В ту же минуту колеса все остановились, и раздался пушечный выстрел из небольшой пушки, помещавшейся на корме. Произошла катастрофа, которую столько раз предсказывали: кабель, который должен был соединить берега Атлантического океана, оборвался, когда еще не скрылся из виду берег Ирландии!
Матрос, который должен был следить за кабелем при выходе его из того места, где он шел по желобам к опускавшей его машине, на минуту зазевался, кабель сошел со своего хода, запутался в механизмах и оборвался…
Как только дали сигнал к тревоге, все шлюпки тотчас же были спущены на воду. Так как еще не достигли больших глубин и море оставалось пока спокойным, то через несколько часов удалось поправить дело. В тот же день десять километров, уже опущенных, были снова связаны с 3990 км, остававшимися на судне. Электрический ток снова был пущен через весь кабель, и он принес на телеграфную станцию в Ирландии известие о первой сцене великой драмы, которая начинала разыгрываться…»
«…Несколько дней все шло удачно. Газета „Таймс“ отмечала каждое утро число уложенных километров. Достигли уже больших глубин, и любители вычисляли уже с точностью ту минуту, когда Старый и Новый Свет соединятся при помощи телеграфа. Отчет за пятый день, приходившийся на 13 августа нов. ст., извещал, что пройдено уже с пункта отправления 500 миль. К несчастью, после этой торжественной депеши, внизу, на той же странице газеты, была телеграмма от более позднего часа, извещавшая, что, передав эту добрую весть, кабель перестал действовать!..
Тщетно электротехники в Валенцни пускали в дело огромную электрическую силу, которою они располагали: их запросы оставались без ответа, проволока перестала слушаться…
Несколько дней все оставалось в неизвестности, и только с возвращением „Ниагары“ узнали о катастрофе, которой не могли предусмотреть при самых тщательных предосторожностях и которая могла сломить самое испытанное мужество…
Несмотря на все остроумные вычисления лейтенанта Мори, юго-западные ветры подняли значительное волнение. Ветер и волны яростно били в левый борт судна, оно сильно накренялось, но не могло изменить направление, не испортив этим всего дела…
Работа производилась в это время как раз над какою-то водною вершиною, составлявшей часть подводных горных хребтов, которые, несмотря на тщательные измерения, остались незамеченными. За вершиной шла бездонная пропасть. Ниспадая в нее, кабель спускался с быстротой 6–7 узлов, между тем как „Ниагара“, вынужденная сдерживать стремление, сообщаемое ей ураганом, делала не более 3–4 узлов. Эта разница произвела страшное напряжение в кабеле, которое показывал динамометр и которое все увеличивалось по мере того, как кабель стремительно несся вниз. А ветер крепчал!..
На судне всех охватил невольный ужас, предвестник великих катастроф. Не умея дать себе отчет я естественных причинах, породивших эту тревожную стремительность, офицеры и электротехники совершенно не знали, что делать: им казалось, что их увлекает какое-то изумительное мощное подводное течение. Матросам представлялись страшные подводные чудовища, ухватившие канат, как рыба хватает лесу с приманкою…
Вдруг кабель оборвался… Это случилось как раз в тот момент, когда ветер, по-видимому, стал стихать. После страшных толчков и яростных порывов вперед судно сразу оправилось и пошло ровным ходом: экипаж понял, что случилась новая катастрофа. Все, даже больные, лежавшие в лазарете, бросились на палубу. Смятение было невыразимое…
Эти неудачи не ослабили энергии Фильда — главного инженера, руководившего всей прокладкой…
Было решено кабель подвергнуть долгим испытаниям… А самую прокладку начать с середины океана…
Лондонская и парижская пресса лишились возможности следить шаг за шагом за прокладкой. Зато вдвое сберегалось время…»
Рис. 81. Кабели 1857 и 1865 г.г.
