Но дверь ни в какую не поддавалась. Закрыта, продолжая стойко оставаться препятствием.

— Не выходит!

— Отсюда больше нет путей…

— Лана, я знаю!

— Стоит ли нам вернуться?..

— Что это даст? — нервно выдыхаешь, в темноте разворачиваясь на голос.

— Возможность отыскать ключ. У него он должен быть.

— Я так не хочу идти туда… но придётся это сделать. — Обходишь её, ощущая мимолётное прикосновение к плечу. — Жди тут.

Выход, казалось, был совсем рядом, только протяни руку — и конец трагедии, громкие овации, но, видно, ожидаемому не было суждено исполниться. Но ничего. Ножик, благо, с собой. Быть может, гипотетически возможно вернуться к тому намерению, поскольку этот, чтоб его, человек, посягнул на чужое бесценное и незаменимое сокровище…

Однако за время вашего отсутствия убийца смог выкарабкаться, ожидая подходящий момент, коим и стал твой приход. Его черёд нападать исподтишка.

Не успевая пройти арку, содрогаешься от боли, — маньяк, не давая сориентироваться, жёстко ударяет кулаком в живот; ботинком заезжает по голове, оставляя царапину.

Заваливаешься на правый бок; нет сил встать, боль сковывает тело.

— Ну и ну. Кто тут у нас пожаловал? Я думал, ты в реанимации.

— Не дождёшься. — Вытягиваешь левую руку вперёд; упираешься в пол, собираясь вернуться в вертикальное положение, — не выходит. — Как ты освободился? Тебя ведь связали.

— Неумело, я скажу, связали. Надо было руки, ноги тоже, а не обматывать вокруг, сцепляя концы. Хватило простых, назовём это так, — дрыганий для избавления.

— Чёрт… надо было тебя…

— Да ты сам, как посмотрю, не священник. Неужто ради неё готов продать мораль и совесть?

— Всё, что угодно.

— Что ж… я не ошибся в своём выборе. Ты прекрасен.

Обуяла злость. Ты возжелал придушить поехавшего, как жаль, что человеческое тело настолько хрупкое.

— И как нечто совершенному в моих глазах. Созданному благодаря эксперименту. Будешь убит, но не моими руками, отнюдь нет, а пламенем сожжённым, — спокойно выдаёт маньяк, идя к дающим свет масляным лампам, поочерёдно разбивая их. — Твоя борьба подошла к концу. Не волнуйся насчёт Ланы, её смерть будет поистине адской, с кучей мучительных и, признаюсь, аморальных вещей.

— Только посмей к ней подойти… — Ты не успел договорить, как тот вытаскивает из-за пазухи пистолет и стреляет в бедро (ты вскрикиваешь, хватаясь за ногу, переворачиваясь на спину). Глушитель позволяет скрыть звук.

— Как видишь, в моих руках твоя жизнь — я бы мог запросто положить всему конец. — Постепенно комната окрашивается в яркие, пожирающие пламенные цвета. — Но огонь сам вынесет тебе приговор. — И, более ничего не сказав, убийца поспешно уходит — сейчас его ждёт последняя жертва. Слишком затянулась игра, пора кончать с ней.

— Падла… нет… я не могу здесь умереть… — В противовес этому ничего сделать не получается. Боль по-прежнему всё пресекает. Ударяет мощным ледяным шаром мысль: простреленная нога не способна более реагировать, став балластом. Впрочем, усилием воли и немалым желанием в самопожертвовании ради Ланы, появляются те самые остатки сил, унимающие страдания.

Ударяясь об стены, огонь нещадно начинает всё уничтожать, благо нетронутая им оставшаяся узкая дорожка позволяет в доступном темпе, шатаясь, кривясь и сглатывая кровь от прокушенной губы, направляться к выходу.

Подниматься по лестнице было тяжело. То и время клонило назад, а один раз и вовсе пришлось взяться за перила, удерживая равновесие. Как же ныла нога…

Грохот. Шум. Крики. Беготня. Вот, что происходило на втором этаже.

Не терпя отлагательств, движешься стоически на спасение; голова раскалывается; во рту пересохло; вдыхать воздух нелегко; ноет в боку.

А вот и она — дверь, за которой разместились две фигуры. Через небольшую щель ты видишь лежащую, но борющуюся Лану с восседавшим на ней неприятелем.

