Меловой, забреет им лбы и отошлет в дальние полки на поселение. Матери и жены, провожая несчастных избранников в слободу Меловую, оглашали воздух рыданиями и причитаниями.

Но в слободу Меловую пошли не все. Жители селения Шебелинки решили не идти на смотр. К ним примкнули крестьяне соседней слободы Михайловки.

Сразу же мятежники организованно повели дело. Прежде всего они арестовали членов комитетов в этих двух селениях. Шебелинского крестьянина Петра Демина восставшие избрали атаманом и учредили временное управление под главным начальством атамана в составе крестьян Петра Квантунина от Михайловки, Кузьмы Ведерникова от Лозовенки и других. 26 мая на общем совете было решено разослать по всем дорогам людей, чтобы склонить всех идущих в Меловую на смотр присоединиться к восставшим. Одновременно были разосланы гонцы во все селения округа приглашать в Шебелинку всех поселян и не требуемых на смотр: хозяев, помощников и неслужащих инвалидов. Восставшими были разосланы в селения округа письменные приглашения. Вот одно из таких характерных приглашений к крестьянам слобод Веревкиной и Покровской:

«Почтеннейшие старики слобод Веревкиной и Петровской.

Мы ныне находимся в слободе Шебелинке и учинили всеми селениями бунт, которые отошли к округу военного поселения, чтобы не даться в уланы, а потому всепокорнейше просим вас, почтеннейшие старики, исделайте меж себе твердую согласия и сколько можно поспешить более прибыть в означенную слободу Шебелинку для общей нашей согласии и не далее завтрашнего дня, да особо, чтобы был член Егор Мотинов, да и как можно успешить»[1].

Это обращение указывает на то, что крестьяне, переведенные в военные поселения, смотрели на свою судьбу как на общее крестьянское дело и старались развернуть борьбу, втянув в нее и невоенизированное крестьянство. Коротко говоря, в уничтожений военных поселений крестьяне правильно видели свою общую классовую задачу.

Гонцы, разосланные мятежниками по дорогам и в селения округа, имели полный успех. Не только шедшие на смотр поселяне сворачивали в Шебелинку, но и те, которые уже прибыли на сборный пункт в Меловую, возвращались оттуда, чтобы присоединиться к мятежникам, так что к 27 мая почти все жители округа собрались в Шебелинку. На сборном пункте внутри селения стало тесно, и толпа перешла за село на выгон около кладбища, — на место, носящее название «городка». В городке собралось более трех тысяч человек, вооруженных охотничьими ружьями, косами, кольями, а самый городок был забаррикадирован бревнами и арбами.