Папа молча посмотрел на меня и захлопнул дверь моей камеры.

Я уселся посреди мусорных мешков, а за дверью раздался голос мамы.

Она подошла, чтобы вступиться за меня перед отцом. Затем я услышал, как они начали ссориться. Через некоторое время за дверью воцарилась тишина.

Меня здесь запирали не в первый раз, так что эту тесную комнатку я хорошо знал и не испытывал страха, меня беспокоил только мой желудок, который начинал урчать от голода. Как же хочется есть! Я взглянул наверх: через щель над дверью пробивалось немного света. Я решил, что нужно поспать, тогда я не буду чувствовать голода. Ну почему папа так суров ко мне, я ведь защищал свою «невесту», прямо как настоящий герой, почему он не похвалил меня?

Услышав сквозь дрёму, как кто-то стучит в дверь, я очнулся, подошёл к двери и спросил:

— Кто там?

Снаружи донёсся мамин голос:

— Паопао[36], посмотри наверх.

Я поднял голову и увидел над дверью узкую щель, ту самую, через которую пробивался свет. Сейчас через эту щель что-то просунулось и упало прямо на меня. Я поспешно поднял упавший предмет и, даже не успев развернуть, уже учуял аппетитный запах. В два счёта я разорвал бумажную обёртку и обнаружил внутри огромный сэндвич с мясом. Боже, в тот момент для меня это был самый прекрасный подарок на свете! Затем я услышал за дверью звук удаляющихся шагов. Откусывая огромные куски, я принялся уплетать сэндвич и чувствовал себя невероятно счастливым.

Как я узнал позже, папа рассердился на меня потому, что мальчик, которого я в тот день избил, был сыном чиновника из консульства, а значит отец мог из-за этого происшествия лишиться работы. Мы жили под чужим кровом и полностью зависели от милости консула, а значит в отношениях с окружающими необходимо было проявлять предельную осторожность и учтивость. Отец не только наказал меня, но потом ещё и повёл извиняться. В доме у чиновника, принося извинения, папа собрался было специально на глазах у хозяина дома ещё разок меня отлупить. Но к счастью, тот оказался человеком добросердечным, он остановил папу: «Всё в порядке, это же маленькие дети, они часто дерутся, ничего страшного».

Та история вовсе не отучила меня драться и наказывать обидчиков моей «невесты», однако теперь я стал умнее: во время драки я внимательно смотрел по сторонам, на случай, если снова нагрянет отец. Со временем в округе почти не осталось мальчишек, которые не отведали бы моих кулаков, так что среди них становилось всё меньше желающих вступать со мной в драку.

Пожалуй, это и есть мои самые ранние воспоминания из детства — о том, как я заступался за ту девочку.

В возрасте 14–15 лет я по-прежнему жил и учился в школе китайской оперы.

Это тот возраст, когда обычно пробуждаются первые чувства, но я с детства жил бок о бок с другими мальчишками, наши дни проходили в суровых тренировках под строгим надзором учителя. Если в какой-то день тебя не побили, считай, что тебе невероятно повезло. Поэтому у меня никогда даже не возникало мыслей о девчонках. Хотя у нас в школе и учились девочки самых разных возрастов, мы к ним относились как к родным сёстрам, без каких-либо иных помыслов.

Братья часто шептались о девчонках, и когда я слышал их разговоры, у меня в памяти возникал только образ дочки французского консула, моей давней подружки с пика Виктории, маленькой «невесты», ради которой я дрался с соседскими мальчишками. Тогда в моём понимании женщина должна была быть похожей на маму — нежная и внимательная, которая позаботилась бы обо мне, когда мне больно. Ещё я хотел, когда вырасту, защищать их, как те воины, о которых пишут в приключенческих романах.

