Но если позволить им создать здесь филиал, они будут провозить свое дерьмо прямо через нашу территорию, не говоря уже о разжигании войны за сферы влияния с «Тринадцатью Дьяволами», которые в настоящее время монополизировали весь этот бизнес. И наше согласие с переездом «Гринбеков» в Нью-Мексико приведет к расторжению нашего перемирия с «Тринадцатью Дьяволами».

Мы могли начать войну при любом раскладе, независимо от итогов голосования.

На протяжении многих лет из-за их давней дружбы, Пэппи и Смоук, президент и вице-президент «Гринбеков», уважали решение нашего президента Кэпа оставаться каждому на своей территории, если только мы не наносим дружественный визит. Но времена меняются. «Гринбеки» растут, плодятся и множатся как тараканы. И сейчас, поскольку Кэп отчасти выбыл из игры, чувствуется всеобщая обеспокоенность.

У нового президента «Предвестников Хаоса» будет огромное влияние, когда дело дойдет до того, чтобы решать, на чью сторону мы встанем. Без сомнения, «Гринбеки» захотят узнать, кто это будет и позволят ли им обосноваться в Нью-Мексико.

«Гринбеки» могут оказать давление и форсировать события. Но вряд ли они захотят начать войну со своими самыми сильными союзниками, а также людьми, которые отмывают их грязные деньги. Если только они не изменили свое решение. Кроме того, если какое-нибудь дерьмо все-таки пойдет на юг с их поставщиком Картелем Эскарра, они будут нуждаться в том, чтобы мы прикрыли их спины, поскольку не смогут воспользоваться своими ирландскими связями за пределами родины.

Насколько мне известно, наши жизненные ценности отличаются. Наши представления о будущем тоже. Мы не святые. Мы — неугомонные грешники с каплей совести. Но мы знаем, что важно. Наше братство, наши семьи и наша свобода. Проще некуда. Зачем все усложнять, разрешив «Гринбекам» нарушить наши границы?

Да и какой идиот захочет пригласить тараканов в свой дом? Позволить им приехать сюда — все равно, что сказать: «Ага. Валяйте. Приезжайте. Эй, и заодно, почему бы вам не свалить весь свой мусор на моем пороге».

Мне плевать, сколько зелени они нам подбрасывают; это не стоит гребаных мучений, которые они нам в итоге подкинут. И что, черт возьми, мне делать с кучей бабла? То же самое, что я делаю сейчас. Ничего. Но в любом случае я буду участвовать в голосовании и подчинюсь любому принятому клубом решению.

Я отбрасываю свои мысли в сторону, когда Дозер склоняется над моим столом. Практически впечатываясь в мою физиономию. Касается моих расчетов и отшвыривает их в сторону. Ублюдок. Мои глаза заволакивает красной пеленой, и нет, на этот раз не из-за волос девчонки. Мы смотрим друг другу в лицо, и я сжимаю кулаки.

— Она для Эджа. Вот почему Лил ее привела. Алистер уже осмотрел ее и назначил противозачаточные. Она чиста, к ней никогда никто не прикасался.

Никогда никто не прикасался.

Эти слова так и кружат в моем сознании. Мне требуется минута, чтобы понять их смысл. Только вот какой? Она — девственница?

Никем не тронута во всех смыслах этого слова?

Я снова устремляю свой взгляд на нее. Стараюсь отыскать истину в ее глазах, но Дозер продолжает говорить и загораживает ее от меня своим телом. Что-то во всем этом чертовски меня беспокоит.

Девственница.

Черт. Мой член набухает от одной только мысли, и я борюсь с этим.

Затем до моего сознания доходят другие сказанные им слова. Она будет готовить, убирать и зарабатывать здесь себе место. Подождите-ка… он только что сказал, что она для Эджа? Какого черта?

— Мы с Гусом присмотрим за ней. Тебе не придется о ней беспокоиться. А после вечеринки, если парни захотят сделать это официально, она сможет занять место Пташки.

Но я по-прежнему изо всех сил пытаюсь унять раздражение и сдержать своего внутреннего демона, который хочет набить ему морду.

Я пока не в состоянии сообразить, что к чему. И я пытаюсь понять, почему меня волнует, что она никогда не занималась сексом, и почему меня бесит, что, если Дозер добьется своего, через несколько дней она будет заниматься сексом с одним из моих братьев.

Трахнется с каждым братом в клубе, после того как станет клубной девчонкой.

Моя хватка на карандаше усиливается, он ломается и падает на пол.

