— Пойми, маг! — хмурился Сатана, видя, что человечек совсем не раздавлен тем, что он показал ему. — Договор нарушен здесь, на земле! Если мы не накажем преступника — ваш мир погибнет. Смотри — ваша земля становится такой, такой она и была тринадцать веков назад. Она стоит лишь на моих словах. И вся она — есть ложь. А та правда, что у вас осталась — она наша, адская. Туда вы и упадёте. В Ад. На корм моему народу. И они съедят вас всех. Мои дети — жадны, они не умеют длить голод.

— Признайся маг! — выли черти.

— Признайся, — гнусили магистры со своей скамьи.

«Да если б я знал, кто её вызвал, эту дуру Алекто! — злился Фабиус. — Борн всё время покрывал кого-то, но кого? Ясно, что не себя… Да где он, в конце концов?»

— Сначала я хочу увидеть здесь твоего демона Борна! — выкрикнул магистр.

Сатана потемнел, и языки пламени вновь побежали по его лицу и телу.

— Зачем он тебе? — нахмурился Изменчивый. — Он мне не интересен! Он никогда не делает того, что я жду от него!

— Этого хочу я! — Фабиус зримо нарисовал в уме образ инкуба. — Пусть он предстанет здесь!

Сатана зарычал.

Но воздух заволновался, вспучился, и из него соткалась фигура инкуба.

Однако… каков он был!

Весь серый, в сукровице. Его уже почти не сияющее естество истекало сквозь поры и застывало на теле грязными потёками.

Сатана просто вызверился, увидев изгоя.

— Ты не мог выжить в пустоте Междумирья! Ты — мелкий никчёмный…!

— Борн! — радостно воскликнул Фабиус, помогая инкубу дышать: рисуя его в воображении своём сильным и крепким!

— Борн! — испуганно залаяли бесы.

Инкуб озирался, моргая и кривя губы. Он попытался улыбнуться Фабиусу, но узрел Алекто на коленях у Сатаны и покачнулся. Кошка в ответ вздыбила шерсть.

— Да, — покривился инкуб, с трудом ворочая языком. — Это я. Не самый любимый твой сын. И я давно хотел спросить тебя, отец. За что? За что ты проклял меня?

Сатана усмехнулся, разглядывая инкуба, и, словно бы, наслаждаясь его страданиями.

— Ну что ж… — усмехнулся он. — Ты всё равно погибнешь. Узнай же.

Бесы и черти обратились в слух. В Аду ходило множество баек, за что Сатана низверг Борна в холодный Верхний Ад.

— Ты преступил мою волю, Изгой. Ты… разочаровал меня!

Изменчивый встал и, в раздражении, сбросил с колен кошку.

— Я возлагал на тебя большие надежды! Надеялся, что ты, славный древним родом бунтарей, попытаешься восстать против моей власти! Я ждал долго! Но сотни лет сменяли другие сотни, а ты возился с камнями и железяками! Я кинул тебя в верхний Ад, но ты и там не стал бунтовать, чем навлёк на себя новую опалу! Ты обманул меня! Ты был наделён волею и способностью к бунту! Чего же ты ждал?

— Мне не за что было бороться, отец, — печально улыбнулся инкуб — Меня не радует власть над глупцами.

Похоже, слова Борна пришлись Сатане не по вкусу. Он вспух от гнева, и языки чёрного пламени охватили его всего.

— ДА КАК ТЫ СМЕЕШЬ! — взревел он так, что земля и небо едва не перемешались.

— А что я особенного посмел? — удивился Борн. — Сказать, что созданные тобой дети глупее самого глупого человечка? — инкуб рассмеялся окровавленными губами. — Так я скажу и худшее: они лишены воли менять и изменяться. Ты, великий Изменчивый, породил толпу тупых безвольных уродов!

Фабиус с ужасом видел, что Сатана похож уже на единый комок пламени. Жар от него исходил такой, что маг едва терпел его.

Однако Изменчивый почему-то не спорил с Борном. А тот продолжал с усмешкой:

— Воля — это то, чего тебе не воссоздать в полной мере. Она случайна в твоих творениях. Даже в тебе, отец, есть всего лишь жадная воля иметь. Да, я не оправдал твоих надежд, потому что воля во мне иная, не та, подобная тебе, которую ты мечтал видеть в нас. Я понял это во мраке, который готов был пожрать меня. Во мне есть воля не желать, но жить! Любить доброе и злое, чистое и грязное, отвратительное, глупое, но живое!