К тому времени в Гонконге кантонская опера жила и передавалась из поколения в поколение уже несколько десятилетий. Из простой оперы, где только поют, она, следуя вкусам зрителей, развилась в сложный комплекс, где пение сопровождается боевыми сценами, поэтому со временем в кантонской опере понадобились актёры, которые умеют не только петь, но и драться. Пьесы, включающие в себя акробатические номера с элементами ушу, назывались «пьесами о чудесных подвигах», их исполняли в уличных представлениях каждый год во время праздников поминовения предков[37], и нас приглашали в них выступать. На улицах вывешивались афиши, там же сооружался занавес и игрались открытые представления. «Пьесы о чудесных подвигах» с момента своего появления снискали оглушительный успех у зрителей и из Гонконга распространились по всей Юго-Восточной Азии.

В нашей труппе мне принадлежало амплуа рядового солдата, но фактически я временно исполнял обязанности актёра, который участвует в боевых сценах. Однажды нашу труппу пригласили на гастроли в Таиланд, тогда-то мне понравилась актриса, исполнявшая амплуа хуадань[38].

Она тоже была родом из Гонконга, старше меня на год. То есть, если мне было 15 лет, значит ей было 16.

Мы тогда были ещё совсем юными и невинными. Каждый день мы с ней в паре играли и дрались на одной сцене, и вдруг я понял, что она мне очень нравится. Я понятия не имел, нравлюсь ли я ей, но каждый день искал предлог, чтобы оказаться с ней рядом.

По окончании гастролей мы вернулись из Таиланда в Гонконг. Я снова занялся подработкой на съёмочных площадках. Каждый день в 6 часов утра автобус отвозил нас на студию, а вечером после окончания рабочего дня привозил обратно в школу, где мы сразу же отдавали учителю на сохранение всё, что заработали за день.

Ко времени возвращения в Гонконг между мной и той девушкой завязался роман. Каждый день мне приходилось ломать голову, придумывая, как побыть с ней подольше. Учитель очень жёстко нас контролировал, и каждое утро я был вынужден делать вид, что иду на работу, а на самом деле, пройдя полпути, я бежал в парк Коулун. Она обычно выходила из дома только после десяти часов утра, а я всё это время с шести до десяти часов торчал в парке в одиночестве. Там всегда было много посетителей, занимающихся тайцзицюань, я вставал рядом с ними и отрабатывал приёмы кунг-фу. Все вокруг останавливались и пялились на меня. Так я убивал время, пока ждал её, зато, когда она наконец приходила, я был счастлив. В то время мы были ещё совсем детьми, и всё совместное время мы проводили просто сидя рядышком на скамейке. Часто я клал руку ей на плечо, и так мы сидели часов пять-шесть подряд, у меня уже рука немела, но я не осмеливался её убрать. В полдень мы покупали еду и перекусывали. Так мы с ней сидели до 10 часов вечера, пока ей не приходило время возвращаться домой, тогда я тоже возвращался в школу, будто бы после рабочего дня на съёмках. В школе я говорил учителю, что весь день работал, и в качестве заработанного за день гонорара отдавал ему деньги из тех, которые отец присылал мне на жизнь из Австралии.

Какие же мы тогда были простые и наивные!

Вскоре отец приехал в Гонконг и купил мне небольшую квартирку. Подруга каждый день приходила ко мне в десять часов утра и помогала с уборкой и стиркой, а в четыре часа возвращалась к себе. Тогда же я покинул школу и начал самостоятельно зарабатывать на жизнь в качестве каскадёра.

Однажды, во время прогулки мы столкнулись с её отцом, и наш роман перестал быть тайной. Её родители не одобрили её общение со мной, а её отец мне сказал прямо: ты простой каскадёр, ничего путного из тебя не выйдет, ты не пара моей дочери. Это был слишком сильный удар по моему самолюбию. Потерпев такую сокрушительную неудачу, я едва не расплакался.

Сопротивление родителей очень сильно на неё давило. Бывало, она могла расплакаться во время свидания прямо посреди разговора. При виде её слёз я очень переживал, предлагал ей прямо сейчас вдвоём сбежать в Австралию: «Ступай домой за паспортом, и мы немедленно уедем». Но она отказывалась, говорила, что не может так поступить с родителями.