«..Как только флотилия вышла на середину залива, тотчас же шлюпка с „Ниагары“ направилась к „Агамемнону“. Она тащила на себе конец кабеля. Конец подняли на английский фрегат, и за него принялись рабочие. Они обрезали наискось семь проволок, составлявших его, и соединили их с семью обрезанными таким же образом проволоками другого конца, остававшегося на „Агамемноне“; с помощью серебра сделали со всевозможною осторожностью семь спаек; убедились с помощью гальванометра, получавшего ток из батареи, помещенной на „Ниагаре“, что металл сохранил всю свою проводимость; затем тщательно склеили три последовательно налегавшие гуттаперчевые оболочки, служившие для изоляции; наконец, завернули шов в наружную оболочку и обвили все это железной предохранительной проволокой. Устроив все, суда разошлись, и машины начали понемногу разматывать свои катушки…
Кабель, к которому подвесили свинцовый груз, быстро коснулся поверхности воды и затем стал постепенно погружаться; суда стали расходиться все дальше и дальше; зритель видел только два спускавшиеся в воду конца, а меж тем невидимая цепь не прекращала передавать ток с одного судна на другое…
Потерявши друг друга из виду, суда скоро повернули оба назад и стали друг к другу приближаться; катки стали вращаться в обратную сторону, и притом крайне медленно, чтобы поднимаемые концы не испытывали слишком большого напряжения и не оборвались; по динамометрам следили за этим напряжением…
После нескольких часов непрерывного труда над водою показалось и то место кабеля, где он был спаян. К нижней поверхности свинцового груза, покрытого слоем сала, оказались вдавленными несколько песчинок, приставших с морского дна. Измерили глубину, и оказалось, что кабель опускался вглубь на 6 верст, испытав, таким образом, давление в 600 атмосфер, а между тем циркуляция тока не подверглась никаким изменениям…»
«29 июля 1858 г. „Ниагара“ и „Агамемнон“ в четвертый раз разъединились среди океана. Часов шесть прошло уже с начала работы, как вдруг увидели приближающегося к „Агамемнону“ огромного кита, который вздымал вокруг себя пену и направлялся прямо на кабель, как будто имея намерение сокрушить его. Невольно явилось предположение, что не одно ли из таких гигантских чудовищ, не этот ли самый кит оборвал кабель и 19 июни, ровно месяц тому назад. Все с напряженным вниманием следили за китом…
Но он скоро исчез из виду…
Все хорошо шло часа два, о ките стали уже забывать, как вдруг телеграфист, следивший за передачею сигналов по кабелю, заметил, что ток перестал действовать в той части кабеля, которая оставалась еще на палубе судна, хотя сигналы на „Ниагару“ передавались благополучно, и, значит, изоляция опущенной части не была нарушена. Стали разыскивать место порчи, и оказалось, что оно очень недалеко от края, спускавшегося в воду. По показаниям счетчика, измерявшего длину разматываемого кабеля и вращавшегося в эту минуту с отчаянною быстротою, можно было судить, что испорченное место погрузится в воду не более как через двадцать минут…
Положение было страшное…
В эти двадцать минут нужно было обрубить испорченную часть и спаять оба конца. Все гигантское предприятие висело на волоске…
Все надежды и труды должны были пропасть, если бы в эти двадцать минут у двух-трех мастеров не хватило самообладания, быстроты и ловкости, потребной для быстрой спайки концов. Но эти энергичные люди оказались достойными роли, которую им назначила судьба… Офицеры, матросы, механики, журналисты — все жадными глазами следили за их малейшими движениями; сотни глаз готовы были уловить малейшее колебание… Но по мере того как спаивали отдельные проволоки основной оси, накладывали гуттаперчевые оболочки, обвертывали цилиндр предохранительной кольчугой, страшный момент, когда явится неизбежная необходимость остановить катки, приближался. Напрасно замедляли разматывание, это довело напряжение каната до высшей меры, до 3 000 фунтов; запас кабеля истощался… Конец подходил уже к борту, когда мастера только еще начали заплетать железную проволоку, составлявшую кольчугу…