И тогда Фабиус понял наконец, кто призвал в мир людей Алекто. Понял, кого покрывал Борн и о ком так и не донесла Сатане кошка.

Магистр долгие дни был глупее ребёнка, но мозаика сложилась. И он сказал, стараясь, чтобы голос его звучал громко и уверенно:

— Эй, Сатана!

Даже ветер, бушующий где-то у края горизонта, затих. Сатана обернулся к магу.

— Мне пора признаться тебе! — Фабиус хотел умерить голос, но не кричать ему было трудно, так жгло его изнутри новое знание. — Ты искал похитителя Алекто? Знай — это я… — он помедлил и пояснил, боясь, что его неправильно поймут. — Я, магистр Фабиус Ренгский, вызвал Алекто дабы вступить с ней в магический брак и жить вечно! Я хотел править миром, как ты. Но я осознал твоё грозное величие, Сатана. Я раскаиваюсь и покоряюсь тебе!

Маги неразборчиво залопотали на своей скамейке. Черти радостно завыли. Они ждали, что Сатана растерзает сейчас глупого мага, отомстит ему за Анчутуса! И всё пойдёт по-прежнему.

— Можешь забрать меня в Ад, — Фабиус склонил голову, изображая покорность. — Но скажи сначала, кто же настоящий отец людей?

Сатана, не ожидавший от человека речи, достойной демона, растерянно хмыкнул:

— Твой мир — был мир живой, смертный. Его силы — были силами стихий. Значит, твой мир был договором со стихиями. Может, стихии и породили людей, а может, кто-то шёл мимо, и в следах его проросло семя сорной травы. Важно ли это, если люди, выпустив страшные силы из мельчайшего, уничтожили свой мир? Твердь рухнула. Я успел удержать лишь мир слов. Магический мир. В вашем прежнем тяжёлом мире и магии-то почти не могло проявиться, он был слишком плотен для неё.

Изменчивый потёр ладонью о ладонь, сияние его умерилось. Похоже, он был удовлетворён признанием мага.

— Ну что ж, — сказал он. — Ты развлёк меня, человечек. Не так, как я ожидал, но развлёк. За это я даю тебе ещё пару минут. Прощайся. Ты пойдёшь со мной.

— Но постой… — пробормотал Фабиус, оглядываясь и не видя никаких перемен. — Ведь нужно сначала восстановить Договор? Как же то, что вокруг? Где горы, поля? Реки? Земля не должна остаться такой… Такой страшной. Люди здесь жить не смогут!

Сатана расхохотался.

— Нарушить договор мира слов невозможно, но можно разорвать его, отринуть весь, ведь он и есть ложь. Ты опять изменил свой мир, глупец. Договор отяжелел от ошибок. Его больше не существует. Плодитесь же и размножайтесь теперь, как сумеете! На том, что осталось от вашего прежнего мира! Зато я получу много приятных часов, наблюдая за вашей агонией!

Фабиус в последний раз обвёл глазами берег: обугленная чёрная земля, разломы, чёрное небо…

— А это?.. Всё так и останется?

— Так будет ещё веселей! — осклабился Сатана.

Фабиус внутренне дрогнул.

— Но я… — пробормотал он в ужасе. — Я… обманул тебя…

— Великолепно! — Сатана расцвёл языками радужного пламени. — С точки зрения моего мира — это большое достижение! Вот этот хлам, — он указал на Анчутуса, скорчившегося на земле. — Не способен даже обмануть своего отца! Презренный комок слюны и крови! Никчёмное создание!

Анчутус от презрения Сатаны задымился и рассыпался пеплом.

Тиллит уставилась на Борна, прикидывая, ей-то что делать? Инкуб вроде бы уцелел? Но бунтовать и становиться владыкой мира он почему-то не хочет… А как же она?

Сатана обещал ей, что человечек струсит и обвинит Борна, а Борн взбунтуется! Как же так? А ей? А она?!

Сатана сделал текучий шаг, маня за собою Фабиуса.

— Стой! — прошептал инкуб.

Сатана неспешно обернулся, и вдруг пламя его угасло, и он закричал, что-то прочтя на лице инкуба:

— Молчи!

— Я вижу ветер и говорю с ним, — произнёс Борн.

Чёрный ветер изогнулся и тряпкой лёг к его ногам.

— Не делай этого! Ты же мой сын! — Сатана полыхнул языками пламени, но они снова опали, и он остался стоять пародией на демона, на своё неудачливое дитя.

— Я — изгой, — сказал Борн. — Ты изгнал меня, и я принял изгнание.

Он нагнулся и поднял с земли камень: