И вот, судя по всему, Лару не зря разбудил Ноя. Где-то внутри, в закрытых слоях воспоминаний, наложенных на собственных персонажей, Меркурий наткнулся на нечто не то, что бы не вписывающееся в общую картинку, он открыл нечто, для чего эта картинка была изначально нарисована.
Потрясенный Ной, испытал непередаваемое возбуждение, каждый его мускул напрягся — впереди маячило неизведанное, что могло поразить его больше? Сколько себя помнил, он искал что-то изысканное, высокое, парящее над его собственными реализациями. Перебитое воображение как ни странно радовало его в миллиард раз больше, нежели очередная распланированная собственная версия.
Крошечная надежда. То, что порой просыпается внутри каждого. Единственность ситуации, и те сладкие чувства. Ной попытался вспомнить, но все давалось с трудом. А потом мысли облеклись в оболочку попеременно творящих друг друга нацеленных на дальнейшие действия комбинаций.
Но что-то, очнувшееся внутри, разбавило мыслительный процесс. И в какой-то момент Ной остановился. Не стоит стремглав падать в ловушку и рушить зародыш прекрасного обдумыванием.
Нет, существование Ноя всегда имело подоплеку и смысл, возможно, неопределенный, но что с того. Нельзя сказать будто посетившая догадка отрезвила или, может быть, вывела из бытия и обратила в сторону прекрасной волшебной сказки. Нет, Ной ощутил присутствие независимого разума. Внутри находилось именно нечто. И он не мог управлять, не мог заставить слушаться, не мог открыть до конца, не мог победить. Да Ной теперь в принципе никого не хотел победить.
Меркурий улыбнулся, посмотрел в окно, как много вокруг неисхоженных солнечных дворов. Спустя несколько минут он отправился в путь, в самую глубь. Он чувствовал, теперь они с Никандром будут действовать сообща. Так что встреча, как ни странно, но была предопределена. Необходимый компонент все-таки был в распоряжении Ники.
Утконос лежал недалеко от постели умирающего старца, совсем не похожего на того Никандра, которого знал Меркурий.
— Все твои игрушки постепенно придут в негодность, — улыбнулся он, — Чтобы открыть новое, просто необходимо избавиться от старого, — жалобно простонал старик.
— Что за чепуха, — послышался насмешливый голос позади Меркурия, — Чтобы что-то открыть, нужно старое применить!
Никандр нехотя откинул одеяло и снял маску.
— Извини, Меркьюри, меня повергло твое длительное отсутствие. Ты, кстати, знаешь, что нам постепенно будет отведена совсем другая роль?
— Предполагал. Тоже «кстати», сильно извиняюсь, но меня, пока вы не испарились или не притворили в жизнь еще какой-либо фокус, очень интересует: что именно вы тогда сказали в сцене убийства Боба Зу?
— Да, а я все-таки тебе не поверил, — Никандр провел пальцами вниз по бороде и улыбнулся Лару, — Ровным счетом, раз ты не услышал, значит на то была чья-то воля, сам знаешь. Лучше поведай нам о причинах твоей глухоты.
— Думаю, ты догадывался.
— Своими догадками я не стану отнимать у вас время.
— Меня, как бы сказать, то ли на уровне воспоминания, то ли взаправду. Разницы нет. Как бы сказать помягче, «отнесло» в тот домик, откуда меня забрал ты во время нашего первого знакомства с домашним животным.
— Судя по всему, вернуло выстрелом?
— Точно.
Никандр еще раз провел по бороде сверху вниз и посмотрел на Лару. Тот вновь и вновь потрясая Меркурия, улыбался, — Зовет тебя.
Очнулся он где-то в глухом и темном, явно не предвещавшем легкого исхода месте. Последнее время Меркурий разучился считать неотъемлемой частью происходящего нерешительность и долговременное обдумывание. Каждый шаг рассматривался исключительно как сопоставление сторон. Понимание победы действия над раздумьями было всегда, однако сейчас все складывалось слишком естественно.
Цель, преследуемая им уже на протяжении месяца, после потери контакта с Никандром представлялась все более и более недостижимой.
