- Повторяю: я из детского дома сбежала. И возвращаться туда не собираюсь, - уже с большей серьезностью произнесла я.

- Ты, что дура?! - автомобиль резко вильнул влево.

- Просто я там больше не могла находиться, - оправдывалась я. - Ты просто не понимаешь, как там плохо.

- Тебе надо было потерпеть всего месяц, - начинал сердиться Ромка. - Неужели так сложно было немного потерпеть?

- Потерпеть?! - закричала я, не в силах больше сдерживаться. - Да, ты знаешь, каково там?! Эта девчонка, она... она меня избила! И порвала фотографию моих родителей на мелкие кусочки! Слышишь, порвала! - слезы полились сами собой.

- Пожалуйся воспитателям или директору, - пожал плечами парень, видимо не наблюдая, в моих словах особой трагедии.

"О,да! Здравствуй, любимый эгоист Роман Владиславович,"- шутливо поклонилось ему мое второе "Я".

"И как ты любила?" - обратилась оно уже ко мне.

Я не стала спорить с собой, что до сих пор его люблю, так как в данный момент я его ненавидела. С ним я тоже спорить не стала, по опыту знаю: это все равно, что пинать бетонный столб. А так может успокоится и сменит гнев на милость, во всяком случае, так всегда было, когда мы раньше ссорились. Я отвернулась к окну, провожая взглядом витрины магазинов и проезжающие мимо машины. В автомобиле повисла тягостная тишина.

- Куда мы едем? - спросила я через десять минут, когда заметила вдалеке подозрительно знакомое здание.

- Обратно. В детский дом, - как само собой разумеющееся ответил Ромка.

- Как?! Нет! - закричала я, замолотив кулачками по его плечу. - Не надо!

- Слушай, мне некогда играть в твои шпионские игры, - совсем разозлился парень. - Переживешь пару недель, пока родители будут опекунства оформлять. Если они, конечно, не передумают после твоих закидонов.

От его последних слов стало больно. Глаза защипали слезы.

"Ну, и черт с тобой! Ну, и катитесь вы все!" - я пулей вылетела из автомобиля, как только тот остановился. Не обращая внимание на удивленные взгляды охранников, и детворы, бегающей на улице.

- Вот и наша пропажа, - встретила меня у дверей Людмила Кирилловна. - А мы тут собирались уже в полицию звонить, - женщина натянула на лицо самую доброжелательную улыбку, но глаза оставались холодными, и от этого стало страшно.

- Спасибо Вам, молодой человек, - продолжала она тем же вежливым тоном, обращаясь к Ромке, который вслед за мной вылез из машины.

Тот заважничал, словно только что спас старушку и ее десять кошек из пожара. Он быстро чмокнул меня в щеку:

- Ну, пока, котенок, скоро заеду, не скучай, - сказал парень тоном с каким родители отправляют ребенка в лагерь.

- Предатель, - прошипела я, брезгливо вытирая щеку.

Ромка сел обратно в машину. Я не стала ждать, когда он уедет, а хотела зайти в здание, когда меня очень ощутимо схватила под локоть соцработник.

- Что вы делаете? Мне больно! - возмутилась я, и хотела вырвать руку, но не тут то было.

- Что удумала, сучка, - прошипела женщина прямо мне на ухо. - Ты своими побегами нам всю статистику по району портишь.

Лицо женщины исказилось и превратилось в страшную маску, она тащила меня по коридорам приюта. Я еле поспевала за ней

- Куда мы идем? - спросила я, почти задыхаясь.

- В изолятор, - ответила Людмила Кирилловна, открывая передо мной дверь с небольшим окошком посередине.

Сама комната представляла собой маленькое помещение с уродливым грязно-зеленым цветом на стенах, небольшим окошком под самым потолком и тусклой лампочкой посреди потолка. Ни дать, ни взять камера в какой-нибудь тюрьме строгого режима. Из мебели в комнате была только кровать, правда, застеленная и тумбочка.

- Посидишь тут два дня, в следующий раз подумаешь перед тем, как сбегать, - сказала женщина буквально вталкивая меня туда.

Скрежет закрывающейся двери, и щелчок замка ударил по ушам. Я подбежала и стала молотить по двери:

- Вы не имеете права! Выпустите меня отсюда!

