— Так ты будешь? — прерывая твои размышления, поинтересовалась Мэри, наклонив голову набок.
— Вполне вероятно, что такой исход возможен, — неуверенно отвечая, понимая, что если откажешься, придётся объяснить причину этого, а так у тебя есть все основания проигнорировать этот сбор, ссылаясь на неуверенность в начале сказанного.
— Хорошо, будем ждать!
Ты поспешно уходишь; а к Мэри и Мэттью подходит новая фигура, наблюдавшая всё это время за вами, сделавшая определённые выводы. Опасность близка, но ей нужно время, чтобы сформироваться. И пока этого не произошло, у тебя, не героя, есть все шансы выбраться из этой постепенно закручивающейся истории не живым.
Шаг 2. На промежутке
Комментарий к Шаг 2. На промежутке
А вот и новая глава. Надо же — и в апреле выложенная. >.>”
Продолжение в мае. Ближе к середине или концу. Как получится.
Бете спасибо за быстроту проверки.
Не прощаюсь.
Тяжело дыша бежишь по сухой траве, следом перелезая через установленный на неровной поверхности с небольшим уклоном забор, невзначай оглядываясь по сторонам. Не было огромного желания встретить кого бы то ни было ещё из мертвецов. Хотя к тому времени, как ты их благополучно покинул, они всё чаще мелькали — махающие и готовые словом перемолвиться. Лишь по этой причине, понимая интуитивно, что время безбожно уходит, ты должен был как можно быстрее добраться до своей намеченной цели.
И вот занавес поднят. Впереди возвышается он — комфортабельный двухэтажный дом, на веранде которого, у входной двери, по бокам, стоят два непохожих по внутреннему содержанию флорариума, а в них — увядшие сады. Окунувшись в воспоминания, видишь совсем другой мотив одного из них — с успехом расцветшие адиантумы, ставшие навесом для сидящего на стульчике миниатюрного деревянного человечка, которого взяли в круг яркие цикламены от тёмно-фиолетовых до бледно-розовых цветов. Кое-где на субстрате заметен серый исландский мох, составленные в слова камушки. За этим мини-садом ухаживал кто-то тебе до боли дорогой (но ты не можешь вспомнить ни внешности, ни лица), всегда попрекавший за халатность. Ведь, что таить, ты был не из любителей заботиться о подобных цветочных композициях, но всё равно ухаживал, ворча, не считая нужным ссориться из-за таких мелочей, притом на краткий миг представляя себя в шкуре зашедшего на огонёк соседа, примечая, как со стороны пригодно смотрелось бы это.
Переводишь взгляд на стоящую у окна скамейку, где ночью, прижавшись друг к другу, укутанные шалью, ты и она смотрели на звёздное небо, произнося в слух романтические бредни или возможные для реализации планы на будущее, весело смеясь.
«Больше никогда», — проносится невзначай мысль. Сердце сжимается, наваливается так некстати грусть. Хочется плакать. Но можешь ли ты позволить себе такую… слабость? Определённо нет. Надо двигаться дальше.
Запрокинув голову назад, силишься припомнить жизнерадостное событие. Почти сразу всплывает воспоминание, захлопывая дверь для неприятного чувства.
Это произошло в субботний вечер. Престарелая женщина, украдкой улыбнувшись, качнула утвердительно головой, скрываясь в стенах дома, — это был сигнал для действий. Вернувшись на открытую местность, находившуюся в ста тридцати метрах от места жительства, ты и специалист по пиротехнике решили провести собственное шоу, позволяя красочным петардам и ракетам вырваться в тёмное небо, привлекая тем самым взгляды людей, вышедших на улицу, заинтересовавшихся этим неожиданно начавшимся шоу. Поспешила выглянуть и та самая старушка вместе с женщиной под руку — и тогда высоко в небо улетел фольгированный из складывающихся больших букв в имя шар, заставляя её, самую прекрасную и любимую, довольно улыбнуться, прижимая сжатый кулачок к груди и, возможно, ощущать, как по телу разливается теплота. Оттого что ты не мог видеть её эмоций и горящих глаз в тот миг — ты не опечалился. Ведь главное — осознание: она смотрит. И наблюдаемое, безусловно, доставляет ей удовольствие.