Смерть Лару каждый день давала о себе знать. Если раньше в разногласиях общий контакт и правильное решение неминуемо имело место быть, то сейчас, даже не смотря на полный контроль действий и ежедневные графики перед глазами, Меркурий не мог себе целиком отдать отчет по проводимым попыткам осуществить связь со своей первой частью.
Каждая мысль питалась от другой лишь новой информацией, которой в данный момент Меркурию катастрофически не хватало. Оружием было терпение, а лекарством — понимание неминуемого окончания предпринятого путешествия.
Глава XIII
Меркурий оказался наедине с утконосом, на животное не походившим ни внешне, ни на ощупь. Несмотря на казавшееся убийственным отсутствие жизни, выразительные глаза и согревающее тепло чрезвычайно спокойного тельца возвращались волной доверия.
Окружающий мир ничем не был примечателен и впустую плутать Меркурий не собирался. Утконос, будто прочитав его мысли открыл сонные глаза и посмотрел вглубь комнаты. Казалось, он в поисках завтрака.
Меркурий заинтересованно-молча проводил взгляд утконоса до края комнаты. Видимо это был кабинет Никандра — красочный зал, увитый неведанными прежде изгибами рисунков. Приближающееся деревце изгибами веточек напоминало застывшего в прыжке морского леопарда, снующего в сумерках, стараясь увлечь на дно свою законную добычу. Солнце уже зашло, необходимо скользить медленно, не причиняя вреда обитателям из-под камней. Меркурий поднял глаза на выключатель, свет потух, но не стоило и минуты тратить на пустое обдумывание своей нацеленности на включение. Впереди леопардовое дерево, самки будут начеку. Милые хвостики, нет покоя тому, кто не вцепится в них страшной хваткой. Порой он начинал чувствовать стихами. Прекрасное время! Только закончилась спячка и мягкие крылья, сопровождавшие его позади и спереди, творили непокорную речную живность стать темно-алеющим мягким завтраком. Голод тянул за собой и камни на дне небольшого пролива теснились от скачущих вокруг фиолетовых в ночном свете клыков.
После гнетущего животного спаривания в глубине леопардового ствола, он перебрался глубже к теплым корням и, опоясав их прощальным водным поцелуем, ринулся в покачивающуюся впереди простую суть темной воды.
Меркурий включил в комнате свет и осмотрелся, утконоса нигде не было. Упустить он его не мог, стало быть… Он повернулся и вновь направил сосредоточенный взгляд в угол комнаты, к которому так неравнодушно несколько мгновений назад отнесся его новый друг.
Падение каждый раз застигало Меркурия врасплох, сколько бы он ни предчувствовал его, основываясь на тренировках и в целом на обучении у Лару.
Что-то теплое мягким криком ударило в лицо, Меркурий даже улыбнулся от такого обращения. Впервые он встретил не холодное приветствие. Обычно лишь муторное течение вокруг непонятных тюбикоподобных красок, которые толком и не разглядишь. А сейчас — Меркурий читал старые трактаты. Порой Лару приносил что-нибудь жуткое, при том наполненное непонятным чувством. Возможности не отдаваться подобным проявлениям Меркурий не испытывал. Нет, течение красок было под стать предыдущему. Но та напряженная красота не шла в сравнение сильному крику настоящего. Меркурий плыл скрупулезно, глотая тяжёлые секунды свежего воздуха новыми стремлениями. Вода влекла его вглубь, смывая прежнее идеализированное состояние. Размышлять не о чем, как учил Лару, все равно, что, перебирая тысячи бестолковых идей, утыкаться с противниками нос к носу, стремясь позиционировать себя сложным умом с тысячами вывертов во все возможные стороны.
Вот и сейчас я сам утыкаю себя тяжелой грудой поступков прошлого, ставя себе же в противоположность. И мой нос, магически отразившись, становится напротив себя и давит внутрь, пытаясь запечатлеть ещё раз — себя же — настоящего для будущей тысячи вывертов во все возможные стороны, теплясь хоть какой-нибудь идеей уткнуться ещё раз, лишь бы не начинать новый спор.
— Ну ты и дикобраз, честное слово, — усмехнулся плывущий рядом Лару, — Тебе бы вылезти наружу, а то разум шалит с непривычки, давненько ты в чужую область не забирался.