Я встаю. Во мне пробуждается какое-то животное и берет власть над моими конечностями. Я близок к тому, чтобы натравить его на Дозера.

Господи… Что я творю?

Я внутренне встряхиваю себя.

Она не может остаться.

Кто знает, может, её послали «Гринбеки» или федералы, хотя за последние несколько лет мы проделали неплохую работу, чтобы исчезнуть с радаров ФБР. В любом случае, она — проблема, которая мне сейчас не нужна.

Дозер бросает взгляд за свое плечо и обращается к Гусу.

— Уведи её и предложи ей выпить или еще что-нибудь, пока мы не уладим все, ладно?

Гус выводит её из комнаты. Наши глаза встречаются. Мои с глазами девушки. У нее красивое лицо и чересчур потерянный взгляд. Её глаза взывают о помощи, которую я просто не могу дать. Не сейчас. Может быть, никогда.

Все, что у меня осталось, — это клуб. И мне очень жаль, но я не дам возможность еще одной сломленной девчонке разрушить то, что осталось от меня, и то, что имеет значение в моей жизни.

Я не произношу вслух те слова, которые эхом отдаются в моей душе.

Это место не для тебя, куколка. Я не стану тем дураком, который попытается тебя починить. Я уже по горло сыт склонными к суициду наркоманами. Возможно, если бы у меня до сих пор оставалось сердце, но оно давным-давно было вырвано из моей груди. Мы сломаны, ты и я, и никакая починка не исправит то, что восстановлению не подлежит.

Она — бродяжка и ищет дом.

Но это не дом, Куколка. Это не дом.

Глава 5

Когда что-то жизненно важное для нашего выживания находится под угрозой… мы всячески защищаем это и неистово оберегаем.

ЭМБЕР

Дозер и Мав все еще кричат друг на друга. Их низкие голоса — теперь, когда Ригор так любезно приглушил музыку, — эхом разносятся по зданию клуба и главной комнате.

Я сижу в баре. Одна. Потому что Гус увел Лили минуту назад. Она была так рассержена, что собиралась ворваться в кабинет Мава. Честно говоря, я удивлена ее взвинченным состоянием. Я не совсем уверена, то ли это потому, что комментарии Мава были унизительными для женщин в целом, то ли потому, что они были унизительны по отношению ко мне.

Подруга Лили, ну конечно. Очевидно же, что эта сука жила на улице. Рылась в мусорных баках. Этого мы хотим? Отбросы в нашем клубе? Она — влажная дырка, ничего больше. Она даже не тип Эджа. Слишком тощая. Слишком низкая. Обычная. Как гребаная тряпичная кукла, черт тебя подери. Ничего особенного. Мы можем найти для Эджа кого-то другого. Кого-то получше.

Я была не в состоянии съесть сэндвич и жареную картошку в присутствии сидящего передо мной Ригора. Я умираю от голода, но из-за обрушившегося на меня унижения мой желудок неумолимо сжимается, и я боюсь, что, если сейчас поем, пища во мне не задержится.

Байкеры и женщины, находящиеся в комнате, продолжают украдкой бросать на меня взгляды, хотя некоторые из них смотрят открыто. Я чувствую их настороженность. Некоторые женщины смотрят на меня как на мусор. Я чувствую себя изгоем.

К моим щекам приливает краска.

Я несколько раз порываюсь вскочить со своего стула и рвануть прямо к парадным дверям. Единственное, что удерживает меня на месте, — мысль о Дэвисе, и осознание того, что его патрульная машина припаркована прямо за забором, окружающим частные владения клуба, и его угрозы относительно того, что произойдет, если я попытаюсь сбежать.

Я заглядываю в зеркало за барной стойкой и вздрагиваю при виде своего отражения. Я убеждаюсь, что оскорбления Мава вполне обоснованы. Девушка, смотрящая на меня, — настоящая лахудра. Она не выглядит как Птичка или другие находящиеся здесь девушки. Я не красивая. Я бледная. Никакого макияжа на лице. Вьющиеся, растрепанные волосы. Может, когда-то я была особенной, но сейчас я такой не кажусь. Он прав. Я слишком тощая. Я не осознавала, как много веса потеряла. Мои щеки ввалились, а скулы выпирали. Темные круги, проступающие под глазами, придают мне такой вид, будто я не высыпалась несколько дней кряду. А ведь так оно и было. Возможно, я не совсем порченный товар, но другие комментарии задевают за живое, потому что они верны.