Теперь же, посмотрев более шире на проблему, испытал малую толику жалости к мертвецам: их порыв вырваться отсюда как никогда оправдан тем, что у каждого остался кто-то в живом мире, будь эта жена (муж), ребёнок или родственник, разделить с которыми хочется не только воспоминания, но и самые счастливые моменты в жизни. Но это — недоступная роскошь. И потому всё, что им остаётся — лелеять мечту (надежду), что когда-нибудь ворота перестанут быть сдерживающим препятствием в мир людей.
Впрочем, хватит думать о тех, кто не стоит твоего внимания. Ты не ради них проделал весь этот пока не кажущийся, но тернистый путь. А чтобы наконец-таки… уже… да, пора — Лана!
Входишь в дом. Тишина. Хороший признак.
Заглядываешь в гостиную, проходя сквозь арку, примечая неизменную обстановку в классическом стиле. Белоснежный высокий потолок со свисающей по центру на достаточном расстоянии многоярусной люстрой; мебель — чувствуется дух старины: обитый кожей монолитный Честерфилд, миниатюрный столик из вишни с изогнутыми ножками; на стенах находятся в позолоченных рамках картины, на которых изображены различные сцены: охота на льва или же стихийное бедствие, произошедшее в море; на мраморном камине посередине стоит шкатулка, а по краям — две женские фарфоровые статуэтки. С некоторым триумфом смотришь на интерьер, создать который было ой как не просто. Современному человеку подавай розетки, телевизор, ноутбуки, а здесь этого нет. Роскошь и элегантность — вот то, что вобрала в себя эта великолепная комната.
С улыбкой на устах разворачиваешься, чтобы продолжить исследование дома — и тут же инстинктивно отпрыгиваешь назад из-за неожиданной гостьи (ты ведь ждал не её?).
Но это она! Ты узнаешь Лану, дорогую и ненаглядную, напрочь забывая о том, где вы оба сейчас находитесь и каким непредусмотрительным становится последующий твой шаг, когда решаешься заключить её в объятиях, утыкаясь лбом в родное плечо.
Хватило пару секунд — женщина вырвалась и, отходя назад, со слезами на глазах, смотрит на тебя, озадаченного, с немым отразившимся вопросом на губах: «Почему?».
Остановившись, Лана мотает отрицательно головой в разные стороны — ей не хочется это принимать. Ладонями закрывает лицо, начиная дрожать.
Не в силах лицезреть, как любимая страдает, вновь пытаешься приблизиться к ней, но не делаешь и одного шага, замирая, не желая верить в то, что сейчас предстаёт перед тобой — она неживая. Всё те же мертвецкие признаки, как у Мэтта и Мэри. Сильно сжимаешь кулаки, ногти впиваются в кожу, оставляя маленькие, но неприятные ранки.
Не отрицай. Не беги. Остановись!
Как же так? Что это значит? И это — твоя цель? Ради того, чтобы увидеть самого дорогого человека мертвеца на свете, ты и проделал весь этот путь?.. Не может же это быть правдой… Нет-нет-нет! Ложь!
Немая тишина — упираешься отрешённым взглядом в паркет.
Назло всплывает тихое и безопасное место, с которым пришлось расстаться, и только там продолжился бы этот беззаботный сон. Ни о чём не думая, не помня прошлую жизнь, Лану, и главное — не было бы всех этих испытываемых болезненных чувств, сдавливающих грудь; сделать вздох становится болезненно трудно. За что?!
Женщина опускает руки и, развернувшись, решает покинуть дом.
Тебе становится не по себе — она уйдет, а дальше что?..
— Не уходи, — тихо просишь.
Лана выполняет просьбу, чуть наклонив голову вниз. Ей тоже тяжело.
— Лана! — громко произносишь её имя, глубоко вздыхая и выдавая следом непродуманные слова: — Я нашёл тебя.
— Ты прав, — с одобрением произносит она, разворачиваясь к тебе лицом и мягко улыбаясь; в глазах — грусть. — Нашёл.
Она всё также прекрасна. Волнистые средней длины блондинистые волосы подвязаны алой ленточкой в низкий хвостик, но в выразительно янтарных глазах некогда отражающиеся лучи солнца потухли, потеряв надлежащий свет. На ней длинный коричневый вязаный свитер и потёртые джинсы, — слишком закрыто, будто стыдилась новой себя, не показывая достоинств очаровательной, не потерявшей формы фигуры.