— Из-за милосердия?

— Я могла их убить.

— Тебе приходится идти на подобные риски. Оглянись: на дворе война. Без твоей помощи они бы упали. Но с твоей помощью они благополучно сели.

Квини умолкла на мгновение, после чего спросила:

— Как у тебя это получается?

— Что?

— Ориентироваться в воздухе?

— Я пилот, — сказала Мэдди, знаете, будто между прочим, будто она не гордилась этим, но и не оправдывалась, просто — я пилот.

Квини была возмущена.

— Ты же говорила, что у тебя нет никаких навыков, врушка!

— У меня и нет. Я гражданский пилот. Уже год не летала. И ранга инструктора у меня нет. Я много летала, вероятно, больше любого из наших пилотов Спитфайров. Даже ночью летала. Но все это бесполезно. Когда они расширят отдел Вспомогательного Воздушного транспорта, я попробую перейти к ним — если меня, конечно, отпустят ЖВВС. Но придется пройти курс обучения. В данный момент у них нет тренировок для женщин.

Квини, видимо, пришлось долго переваривать полученную информацию — Мэдди Бродэтт, с ее простецким южно-манчестерским акцентом и вдумчивым подходом к решению проблем, была пилотом — с опытом богаче, чем у большинства молодых членов эскадрильи Майдсенда КВС, которые денно и нощно лицом к лицу встречались с огнем и смертью в борьбе с Люфтваффе.

— Больно ты притихла, — заметила Мэдди.

— Ich habe einen Platten, — сказала Квини.

— Говори по-английски, псих!

Квини остановилась и спрыгнула с велосипеда.

— У меня колесо спустило.

Мэдди тяжело вздохнула. Она оставила свой велосипед у обочины и присела прямо посреди лужи, чтобы посмотреть. Шина на переднем колесе была полностью спущена. По-видимому, прокол произошел пару секунд назад — Мэдди все еще слышала, как из внутренней камеры с шипением выходит воздух.

— Нам лучше вернуться назад, — сказала она. — Если продолжим, пешком будет далеко возвращаться. А у меня нет с собой инструментов.

— О, род неверный³⁰, — воскликнула Квини, указывая на фермерскую тропу в двадцати ярдах. — В мой план входит выпросить здесь еду, прежде чем я встречусь со своим сообщником. — Она сознательно принюхалась, повернувшись навстречу ветру. — Менее чем в ста ярдах отсюда стоит фермерский дом, а в нем — мясное рагу и фруктовый пирог... — Она взяла велосипед за руль и оживленно покатила по тропинке. Девушки из Земледельческой Армии³¹ рыхлили землю на капустном поле — очень не вовремя, учитывая дождь. На ногах у них была мешковина с завязками и плащ-палатки с дырками посередине, переделанные под дождевики. Мэдди и псевдонацистская шпионка в своих мужских шинелях КВС по сравнению с ними выглядели довольно неплохо.

Когда они приблизились, разразился лай. Мэдди с тревогой оглянулась.

— Не бойся, это всего лишь шум. Они привязаны, иначе мешали бы девушкам. Там есть приглашение?

— Какое приглашение?

— Кувшин с рябиной на окне — если его там нет, значит, нас не ждут.

Мэдди разразилась хохотом.

— Ты сумасшедшая!

— Так он там есть? — Мэдди была выше, чем ее спутница. Она встала на цыпочки, чтобы взглянуть через стену, и у нее отвисла челюсть.

— Есть, — ответила она и повернулась, чтобы посмотреть на Квини. — Как ты..?

Квини прислонила велосипед к стене, выглядя очень самодовольно.

— За садовой стеной видно деревья. Но с них только что собрали урожай. Очень тщательно и так по-женски, но ей пришлось выкопать герань, чтобы посадить картофель для нужд армии. Но если у нее было бы что-то миленькое, чтобы украсить кухню, что-то вроде свежесрезанной рябины, она с радостью сделала бы это, и... — Квини собрала волосы под пластиковую дождевую шляпку. — И именно такого рода человек не откажется нас покормить.

Она позволила себе смело двинуться ко входу на незнакомую ферму.

— Ах, не хотелось бы беспокоить вас, миссис... — ее благовоспитанный акцент образованного человека внезапно превратился в неподражаемое шотландское ворчание. — Мы из Майдсенда КВС, проезжали мимо, но у нас сломался велосипед. И мы подумали...

