ЭМБЕР

Я резко просыпаюсь от испуга, когда под моей рукой что-то шевелится, а ещё что-то опускается поверх неё. Затаив дыхание, я открываю глаза и вижу возле своей кровати Мава. От него пахнет спиртным.

Я понимаю, что его рука лежит под моей, а его лоб прижал к тыльной стороне руки, и он стоит на коленях рядом с кроватью.

— Мав?

— Куколка. Что мне сделать?

— Что ты имеешь в виду?

Воспользовавшись кнопкой, я настраиваю кровать, чтобы сесть, поскольку пока ещё не могу сидеть самостоятельно.

— Как мне это исправить? Что сделать, чёрт возьми, чтобы это исправить? — нечленораздельно спрашивает он с едва заметным акцентом.

Я долго обдумываю его вопрос. Есть ли какой-то способ всё исправить? Мы не можем стереть то, что произошло. Не можем повернуть время вспять. Уорнер мёртв. Но воспоминания, наверно, никуда не денутся. Хотя со временем, надеюсь, кошмары пройдут.

— Я не думаю, что ты сможешь это исправить. Никто не сможет. Но, возможно, в один прекрасный день это не будет причинять такую боль, как сейчас.

Мав сжимает одеяло в кулаке.

— Ты говоришь, что не винишь меня, но как такое возможно? Я виноват. Я знал тебя как никто другой и не должен был в тебе сомневаться.

Я опускаю свободную руку ему на затылок, хотя этим движением сдвигаю повязку на животе. Его жёсткие волосы щекочут мне ладонь.

— Я могла бы попытаться объясниться. Но я этого не сделала, Мав.

Он трясёт головой из стороны в сторону.

— Нет. Ты была права. Тебе не стоило ничего объяснять.

Его рука движется по моему бедру и сжимает его.

— Я просто надеюсь, что однажды ты сможешь меня простить. Не сейчас, быть может, даже не завтра, но однажды.

Он поднимает голову, и у меня перехватывает дыхание. Я протягиваю руку, чтобы коснуться его лица, но потом отвожу её, боясь причинить ему боль. Похоже, ему на сегодня достаточно. Его лицо напоминает мне о том, как выглядела Сандаун, когда я увидела её в багажнике внедорожника. Избитое и опухшее.

— Что ты натворил?

Он проводит языком по рассечённой губе и шипит. Затем прикладывает к ней разбитые костяшки пальцев и пожимает плечами.

— Кто-то должен был заплатить. Я, Таз, не важно. Только не ты.

— Таз сотворил это с тобой?

Он встаёт, отводит прядь моих волос, наклоняется и целует меня в лоб.

— Нет, Дозер. После того, как я выбил дерьмо из Таза, Дозер был более чем счастлив сделать то же самое со мной.

Впервые после встречи с Уорнером я выхожу из себя. Поднимаю на него испепеляющий взгляд, который вызывает у него ухмылку. Только она быстро сходит с его лица, стоит ему чертыхнуться и снова коснуться тыльной стороной руки рассеченной губы.

— Чёрт, это больно. Почему ты так смотришь на меня? — уголок его губ ползет вниз.

— Никто больше не должен страдать. Ты меня понял? Все кончено.

— За исключением Дэвиса, когда я его найду.

Я стараюсь и дальше сверлить его взглядом, но, пожалуй, он прав.

— За исключением Дэвиса, — в конце концов, киваю я.

— Чёрт. Перестань меня смешить, — произносит он, снова расплываясь в улыбке.

Я улыбаюсь, а затем смеюсь, когда мой ответ доставляет ему ещё больше боли, а его речь выдаёт в нем истинного байкера.

Встретившись со мной взглядом, он со всей искренностью говорит:

— Приятно снова смотреть в твои глаза и видеть твою улыбку, — затем он обхватывает моё лицо ладонями и проводит большим пальцем по моей щеке. — Я скучал по тебе, Куколка. Больше никогда так не уходи, хорошо?

Я киваю.

Мав пытается подавить свою усмешку, отворачивается и направляется к дивану, который использовал в течение последних двух недель в качестве кровати.

— У меня всего один вопрос.

Он бросает подушку на одну сторону дивана и поворачивается, чтобы посмотреть на меня.

— Какой?

— Ты сказал, что недели не пройдёт как Лил отравит меня своей готовкой. Выходит, ты нанял медсестру и повара?

— Нет, только медсестру, — он берет одеяло, какое-то время просто держит его в руках, поворачивается и качает головой. — Я знаю, к чему ты клонишь. Ты и твой дерзкий рот.

Прикусив губу, я вскидываю бровь.

Он опять отворачивается и встряхивает одеяло над диваном, бубня себе что-то под нос, но что именно я не улавливаю.

— Что это было?

— Я посмотрел несколько кулинарных телешоу и купил пару книг.