Не знаю, сколько я так стучала, руки уже начали болеть, голос охрип, но снаружи никто не отзывался. Я опустилась на пол и заплакала. Я никогда не была плаксой, наоборот, чтобы довести меня до слез, нужно было найти очень вескую причину. Сейчас меня окружают одни эти причины. Словно весь мир сговорился против меня. Люди, которых я считала своими друзьями, любимыми, предают, а те, кто не внушал никакого доверия, а скорей наоборот, помогают. Вот и пойми, кто есть кто в этом мире. Я устало вздохнула: прошло, наверное, уже полдня, захотелось есть, желудок сжался и болел. Снова забарабанив в дверь теперь и ногами, я добилась, чтобы мне ответили. За дверью послышался знакомый голос:

- Что расшумелась, детка? - издевательский спросила "атаманша". - Не нравится в одиночке сидеть? По мне соскучилась?

- Да пошла ты! - огрызнулась я на нее.

- Ух, ты, какие мы грозные, - рассмеялась девчонка из-за двери. - Ты лучше сбегать нормально научись и не шуми, когда поймали, а то тебя здесь неделю продержат.

От мысли, что я могу пробыть тут неделю, мне стало плохо. Я умерила пыл и спросила:

- А поесть мне когда принесут?

- Поесть?! Ты, что шутишь, "домашняя девочка"? У нас наказанным в изоляторе ужин не положен, завтра поешь.

Они еще меня и голодом морить будут?! Сначала я подумала, что Лариска шутит, но когда мне действительно не принесли ужин, поняла: никаких шуток. Тоже мне работники по охране детей, от них самих детей охранять надо. От нечего делать я легла на кровать. Есть хотелось, сон не шел. Разглядывая узоры на потолке,появляющиеся от света фонарей, попадающих через окошко, я вспоминала прошлое. Подумать только, когда-то моей самой большой проблемой было отсутствие новых туфель или четверка по контрольной. А еще когда родители запрещали мне пойти на вечеринку. Как я хотела опять вернутся к той жизни, выплыть из этого затяжного кошмара. Вот сейчас закрою глаза, а когда открою, все будет по-прежнему: мама, папа, моя комната, Иринка, забегающая по утрам за мной, чтобы вместе пойти в школу, добряк Юрка и даже эгоист Ромка пусть будет. Стараясь больше не открывать глаз, чтобы не разрушить эту по-детски наивную мечту и окончательно не разрыдаться, я уснула.

Когда я их открыла, ничего не изменилось, я не "проснулась". Я бы даже, наверное, разрыдалась от обиды на жизнь и жалости к себе, если бы не звук, который меня разбудил - скрежет открывающейся двери. Что, неужели уже прошло два дня? Да нет, глупости, а может, мне принесли завтрак? При мысли о еде мой желудок довольно заурчал, пусть даже этой едой была столовская каша, больше похожая на чьи-то сопли. Еще не до конца проснувшись, я села на кровать.

- Самойлова, на выход, - пробурчала одна из тех, кого я называю "сторожевыми собаками".

Я быстро вскочила, спала я не раздеваясь, так что просто всунула ноги в кроссовки и подхватила сумку. Не мешало еще умыться и причесаться, но кого это волнует.

- Идем, - проворчала необъятных объемов женщина с пучком сальных волос на голове и, как танк, двинулась по коридору. Мы вошли в кабинет директора детского дома, до этого я была там всего один раз в день прибытия.

Директором этой "тюрьмы" был лысый, толстый мужчина с маленькими хитрыми глазками, взгляд которых все время бегал из стороны в сторону, своими габаритами больше походил на хряка, но ассоциировалась с ним у меня крыса, старая, жадная крыса. И еще от него постоянно пахло касторкой.

- Самойлова Камилла Сергеевна, - проворчал старик, как только дверь за "танком" закрылась. - Ну, и доставили вы нам хлопот, а вроде девочка из хорошей семьи.

Я не собиралась оправдываться перед этим идиотом, лишь гордо подняла подбородок.

- Но, несмотря на некие трудности, - продолжал директор, не замечая мой позы, - мы нашли вам опекуна.

"Опекуна?! Так быстро?" - удивилась я.

- Знакомьтесь, - указал рукой куда-то за мою спину старик.