— О, дорогуши, конечно-конечно! — заворковала жена фермера. — Мы тут вместе с несколькими девушками из Земледельческой Армии и, уверена, хоть у кого-то из нас найдутся инструменты для ремонта. Мейвис и Грейс сейчас в поле, но если вы немного подождете, я проверю сарай... Ох, и Бога ради, пойдите сперва согрейтесь!

Квини, словно по мановению волшебной палочки, достала из кармана своей шинели жестянку. Мэдди вдруг поняла, что этот безмерный запас сигарет тщательно копили, поняла, что она никогда не видела, как Квини курит; она частенько использовала сигареты в качестве подарка или платы в обмен на советы, фишки для покера или, как сейчас, за обед и инструменты для ремонта колеса.

Только раз, вспоминала Мэдди, она видела, как Квини курит — только раз, когда ждала допроса немецкого пилота.

Квини протянула сигареты.

— О, нет-нет, это слишком!

— Возьмите, поделитесь со своими девчушками. Это благодарность. Только позвольте нам воспользоваться вашей плитой, чтоб разогреть бобы.

Жена фермера весело рассмеялась.

— Они что, отправляют офицеров ЖВВС в дорогу, словно цыган, заставляя менять кипяток на сигареты? С ужина остался пастуший пирог и яблочная запеканка, идите поешьте! А я пока поищу инструменты...

Вскоре их желудки были полны горячей, вкусной еды, какой они не ели даже в Майдсенде последние месяца три, вроде пирогов со свежей сметаной. Единственным неудобством было то, что им пришлось есть стоя, так как в кухне постоянно творился ураган — стулья убрали, чтобы они не загромождали проход для рабочих, девушек из Земледельческой Армии и собак (всех детей эвакуировали из округи, подальше от фронта).

— Ты задолжала мне еще четыре страха, — сказала Квини. Мэдди задумалась. Задумалась о тех страхах, в которых призналась Квини — привидениях, темноте, порке за баловство и школьного дежурного. В большинстве своем они были детскими, с ними легко было бороться — смеяться над ними или игнорировать.

— Собак, — отрывисто сказала она, вспоминая бродячих псов, встретившихся им по пути. — И нарушить правила ношения униформы — мои волосы слишком длинные, и пальто сменить не разрешают, а оно огромное. И южан, смеющихся над моим акцентом.

— Ох, и правда, — согласилась Квини. Лично она, образованная девушка из высшего общества, никогда не сталкивалась с подобной проблемой, но, будучи шотландкой, всегда симпатизировала мягкому южному английскому. — Остался один страх, ты уж постарайся.

Мэдди заглянула в глубину своей души. Она ответила честно, замешкавшись только из-за простоты и откровенности признания:

— Подвести людей.

Подруга не закатила глаза и не рассмеялась. Она слушала, кивая и поливая теплой сметаной печеные яблоки, и ни разу не посмотрела на Мэдди.

— Не выполнить свою работу, — добавила Мэдди. — Не оправдать ожиданий.

— Вроде моей боязни убить кого-то, — сказала Квини, — только не так конкретно.

— Убийство тоже можно сюда включить, — пояснила Мэдди.

— Можно, — ответила Квини, на этот раз серьезно. — Если ты не делаешь им одолжение, убивая. Если иначе ты заставляешь их страдать. Если не можешь справиться с собой. У моего двоюродного дедушки был ужасный рак горла, его дважды возили в Америку, чтобы удалить опухоли, но они возвращались снова и снова, поэтому он попросил жену убить его, и она согласилась. Ее ни за что не судили — веришь или нет, все списали на несчастный случай, но она была сестрой моей бабушки, и мы знаем правду.

— Какой ужас! — с чувством сказала Мэдди.

— И правда ужас, особенно для нее. Но если ты не сумеешь заставить себя это сделать, то придется всю жизнь жить с таким эгоизмом. До чертиков боюсь подобного.

Вернулась жена фермера, с заплаткой и ведром воды, чтоб можно было найти прокол, и Мэдди, быстро воздев стены вокруг своей яркой и уязвимой души, принялась ремонтировать шину. Квини осталась на кухне, задумчиво выскребая жестяной ложкой остатки теплой сметаны.