Закончив дела в своём саду, Берёзка перенеслась в горы, к посадкам тэи.

Намереваясь сделать Явь своим новым домом, навии захватили с собой и то, что помогло бы им устроиться уютно. Никакие местные травяные отвары не могли заменить им отвар листьев тэи, поэтому с позволения белогорской владычицы они начали выращивать тэю из семян, привезённых из Нави. Куст тэи любил суровые горные условия с их прохладой и разреженным воздухом. Непривычны были ему только яркие солнечные лучи, но усилиями белогорских дев с их садовой волшбой и не без участия Берёзки он приспособился.

Склоны ступенчато зеленели насаждениями тэи. Издали они казались покрытыми мягким мхом, подстриженным поперечными полосами. Начиналось всё с проращивания семян в питомнике при саде княжны Светолики и терпеливого пестования двух тысяч молоденьких кустиков; волшба Берёзки и белогорских дев за несколько лет распространила тэю так, что глаз не хватало, чтобы окинуть весь этот зелёный простор.

Берёзка поднималась по крутой горной тропинке. По правую и левую руку тянулись ровные ряды кустов, между которыми неторопливо продвигались сборщики листьев. Тэей в Нави обычно занимались мужчины, в Яви же её коснулись и женские руки — руки белогорских садовых кудесниц.

Завидев Берёзку, навии-сборщики приподнимали шляпы и кланялись. Здесь её знал всякий. Не будучи спесивой, Берёзка кланялась и сердечно улыбалась им в ответ, и на смуглых, суровых и мрачноватых лицах навиев также появлялись сдержанные улыбки.

Берёзка делала обычный обход насаждений тэи. Весть о том, что главная садовая кудесница здесь, распространилась среди работников быстро, и вот уже к ней спешил широколицый, приземистый навий, чтобы доложить тревожную новость: на кусты в нижней части западного склона напал какой-то недуг. Берёзка, не подав виду, что слегка обеспокоена, и сохраняя светлую безмятежность на лице, проследовала за работником. В своих силах она не сомневалась, и уверенность в благополучном исходе всем своим обликом внушала навиям. Если Берёзка спокойна — значит, всё будет хорошо.

Листья на больных кустах желтели, скручивались и опадали. Присев около них, Берёзка прошептала:

— Что с вами, милые? Что за боль у вас, чем недовольны, отчего страдаете?

Кусты жалобно зашелестели, будто тронутые ветерком, а Берёзка слушала и кивала. Скоро у неё была готова целебная волшба, которой она принялась тщательно и заботливо окутывать каждый куст. Кропотливая работа давала свои плоды почти мгновенно: листья, едва тронутые желтизной, возвращали себе зелёный цвет, сильно поражённые опадали, а на их месте проклёвывались новые — здоровые, чистые и сочные.

— Опавшие больные листья собрать все до одного и сжечь, — распорядилась Берёзка.

Работники и сами понимали необходимость этого и уже взялись за дело. Трудились они так же упорно и дотошно, как она сама, не оставляя на земле под кустами ни единого поражённого хворью листика. Никакой лени, расхлябанности и небрежности, лишь самое рачительное, внимательное, преданное и усердное отношение к делу. Да, работать навии умели. В труде им не было равных — не только по неутомимости, но и по тщательности исполнения.

Осмотрела Берёзка и кусты по соседству с больными. Те пока выглядели неплохо, но недуг уже незаметно набросил свою губительную сеть и на них. Глазу пока не видно, но Берёзка это чувствовала, кусты ей сами шептали. Здоровые отвечали бодро и весело, а голос охваченных хворью становился вялым, тихим, печальным. Берёзка снова взялась за лечение.

— Вы мои хорошие, вы мои родные, — приговаривала она ласково.

Чтобы творить волшбу, нужно было проникнуться любовью к чужеземному, иномирному растению. Едва Берёзка увидела семена, как сразу поняла, что это будет нетрудно. А молодые кустики — как несмышлёные детишки... Яркие, блестящие, продолговатые листики, чуть светлее к кончику и темнее к черешку, гибкие и тонкие веточки с серебристым пушком — как к ним можно не проникнуться нежностью, если они такие хорошенькие и радующие глаз? Полюбила Берёзка тэю легко, и навии-работники удивлялись чудотворной силе её любви.

Взрослый куст в высоту достигал уровня её глаз, а рослым навиям был едва по грудь. Сборщики с корзинами за спиной шли по рядам и обрывали верхушечные побеги с самыми нежными листьями, которые и шли в дальнейшую обработку. Ощипанный куст быстро восстанавливал крону, и уже спустя пару дней можно было снимать новый урожай. Чем чаще куст ощипывали, тем сильнее он разрастался. Начиная с середины лета и весь первый осенний месяц тэя радовала крупными белыми цветами с ярко-красными серединками, которые издавали сладкий дух, настолько головокружительный, приятный и сильный, что можно было слегка охмелеть, надышавшись им. Сушёные цветки добавляли к листу, чтобы получить превосходный, пленительно пахнущий напиток, сладковатый сам по себе, без мёда. А вот снега вечнозелёная тэя совсем не боялась. У себя на родине она росла, не замерзая, круглый год и умудрялась давать небольшие урожаи листьев даже зимой. Отвар из зимней тэи имел особый, более терпкий вкус и насыщенный тёмный цвет.

Почувствовав усталость и зябкость — признак того, что она отдала работе очень много сил, — Берёзка присела наземь и закрыла глаза. Солнце светило сквозь сомкнутые веки, в голове стоял лёгкий комариный звон.

— Госпожа, ты утомилась? Идём, отведай чашечку отвара.

Опираясь на поданную ей руку навия-работника, Берёзка поднялась. Её слегка пошатывало, и они воспользовались проходом, чтобы очутиться около невысокой, но длинной постройки с черепичной крышей, в которой собранные листья обрабатывались. Сперва их вручную мяли и раскатывали между ладонями, чтобы они дали сок, после чего подвяливали, затем скручивали и сушили в потоках тёплого воздуха, который поступал по трубам из больших печей и нагнетался под давлением. Этот ветерок шевелил листья на широких противнях, и те превращались в бурое и сыпучее крупнозернистое вещество. После противни нагревали над огнём, и листья становились совсем тёмными, почти чёрными. В этом деле было множество тонкостей, без соблюдения которых напиток мог получиться отвратительным, а если всё делалось правильно, отвар выходил божественным.

— Жарковато у вас тут, как всегда, — усмехнулась Берёзка.

Навий улыбнулся. Кудесницу усадили снаружи, во дворе под тенью навеса, где её обдувал прохладный горный ветерок. Рядом поставили столик, на него — чистую чашку. Навий наполнил кипятком заварник — закопчённый с боков сосуд с носиком и ручкой, кинул туда щепоть тэи и несколько сушёных цветков. Сейчас тэя ещё не цвела, это был запас с прошлого года. Водрузив заварник на горячие угли в небольшой переносной жаровне, навий молвил:

— Изволь немного подождать, госпожа.

Можно было и просто заливать лист тэи кипятком и настаивать, но лучший напиток получался при непродолжительном и несильном кипении воды.

Пока Берёзка отдыхала, молодой навий стоял на ногах, почтительно и скромно держа руки за спиной. Это был пригожий собою парень, смуглолицый, с собольими бровями и большими светло-серыми глазами. Пышная грива его чёрных волос, заплетённых спереди в несколько тонких косиц с подвесками из недорогих самоцветов на кончиках, достигала пояса. Не всех работников Берёзка помнила по именам, но в лицо знала каждого.

— Напомни-ка, как тебя зовут? — спросила она.

— Рагдмор, госпожа, — поклонился тот.

— У тебя есть семья?

— Я прибыл сюда с матушкой, отцом, вторым мужем матушки и сестрицами, но они все вернулись домой, в Навь. А я предпочёл остаться.

— Отчего же?

— Мне в Яви нравится. Я люблю работать здесь. И люблю тэю.

— А сколько тебе лет?

— Двадцать один, госпожа.

При Заряславской библиотеке работало много женщин-навий, холостячек, тоже весьма недурной наружности. Если бы они оторвались от своих пыльных книг и из любопытства заглянули сюда, на производство листа тэи, они бы увидели, какой тут роскошный «цветник» из молодых, красивых парней. Берёзка улыбнулась своим мыслям.