Хотя сейчас чувствовать себя счастливой как-то неправильно, я не в силах сдержать смех и подавить любопытство.

— Книги? О чем?

Он снимает жилет, бережно складывает его пополам и кладет на кресло. Садится и начинает снимать сапоги. Пожав плечами, он отвечает:

— О готовке, детях и заботе об инвалиде.

— Ха. Ха. Ха. Очень смешно.

Он улыбается, а затем шипит:

— Чёрт. Ты остановишься или нет?

Он протяжно выдыхает, проводит руками по волосам, долгое время разглядывает меня, после чего ложится. Заводит руки за голову и смотрит в потолок, скрещивая ноги на подлокотнике дивана.

Я улыбаюсь и нажимаю кнопку, чтобы снова принять положение лёжа.

— Спокойной ночи, Мав.

Кажется, проходит вечность, прежде чем он произносит:

— Спокойной ночи, Куколка.

Это то, что он говорит каждую ночь на протяжении последних двух недель.

Я долго лежу без сна, думая о нем и слушая его дыхание, даже после того, как оно становится глубоким от сна. Впервые после случившегося, когда я закрываю глаза, мои мысли не наводняют жуткие образы, а моими снами не завладевают кошмары.

Глава 46

Некоторые люди становятся частью нашей жизни, потому что сам Господь Бог отвел им это место.

МАВЕРИК

В ожидании переезда ко мне Эмбер и Уилл я переместил свою кровать из хозяйской спальни в одну из гостевых, а в хозяйской поставил две новые регулируемые односпальные кровати рядом друг с другом. Эмбер и, скорее всего, Уилл будут проводить там много времени, лёжа в постели, поэтому я купил развлекательный центр, новый 42-дюймовый телевизор и все остальное, что пришло мне на ум, чтобы помочь им с комфортом проводить время.

По правде говоря, я не знал, как сблизиться с Уилл, чтобы узнать её получше. До сих пор она относилась ко мне так же, как Эмбер. Она посещала больницу почти каждый день, зная, что я был там. Но, кроме нескольких брошенных в мою сторону взглядов, она тоже игнорировала моё присутствие.

Бетани посоветовала мне не торопиться с ней и не давить на неё. Уилл уже вдоволь настрадалась, сейчас ей, как никогда, необходимо почувствовать себя в безопасности и обрести определенную стабильность. Также она сказала, что Уилл и Эмбер понадобится время, чтобы наверстать упущенное и залечить раны. Она предупредила меня, что Уилл не захочет спать одна в чужом доме, и в этом не будет ничего странного.

В течение последующих нескольких месяцев я откладывал в памяти всё, что она говорила.

Первый месяц нашего совместного проживания стал настоящим испытанием, указывающим на то, сможем ли Эмбер, Уилл и я ужиться в одном доме и надолго ли нас хватит.

Если вдаваться в детали, я определенно не понимал на что подписался, а вот Эмбер, по-моему, понимала, что ей придётся зависеть от меня. Уилл в свою очередь просто цеплялась за человека, которому больше всего доверяла, и брала пример с Эмбер.

Для всех нас это был потрясающий опыт, хотя, с другой стороны, он походил на какой-то научный эксперимент.

У нас было несколько пожаров и свиданий с пожарными по моей вине, два потопа и сломанный Bluray по вине Уилл, и парочка нервных срывов Эмбер из-за невозможности покинуть кровать. Она дважды вредила себе, думая, что сможет легко передвигаться по дому и мыться без чьей-либо помощи.

Что касается полученных мною познаний, я многое открыл для себя за первые четыре недели. Я узнал о Спанч Бобе и Фантазерах. Я узнал о времени принятия ванн и о том, что на второй книге Уилл обычно засыпала. Я также узнал, что пятилетних детей нужно занимать чем-нибудь каждый час после пробуждения, а, когда вы обещаете им что-то сделать, они не отстанут от вас, пока вы не исполните обещание. Я узнал, какую музыку они обе любят; музыку, от которой иногда уши вянут. Я узнал, что основная часть моего лексикона удостаивалась негодующего взгляда Эмбер, который всегда меня заводил, поэтому я нарочно вставлял в свою речь то тут, то там возмущавшие её словечки. Я узнал, что бардак и жизнь в хаосе сводили Эмбер с ума, а еще она ненавидела свою беспомощность. Я узнал, что единственным лекарством от кошмаров был тот, с кем обычно ты чувствуешь себя в безопасности, для Уилл это была Эмбер, а для Эмбер — я. Мне стало известно, что у них обеих были определенные капризы, столкновения с которыми в дальнейшем я старался избегать. Я узнал, что Эмбер ненавидит тунца и соленые огурцы, а Уилл ненавидит около восьмидесяти процентов овощей, что, как я полагаю, характерно для детей её возраста, к тому же она терпеть не может спагетти. У неё даже есть песня, которую она поёт о том, как она ненавидит «пахетти» и не собирается их есть.