Просто выбежать ты не мог, а в доме, к несчастью, не было даже статуэтки. Сняв куртку (примечая, что она принадлежит отцу, а своя, вероятно, осталась у матери), делаешь мощный рывок, забегая в комнату (ту самую, где на кресле-качалке сидела обезображенная женщина около окна), накидывая её на голову мужчине, оттаскивая на себя.

На коленях, ползая, Лана начинает что-то искать.

В свою очередь, ты, тяжело дыша, пытаешься удержать убийцу — он вырывается, локтем успешно проводя мощный удар по грудной клетке. Это позволяет ему моментально избавиться от тебя: скорчившись, падаешь на спину; куртка отброшена в сторону.

— Я предполагал другой исход. И всё-таки ты выжил.

— Твоим планам… кха-кха… не суждено исполниться…

— Что ты говоришь? Ты уже покойник.

— Нет, здесь только тебе суждено занять эту роль, — привлекая внимание, с истерическими нотками выкрикивает женщина, направляя дуло пистолета на убийцу; он поворачивает к ней голову, по-прежнему в маске. Лица не видно — страшно ли ему? Понимает, что это — конец?

— Да разве? — усмехается он, бесстрашно побежав на Лану. Она нажимает на курок — пуля предупреждающее вырывается, ни по кому не попадая.

— Если сделаешь ещё хоть шаг, следующая будет в тебе.

Не сконфузившись, убийца продолжает идти, но уже спокойно и ровно, предвкушая, кажись, корону.

— Я же сказала: стой, где стоишь, а иначе…

— Там было две пули. Одну я потратил на твоего мужа, а вторую сейчас использовала ты. Хотя, по-факту, они обе предназначались тебе. — Драматично разводит руки в стороны. — Увы, ничего нельзя предугадать. Тем и интереснее. Хочешь расскажу, что будет дальше?

Вот и всё. Спасение перечёркнуто. Борьба не увенчалась успехом. Ещё одна попытка нажать на курок не даёт абсолютно ничего. Руки опускаются. В пистолете не оказалось больше пуль.

— Ты будешь страдать. Долго и мучительно. На глазах у своего мужа, если он, конечно, раньше не покинет этот свет.

— Этому не суждено быть. Мы вместе с ним уйдём отсюда, а ты сядешь в тюрьму.

Тем не менее, пока в отдалённой комнате была борьба на жизнь, весь дом начинал охватывать огонь, он стал ещё одним решателем судеб. Не спеша подползает к той самой двери, сжирая и пробираясь вовнутрь. Трое человек, осмыслив надвигающуюся опасность, решаются побыстрее закончить начатое дело.

Открывшееся второе дыхание помогает тебе прийти на помощь к любимой, ввязываясь в бой. Никто не стоит на месте — летят удары. Пространство в комнате постепенно уменьшается. Вы трое оказались в ловушке. Огонь заслонил все пути отступления.

Всё как в тумане. Один падает, другой уворачивается, а третий отлетает к стене, разбивая окно. Ворвавшийся ветер подгоняет ещё быстрее огонь. Лана одна из первых понимает, что такими темпами всем вам суждено умереть, потому решается на героический подвиг. Пока убийца корчится (женская нога точно попала в цель меж ног), она разбегается, выставляет руки вперёд и ты, уже не понимая, что происходит, летишь сквозь окно вниз. Пожертвовав собой, она не позволяет убийце покинуть дом, навалившись на него всем телом; так заживо они и сгорают.

***

Гул сирен полицейских машин. Доносящиеся встревоженные вопли. Ты, кажется, ещё в сознании — холодная земля, воздух, не пропитанный гарью, — но уже не способен ни на что.

Тут нет огня. Он где-то далеко…

Там, где осталась она.

Там, где уже не барахтается он.

Там, где нет тебя…

Комментарий к Шаг 4. К правде

1. Ительмены — народ Камчатки.

2. В отличие от Даунтауна и Палмер Авеню, Ново-Даунтаун является вымышленной улицей в Детройте.

Шаг 5. Судьбу решающий выбор

Наконец всё встало на свои места. Некогда мрак тёмной улицы, освещённый лишь тусклым фонарным столбом, смог искоренить тьму, как неизвестность равносильную нежеланию смотреть правде в глаза. Сняв повязку — отрицаемый день занял свою нишу. Вернулись знания, может, не самые вожделенные, но те, которые поставят точку в этой нескончаемой беготне от самого себя.

Верно — не смог её спасти.

Правда — не поверил ей.